Марш через джунгли

Панэ разместил «балласт», как он их окрестил, позади штабной группы. Кроме Элеоноры и Костаса, в их число включили всех четырех пилотов. Если удастся-таки добраться до космопорта, без пилотов все равно не получится захватить межзвездный корабль и удрать из системы, поэтому сохранить им жизнь было почти так же важно, как уберечь Роджера.

Зато сама Элеонора, как она отлично сознавала, вместе с Мацуги болталась в капитанском списке приоритетов где-то на кончике хвоста. Капитан морской пехоты намеревался достичь космопорта с минимумом потерь, но если по дороге с приблудившимися академиком или камердинером случится какая-нибудь неприятность, значит, так тому и быть.

С этой логикой спорить было трудно, не те обстоятельства, но восторга Элеонора все равно не испытывала. И еще; она была практически уверена, что Роджер не в курсе дела. Принц наверняка не согласился бы включить в процент предполагаемых потерь никчемный, с точки зрения Панэ, персонал.

А самое главное, Элеонору расстраивал тот факт, что человек, ответственный за их жизни, как это ни прискорбно, зачислил ее в нахлебники — и был прав. Всю свою жизнь она создавала себе удобные условия для работы и сама выбирала, куда и с какой скоростью двигаться. У академиков не принято торопиться. Она помнила, что свысока посматривала на тех, кто свалился на обочину академической карьеры, но поражение этих неудачников заключалось всего-навсего в том, что они нашли себе в жизни не совсем выгодное или престижное место.

Сейчас ситуация была в корне иной. От того, справится ли она с предложенным испытанием физических сил, в буквальном смысле зависела ее жизнь — или ее смерть. Инстинктивно она понимала, что просить о передышке бесполезно — ей все равно откажут. От нее в этом походе ничего не зависит, она бесполезна, следовательно, никто не станет ради нее рисковать безопасностью целого отряда. Ей и Мацуги предстоял простой выбор: идти или умереть.

Элеонора была искренне убеждена, что ей предстоит сначала первое, а чуть погодя — второе. Но вот Мацуги, к ее удивлению, чувствовал себя в этих кошмарных условиях вполне прилично. Маленький суетливый камердинер волок на себе огромный тюк — почти такой же, как у мастера-оружейника, — без единой жалобы держался наравне с отрядом, да еще и время от времени помогал ей! Последнее поразило Элеонору до глубины души.

Она выпрямилась и зашагала по грязной дорожке, образовавшейся после того, как через подлесок проломилось два с лишним взвода морских пехотинцев. Бойцы вокруг нее пристально следили за происходящим в тылу и по бокам, и она поняла, что находится в опасной близости к хвосту колонны. Чтобы вернуться к центру развертывания, следовало прибавить шагу. Она покосилась на камердинера, все еще трусившего бок о бок.

— Знаете, Мацуги, у меня сложилось впечатление, — тихо сказала она, — что в нашем походе вы не испытываете ни малейших трудностей.

— Ох, я бы так не сказал, мэм, — ответил камердинер, поправляя ремни внутренней рамы рюкзака. И рюкзак, и легкие «хамелеоны» были выделены им с Элеонорой из запасов. Костас лениво прихлопнул скитика и заморгал. — Боюсь, я слишком часто сопровождал Роджера в его поездках по весьма неприятным местам, на сафари. Кое-где было почти так же неприятно, как здесь, но, честно говоря, мы ни разу не попадали в такие экстремальные условия с такими ограниченными ресурсами. Я думаю, сейчас тяжело всем, даже морским пехотинцам, хотя они и стараются этого не показать.

— По крайней мере, идти вам легко, — с горечью сказала она.

У нее самой ноги болели так, словно кто-то тыкал в них сзади раскаленным ножом. А ведь отряд только-только достиг подножия горного склона. Теперь предстояло пересечь неглубокий ручей и вскарабкаться на следующий склон, повыше предыдущего. А значит, и ей надо одолеть этот путь, спотыкаясь и оскальзываясь, сквозь духоту и мошкару, не решаясь даже хвататься за деревья в поисках опоры — из опасений, что ее сожрет неизвестный хищник, — во власти непреходящей усталости и постоянного страха.

— Вам надо просто переставлять ноги, одну за другой, мэм, — рассудительно сказал камердинер.

Он поставил ногу на избитую в месиво тропинку к вершине склона и протянул руку шефу персонала:

— Прошу, мэм!

О'Кейси, покачав головой, оперлась на предложенную руку:

— Спасибо, Костас.

— Не стоит благодарности, мэм, — улыбнулся камердинер. — Право же, совершенно не стоит.

ГЛАВА 20

Деревня, окруженная частоколом и стеной из колючего кустарника, удобно расположилась на самой вершине холма.

Сам холм стоял у слияния реки и речки, и потоки, огибая холм, некоторое время текли параллельно. Несколько выше места слияния на реке гремел водопад, но после слияния она текла плавно и широко и была, по всей видимости, судоходна для барж. Вода сейчас стояла низко, но налицо были признаки наводнений. Похоже, происходили они часто, прерывая навигацию, да и деревню построили так высоко, чтобы избежать опасности. Отряд почти добрался до места, когда начался дождь — и отнюдь не легкий ласкающий дождик, каким по-матерински проливается на выжженную землю приостановившееся облачко, и даже не тяжелый плотный ливень, принесенный фронтом циклона. Отнюдь нет — на них обрушился настоящий потоп, сбивающий с ног, хлещущий тяжелыми струями, порождение тропической грозы, достойный собрат водопадов и цунами. Первым же его ударом те члены отряда, что послабее, были сбиты с ног.

— И это нормально, да? — прокричал Роджер Корду. Отряд начал карабкаться вверх по склону.

— Что? — Корд чуть приподнял свою замечательную шляпу, пригодную на все случаи жизни.

— Вот этот дождь! — Роджер ткнул рукой в небо.

— А, — понял Корд. — Конечно да. Несколько раз в день. А что?

— Вот радость-то! — пробормотал Панэ, следивший за их разговором.

За время дневного перехода Роджеру удалось завершить создание «ядра» языка, он скопировал его на все остальные импланты, и теперь каждый член отряда получил собственного переводчика. Кроме того, появилась надежда, что они смогут быстро освоить и другие окрестные диалекты, с которыми отряду придется иметь дело.

— Я должен идти во главе вашей группы, — предупредил Корд. — Я уверен, меня заметили еще на подходе, но я должен идти впереди, чтобы они знали, что я не пленник и не крацтан.

— Ага, — сказал Роджер и обернулся к Панэ. — Вы пойдете с нами, капитан?

— Нет, — ответил офицер и переключил коммуникатор на общую частоту. — Отряд, стой! Абориген пойдет вперед, чтобы нас пропустили внутрь.

— А я останусь здесь, — добавил он, обращаясь к Роджеру. Затем вскинул руку вверх, сигналя Дэпро: «Ко мне!»

— Здесь, сэр! — отчеканила сержант.

Она с помощью наручного сканера занималась проверкой окружающего кустарника. Прибор ловил какие-то непонятные сигналы, но расшифровать их не мог, и сержант нервничала.

— Вместе с вашим отделением будете сопровождать принца и Корда.

— Слушаюсь, сэр!

Она жестом собрала подчиненных вокруг себя, указала направление движения, убрала сканер и напоследок еще раз вгляделась в кусты на севере от расположения отряда. Что-то там все-таки было, она точно знала, только оно очень хорошо пряталось.

Корд и Роджер, в окружении морпехов Дэпро, выдвинулись вперед.

Отряд привычно перестроился. Защитный периметр принял форму сигары, большинство бойцов залегли на склоне, на случай атаки. Во время боя понятия «безопасность» не существует, но вот такая временная остановка посреди дороги была едва ли не худшим из возможных вариантов. Допустим, у врага было время подготовить засаду — все равно попасть по движущейся цели сложнее, чем по неподвижной. Боец, занявший правильную оборонительную позицию, оказывается в еще более выгодном положении. Зато отряд, который просто остановился, открыт и уязвим.

Вот почему опытные солдаты — а других в Императорском особом и не было — очень нервничали.