Женщина среднего возраста

— Не знаю, подойдет ли, — в тон отозвалась я. — Никогда не употребля-ла. Тем более, в качестве лекарства. Так вот, берете ромашку, тысячели-стник, зверобой или что найдете…

Чиф, покашливая, слушал, иногда кивал — словом, создавал вид пол-ной заинтересованности. Как позже выяснилось — только вид. Когда он ос-тановил машину, я огляделась и удивилась:

— А мы где это?

— Вон мой дом, — подсказал он. Ну да, с чего я решила, что он довезет меня — в его-то состоянии. Ничего, сейчас выясню, какой автобус…

Андрей Юрьевич закрыл машину и показал ключами на светящийся зеленый крест.

— Аптека. У меня дома нет ничего такого. Я банкую, а вы берете все, что нужно.

Я быстренько перетряхнула аптечные полки и вручила пакетик чифу.

— Держите. Все запомнили?

Он поднял пакет на уровень глаз, оглядел пузырьки, блистеры и ко-робочки и сказал убито:

— Честно? Ничего.

— А зачем тогда кивали?

— У вас голос красивый. Слушал бы да слушал… Евгения Александ-ровна! У меня к вам огромная просьба! Поднимемся ко мне, вы все снова растолкуете, а я законспектирую. Мне в четверг надо быть как огурчик, вы же знаете!

Я переступила с ноги на ногу. Чиф истово прижимал пакет к сердцу и смотрел на меня больными собачьими глазами.

— Ладно-ладно, — проворчала я, — разжалобили! Молоко хоть у вас есть?

— Да-да-да! Еда есть вся. Заодно и поужинаете.

Мы поднялись на лифте — естественно, просторном и не загаженном. Стараясь не слишком пялить глаза на чифовские апартаменты, я начала командовать с порога:

— Переоденьтесь! Кухня где?

Кухня как кухня, видали побольше и поэффектней. Я заварила травку и нырнула в холодильник. М-да… действительно, еда есть вся. Я бы с удовольствием проинспектировала содержимое всех этих баночек-коробочек-упаковочек. Кто это его так кормит? Или сам раз в месяц холо-дильник затаривает? И когда успевает все съедать, целыми же днями дома не бывает… Я отыскала молоко, масло, апельсины и крохотную ба-ночку меда.

Чиф приплелся на кухню, натягивая на ходу майку. Я с трудом заста-вила себя не пялиться на него — нечестно все-таки, когда человек в таком состоянии… Но и ему нечестно выглядеть таким сексуальным в старых джинсах и хэбэшной майке! Мой взгляд упал на его ноги.

— Куда с босыми ногами! Быстро наденьте носки!

Он послушно убрел, а я опять задумалась: оденьте или наденьте? Правила, однако, пора повторять.

Когда чиф явился снова, я поставила перед ним кружку с молоком и растопленным маслом и медом.

— Пейте!

Он заглянул и скривился:

— Пенка!

— Боже, какие мы нежные! А мы ее вот так! Пейте! Горло смягчится.

Он глотнул, покатал во рту, сказал с удивлением:

— Вкусно…

— Угу. Вот, смотрите сюда! Трава. Будете полоскать горло — чем чаще, тем лучше. Аспирин выпьете на ночь. И завтра, если понадобится.

— Может, лучше водки?

— Дело ваше. Может, вам и лучше. Допили? Держите апельсины. Ал-лергии нет?

— Я же говорил, ничем не болею! — напомнил он капризно.

— Да-да, конечно, сейчас у вас просто воспаление хитрости. Где спальня?

Он вскинул на меня глаза. Так как он затрудненно молчал, я попро-бовала сформулировать вопрос по-другому:

— Где вы спите? На кровати? На диване? На полу?

— А, — дошло, наконец, что я не собираюсь покушаться на его невин-ность! — Вон там.

Не стала бы покупать такую квартиру только из-за масштабов уборки. Когда мы, наконец, добрались до спальни, я уже устала нести графин с морсом. Андрей Юрьевич сел на гигантскую кровать и стал смотреть, как я сервирую прикроватную тумбочку.

— Пейте как можно больше, — втолковывала я. — Вот морс, лимонад, можно чай с малиной. Ешьте апельсины — сколько захочется. Есть вообще хотите? Нет? Ну и не надо. Завтрашний день проведите в постели…

— С кем? — проявил завидную реакцию чиф. Больной-больной, а туда же…

— С таком, — буркнула я. — Вы меня поняли? Не вздумайте являться на работу. Не пущу.

— А как же… — начал он.

— А никак! — отрезала я. — Думаете, фирма без вас за день разорится? А вы знаете, какие осложнения бывают, когда температуру переносят на ногах? Нам не нужны слепо-глухие паралитики-сердечники-начальники…

— Запугали, — пробормотал он, падая спиной на кровать. Зря он это сделал, потому что мне тут же захотелось присоединиться. Причем, по-жалуй, сверху. Пришлось быстренько перевести взгляд на темнеющее окно. Между прочим, и домой пора бы уже.

— А мама мне в детстве делала горчичники… — внезапно вспомнил он.

— Перцовый пластырь, — твердо сказала я. — На грудь.

Чиф дотянулся до тумбочки, покрутил в пальцах коричневый квадрат.

— Это? А как?

О, господи! Я села на кровать и отобрала у него пластырь.

— Майку снимите.

Волос на груди у него было немного — не люблю сильно волосатых мужчин… причем тут твои предпочтения? Думаю, что действовала доста-точно ловко. Пригладила кончики пластыря — мышцы на его груди напряг-лись. Интересно, он от природы такой или качается? Тьфу ты! Я поспеш-но поднялась. Он сел, трогая пластырь. Вздохнул:

— И надолго это удовольствие?

— На несколько дней. Вы все запомнили?

Он кивнул.

— Я пошла.

— Уже?

Я притормозила у двери. Чиф сидел на кровати и печально смотрел на меня. Глаза его были совсем больными.

— Да. Поздно уже.

— А вдруг мне станет хуже?

— Температура может подняться, — согласилась я. — Голова болит?

— Раскалывается. И холодно, — он собрал вокруг себя одеяло и натя-нул на плечи.

— На голову можно компресс — полотенце намочить в холодной воде… — я замолчала. — А, может, позвоните кому-нибудь?

— Кому?

— Маме, например?

— Ну да, тащить ее сюда через весь город…

— Лене, — предложила я.

Он так скривился, что я еле сдержала смех.

— А, может, вы останетесь? — осторожно предложил Андрей Юрьевич.

Я онемела. Он поглядел на меня и заторопился:

— Комнат у меня много. Я, как сами понимаете, для вас никакой опас-ности не представляю… В таком состоянии.

Как будто в здоровом виде он на меня прямо-таки кидается! Кто тут кому еще опасен… Я перебирала в уме содержимое своей сумки. Косме-тика, крем есть, зубную пасту и полотенце он мне выделит. Может, майку какую еще вместо ночнушки…

Стоп.

Стоп, стоп, стоп! Даже самоотверженность преданного секретаря должна иметь свои пределы.

— Нет, Андрей Юрьевич, — сказала я, глядя поверх его головы в окно. — Мне надо домой.

Надеюсь, не слишком извиняющимся тоном. Он помолчал.

— Вызову вам такси.

— Да не надо…

Чиф поднялся, скинул одеяло, прошел мимо. Позвонил.

Сказал, не глядя на меня:

— Извините за нескромное предложение.

В приступе раскаянья я чуть не бросилась к нему на грудь со встреч-ными извинениями — еле сдержалась.

Снова прошел мимо, надевая свитер прямо на голое тело.

— А вы куда?

— Посажу вас. Мало ли кто приедет.

Приехавшая не слишком покоцанная 'тойота', похоже, удовлетвори-ла его изысканный вкус. Он переговорил с шофером и открыл передо мной дверцу.

— Спокойной ночи.

— Выздоравливайте, — пробормотала я.

Доехали мы с ветерком. Впрочем, я не замечала дороги, занимаясь непосильной борьбой с угрызениями совести. Ничего, все люди болеют, еще и тяжелее. Выживет. Завозилась, разыскивая кошелек.

— Я, конечно, не против, — сказал, улыбаясь, таксист. — Только ваш приятель уже заплатил.

Правильно, возмещение морального ущерба. Видеть так близко сим-патичного полуголого мужчину — большое испытание для моих истрепан-ных нервов…

Я рассеянно накормила вопящего Марса, давя в себе думы о боль-ном чифе: пусть, в конце концов, кликнет свою Леночку! Правда, трудно представить ее меняющей компрессы на его воспаленной голове, но вдруг мы все ошибаемся, и под стервозной внешностью скрывается чут-кая, заботливая, любящая душа.

Где-то очень, очень глубоко.

Я поглядела в зеркало: а у меня и внешности уже никакой, одна душа и осталась. В общем-то, я, конечно, еще ничего, — если смотреть на меня в приглушенном свете…