Страница 49 из 64
Этот Посол Шведский хотел просить от имени Королевы, чтоб Гетман не мирился с Поляками. Турки заняты были завоеванием Крита. Москва готовилась к разрыву с Польшею. Наконец Гетман дождался желаемого: послы Московские приехали в Варшаву с настоятельными требованиями. Стольник Лихарев уведомил Гетмана, что Царь будет посредником между ним и Королем.
Боярин Князь Борис Александрович Репнин Оболенский, Окольничий Богдан Матвеевич Хитров, и Посольского приказа Дьяк Алмаз Иванов отправились 30 Апреля в Варшаву, под наименованием Полномочного Великого Посольства. Они требовали, в силу договора смертной казни за порчу титула Царского, и представили в доказательство более двух сот оригинальных писем от пограничных Воевод и Капитанов. Настаивали, чтоб шляхтичи Окунь и Васька Ляпунов; с презрением отзывавшиеся о Государе, были также казнены смертию; искали удовлетворения Московским подданным за обиды, нанесенные пограничными Поляками и Литовцами; прилагали списки обид; домогались, чтоб Польские купцы не ввозили в Россию вина и табаку, как товаров запрещенных. — Эти требования были дельныя, снисходительные; в нарушении этих статей были нарушаемы права народные, и только миролюбие Царя Алексея Михайловича допустило Панов-раду до таких нахальств.
Но последнее требование Полномочных Послов относилось прямо к Украйне и к вере Греческой. Государь приказал изяснить обстоятельно: что пять лет сряду Гетман Хмельницкий и все войско Запорожское жалуются ему на нестерпимыя утнетения от речи Посполитой, на гонения и поругания благочестивой веры Греческой, на разорение церквей и монастырей, на введение Унии, и на безчестие Духовенству Русскому; что речь Посполитая не исполняет своих договоров, утвержденых с Козаками под Зборовым и Белою церковью; что наконец Поляки тайно замышляют напасть на Малороссию, истребить веру и Запорожцев; что Гетман просил Царя принять его под свое покровительство, но Царь неоднократно в том отказывал, удержал Козаков от подданства Турецкого, и желает их примирить с Королевством, с тем однакож, чтоб Король истребил в Малороссии Унию, возвратил благочестивые церкви Малороссиянам, не утеснял веры Греческой, принял Гетмана и войско Запорожское в покровительство, и сохранив все козацкие вольности, допустил всенародность наших Христианских обрядов, и подтвердил бы Зборовский договор. Если Король исполнит эту статью, то Царь не будет требовать наказания виновных, портивших его титулы; в противном случае, все окрестные державы будут извещены о его поступках. 20 Июля Послы приехали во Лвов; 22 были у Короля; начались переговоры: ничто не подействовало на Магнатов; они, казалось, возненавидели Польшу. Ни снисходительность Послов, ни угрозы войною не могли их укротить; они мыслили, что Россия при Царе Алексее Михайловиче была тоже, что и при Шуйском, что Польша Сигизмунда III и Польша Яна Казимира одно и тоже. Однажды Царь жаловался на Иеремию Вишевецкого, который хотел проложить дорогу, ближайшую, из Ромна в Рроссию; Владислав IV отвечал: «Князь Иеремий имеет более права на Москву, нежели Царь Московский на Ромен. «- Магнаты думали, что теперь теже времена; требовали казни дворян, которые пропустили Козаков чрез Брянск в Польшу; настаивали, чтоб Патриарх не посвящал в попы людей Грекороссийского исповедания, находящихся в Польше. Но они ошиблись в разсчете. Послы объявили громогласно, что Государь долее не станет терпеть обид церкви и лицу его, что он охранит веру православную от насилований Панов рады. Паны Рада не вняли и этим последним убеждениям; садясь в экипажи, и обратясь к народу, который собрался на улице, послы повторили угрозы свои. Сенаторы прислали следующий ответ:
На-счет титулов, в прошедшем году, Прончищев и Иванов уже говорили. Найдено, что это была ошибка, неосторожность, неведение, а не злое намерение; и потому обвинение было несправедливо; казнить за неведение самый разсудок не допускает, и повторять речь о том не годится. Окуня и Ляпунова не накажут до тех пор, пока Патриарх будет посвящать в Польше Грекороссийских попов; междоусобия и бунт Гетмана Хмельницкого произошел не от гонений на веру, которых никогда не бывало; но за то, что запрещал им самовольствовать, соединяться с Турками, и грабить соседние Государства, без чего Гетман Хмельницкий жить не мог. «Он и Польше и Молдавии и Валахии нанес ужасные разорения. Грабительства, убийства, поругания храмов Божиих, упорство, клятвопреступничество; заставили Польшу лишить его всех прежние прав. Зборовские статьи уничтожены Королем за то, что Хмельницкий приходил с Крымским Ханом под Берестечко; Белоцерковские — за то, что сын его напал на Коронного Гетмана Калиновского (мы увидим вскоре, кто был зачинщиком, Тимофей или Калиновский). Унии Король не истребит: то было бы нарушением присяги; истребить ее в Польше, значит тоже, что в России истребить веру Греческую; но в Польше утверждены права обоих духовенств, и Униатского и Греческого. Король с удовольствием принимает посредничество Царя в примирении с непокорными его подданными, но желает знать, будет ли Царь отвечать за Хмельницкого, Королю известно уже, что Гетман хочет вступить в подданство Султана; он готов идти с войском в Украйну; если положат Малороссияне оружие, и встретят его с покорностию, повсеместными универсалами он объявит им всепрощение; в противном случае, Царь должен обязаться в помощи Королю, и вместе наказать сего вероломного преступника. — Что же касается до торговли вином и табаком, до обид и порчи граней, все это давно запрещено. Таков был правдивый ответ Короля и Магнатов; так уверяли они, что гонений за веру никогда у них не бывало, что Тимофей напал да Калиновского!
7 Августа получили Московские Послы отпускную аудиенцию; восьмого, Король со всем своим войском выступил из Львова против Хмельницкого. Упорство Короля раздражило Москву; был созван собор в Грановитой Палате; сам Царь присутствовал. Предложено было поведение Короля, отказ его примириться с Запорожцами; покушения Униатов истребить огнем и мечем в Малороссии всех обывателей Греческого исповедания; прошение Гетмана принять его под покровительство; наконец предложен вопрос принять ли Гетмана под протекцию? оказать ли ему помощь трехтысячным корпусом?
Бояре и духовенство приговорили: «присоединить Гетмана Богдана Хмельницкого к Москве со всем войском Запорожским, с городами и землями, уважая не только единоверие Малороссиян, но и опасность, предстоящую им от Литвы и от Поляков, и угрожающее им иго Турецкое и Татарское.»
К Гетману в разные времена приезжали между тем Царские посланцы: Артамон Сергеевич Матвеев, Стольник Федор Лодыжинский и Подъячий Иван Фомин. В Ромне встретил Фомина с честью Атаман Клипаченко, уведомил, что Роменские козаки пошли к Гетману с Полковником Миргородским Сосновичем. Из Ромна поехал он на Лохвицу, в Суботово, куда прибыл Августа 15. Хмельницкий, будучи в отлучке, прислал к нему Виговского, которому Фомин поднес от имени Царя сорок соболей. На другой день обедал за столом Гетманским, получил для себя и для сына своего двух оседланных Турецких жеребцов. Когда же понесли к Гетману Государеву грамоту и козакам жалованье, Гетман встретил грамоту на крыльце; Фомин слез с коня и поклонился Гетману. Августа 19 Гетман приехал к воротам Фомина; перед ним вели двух коней с попонами, трубачи трубили, и провожало его сто козаков. Фомин вышел за ворота и «бил челом Гетману», чтоб заехал к нему в дом; Гетман, подгулявший, встал с коня, пошел в комнаты, помолился перед образом Спаса, сел за стол, повторил просьбу о покровительстве, и заключил свидание следующими словами: «Теперь я — Гетман-еду с войском на службу; всего моего Гетманского войска козацкого будет со сто тысячь. Я заехал к тебе, Государеву Посланнику, проститься.» Наконец приехали Родион Стрешнев и Бредихин с объявлением, что Король отказал Царю во всех его требованиях, и что Государь принимает Козаков в подданство; но эти послы не застали уже Гетмана в Чигирине. Сын его Юрий сказал им, что две недели тому назад Гетман выступил с войском и с Исламом против Короля. Хмельницкий с похода писал к Чигиринскому Наказному Полковнику Томиленку, и к жене своей, чтоб их приняли с честью, но удержали бы в Чигирине до его возвращения. Сколько ни упрашивали они об отправке их к Гетману или в Москву, но никак не могли преклонить Томиленка. Наконец принуждены были писать к Царю: «И нам, холопам, к Гетману ехать, промыслить было ни которыми мерами нельзя: опасны Полковник с товарищи и козаки от Гетмана, смертной казни.» А Гетман тогда был далеко, на поле чести, на поле битв и славы, где он был так велик и счастлив.