Страница 14 из 27
На стойке лежало письмо президента клуба Пайкрофта, адресованное Уириттеру с пометкой „конфиденциально“. Однако, оно хранило секрет полишинеля. Эрвин Бреретон, владелец Западных Стекольных Заводов, был готов приобрести сто акров гольф-поля, ибо оно находилось на залежах песка, необходимого для производства стекла. Оставалось еще восемьдесят акров. Изменив маршрут, можно было сделать поле относительно сносным, хотя и очень тесным.
На обороте старого банкетного меню, относившегося к временам славы, Уириттер набросал черновик ответа, с иронией предлагая на оставшихся тридцати акрах создать поле для мини-гольфа… Потом отказался писать ответ, продиктованный чувством низкой мести…
Внезапный порыв ветра сотряс оконные рамы с такой силой, что Уириттер поспешил закрыть ставни. И в этот момент он заметил вдалеке, около песчаного холма, закрывавшего подход к последней лунке, фигуру человека, согнувшегося под проливным дождем. В этом не было ничего необычного, ибо поле было пустынным и таковым останется навсегда.
Однако, секретарь всегда запрещал посторонним доступ на поле, даже если это были бродячие собаки. Он схватил бинокль и навел его на смутный силуэт. Но опоздал, ибо тот скрылся за холмом; однако, Уириттер успел различить, что это была женщина в широком плаще.
— Собирательница, — усмехнулся он. — Бедняге придется помучаться!
Вокруг поля бродили бывшие кэдди или их жены в поисках потерянных мячиков, которыми они приторговывали.
Секретарь хотел налить себе стаканчик спиртного, но бутылки были пусты.
— Даже не умрешь красиво, — горько вздохнул он. — Придется обойти владения, которые вскоре перестанут быть таковыми…
Он зашел в раздевалку и улыбнулся: если поле превратилось в джунгли, бар — в готовое для продажи бистро, то раздевалка стояла, как-великая пирамида. Уириттер узнал висящую на ржавом крюке шляпу мистера Банфа, умершего двадцать лет назад, а в широко открытом шкафчике заметил жилет из зеленоватой кожи, покрытый плесенью, как кора старой ивы.
Он несколько минут пытался расшифровать пожелтевшую визитную карточку, прикнопленную к одному из шкафчиков, и наконец прочел: „Джордж П. Суэндон“.
Суэндон, обладатель Кубка Торп-Холла в… Уириттеру пришлось напрячь память, чтобы вспомнить. Ему тогда было двадцать четыре года, и его только что назначили секретарем знаменитых „Белых Орлов“. Суэндон умер два года спустя, по-глупому свалившись с лошади. Подсчитать было легко. Теперь ему стукнуло бы пятьдесят!
— Зайдем к дамам, — пробормотал Уириттер.
Войдя в узкую кишку, служившую женской раздевалкой, он принюхался к застоявшемуся резкому и неприятному запаху.
— Фрюлингсдуфт…
Мисс Хип привезла эту ужасную туалетную воду из Германии, и мисс Хип была последней, кто приходил тренироваться сюда, на поле Орлов, а было это несколько месяцев назад…
Облупившееся зеркало, криво висящее на перегородке, отразило искаженное лицо. В умывальнике, в остатках мыла, высыхал несчастный мотылек. И снова Уириттер улыбнулся — в гипсе была шпилькой процарапана надпись:
„Марта Пабл — грязная тварь“.
— Еще какая!
Секретарь выкрикнул это громким голосом, словно хотел взять в свидетели облупившееся зеркало, дохлого мотылька, облезший гипс стен и упорный запах Фрюлигсдуфта. Потом добавил:
— Все это было до Потопа! Сколько лет Марта Пабл уже живет под именем леди Кобердур! Пятнадцать лет? Нет, двадцать, а может и того поболее!
Но глаза его не могли оторваться от кривых букв. И вдруг воспоминания вернули его назад. Двадцать лет?.. Нет… Это было двадцать пять лет назад!
В те дни клубу не хватало кэдди, и пришлось нанять Мегги Трапп, атлетически сложенную местную девицу, с легкостью жонглировавшую сумками. Она словно дикарь поклонялась гольфу и гольфистам. Именно гольфу и гольфистам, но не гольфисткам! Как правило в английских клубах женщин не принимают в члены клуба, а берут лишь игроками; однако для богатейшей мисс Пабл было сделано исключение.
Для Мегги ее прием был равносилен личному оскорблению, она не только провинилась тем, что выразила свой гнев в словесных выражениях, но и тем, что начертала постыдную надпись на стене женской раздевалки. Ее тут же уволили, но вечером она дождалась мисс Пабл у выхода из клуба и влепила ей несколько увесистых пощечин. Ей пришлось предстать перед судом — ее приговорили к пяти фунтам штрафа и двенадцати дням тюрьмы. Уириттер заплатил штраф…
„Влепи Мег Пабл шесть, а не три пощечины, я бы с удовольствием заплатил бы и десять фунтов“, — сказал он сам себе.
Через три года он получил чек на пять фунтов и фотографию цирковой артистки, силовой акробатки, чей номер пользовался большим успехом. Под фотографией красовалась надпись, сдеданная неровным почерком: „Единственному мужчине, которого я уважала и любила“.
Уириттер узнал почерк Мегги Трапп. Но больше так и не встретился с ней.
Вечерело, раздевалка наполнялась тенями, и Уириттер вернулся в бар. На пороге он чуть отступил — у стойки стояла женщина. Он узнал широкий плащ, недавно исчезнувший за дождевой завесой.
— Мадам… — начал он.
— Уже не узнаем старых друзей? — раздался хриплый голос.
— Простите… — пробормотал секретарь.
— У меня мало времени, — продолжала незнакомка. — Я принесла вам, Уириттер, вот это, чтобы вы и ваш клуб получили шанс на успех. Держите!
И она протянула ему странный предмет — обрывок веревки.
— Веревка повешенного… Уверяю вас, Уириттер, она настоящая! — хриплый голос стал резким и почти жутким. — А теперь успеха и прощайте!
Женщина отступила к двери, и последние лучи солнца вдруг окутали ее огненным ореолом.
— Мегги Трапп! — воскликнул Уириттер.
И уже не видел ее и не мог сказать, растворилась она в густеющем мраке или провалилась под землю…
— Хелло, Уириттер! Вы мечтаете или спите?
Секретарь аж подскочил. Перед ним стоял веселый президент Пайкрофт, помолодевший на двадцать лет.
— Я и сам думаю, что мне все снится, Уириттер, — почти вопил Пайкрофт. — Час назад я еще торговался с Эрвином Бреретоном по поводу продажи ста акров, когда последний вдруг оттолкнул бумаги и вскричал:
— Черт подери, неужели я хочу купить ваши земли! Нет, тысячу раз нет!.. Я заплачу за эти сто акров и дам еще больше. Восстановите поле… вдохните новую жизнь в Белых Орлов, пусть они станут сильнее и славнее, чем раньше. Наймите лучшего тренера, чтобы он научил играть меня в гольф! Запишите меня сей же час в члены клуба… умоляю вас, и не скупитесь на расходы!
Уириттер не мог произнести ни слова. Он сжимал в руке кусок веревки с такой силой, что ногти впивались ему в ладонь.
— Уириттер, — сказал Уэллс, старейший член клуба, глядя, как маляры красят известкой стены раздевалок, — вот и исчезает эта чертова надпись, всегда вызывавшая у меня смех. Это вам ничего не напоминает?
— Напоминает, — ответил секретарь, — нашу кэдди…
— Мегги Трапп… Бедняжка! Я был очень опечален, когда это случилось, ибо весьма любил нашу слониху.
— Что с ней случилось? — спросил Уириттер.
— Вы что не читаете газет? Это случилось два или три года назад. Правда вы были в это время в Канаде. Так вот, малыш, эта крепкая девица, сошедшая с праведного пути, свернула шею одной даме из высшего света, когда та шла по Пикадилли. Даму звали леди Кобердур!
— Леди Кобердур!.. Так это же наша бывшая мисс Пабл!
— Черт возьми!.. Вы правы!..
— А что произошло с Мегги? — взволнованно осведомился Уириттер.
— Ее повесили, малыш… И весть эта меня очень огорчила!
— Гольф-клуб должен просуществовать очень долго, чтобы обрести своего бога лара.
— Бога лара? — спросил коротышка Фреш. У него был хороший свинг, но скромные умственные способности.
— Откройте энциклопедию, Фреши, откройте ее, и свет озарит сумерки. Впрочем, я освещу их ради вас: „Природа богов ларов плохо известна; они не являются богами в прямом смысле этого слова, ни обожествленными предками“.