Тень гоблина

Малюта, как и все его домочадцы, не отрывался от телеэкрана. Без конца звонил телефон, спрашивали, смотрит ли он телевизор. Телевизор он смотрел и силился понять, кто же за всем этим стоит? Сработано было на славу! Да, Паша Драка был на высоте, не без помощи опытных режиссеров, конечно, а так, ни дать ни взять, этакий шукшинский персонаж, герой-самородок из Сибирской глубинки. Но еще больше бы удивился Скураш, если бы узнал, что за четыре тысячи километров, эту же передачу внимательно смотрят еще два человека.

Плавский на дачу Амроцкого прибыл, как всегда, долгими окольными тропами. Не дожидаясь прилета своего лютого друга, генерал через север, куда он, якобы, отправился рыбачить, улетел в белокаменную, нигде не засветившись, провел несколько, по его мнению, важных встреч, после чего прибыл в этот памятный для него загородный дом. Собственно, именно здесь ему впервые и было предложено сначала поддержать во втором туре Царя, а затем и стать преемником, когда придет нужное время.

После легкого ужина Михаил Львович потянул гостя в большую гостиную со стеклянным эркером и огромной плазмой на противоположной стене.

— Вы, Иван Павлович, не упрямьтесь, если я предлагаю посмотреть телевизор, значит, знаю, что будет что-то интересное…

— Про меня? Да надоели они мне, все эти продажные суки, кто заплатит, под того и брешут, — раздраженно отмахнулся генерал. — Давайте лучше поговорим, меня все равно волнует этот чекистский офицеришка, неспроста он, как чёрт из табакерки, выскочил…

— Да успеем еще наговориться, — с улыбкой кивнул Михаил Львович, — ночь впереди, а передачу посмотреть надо, меня специально об этом предупредили.

— Хорошо, включайте свой ящик, — сдался генерал и налил себе коньяку.

«Боюсь, дружок, тебе сейчас валерьянка понадобится, а не «Хенесси» — исподволь наблюдая за генералом, подумал хозяин.

Однако, к удивлению Михаила Львовича, передача, казалось бы, ожидаемого эффекта на Плавского не произвела, и если бы не прикуриваемые одна от другой сигареты, да не опустошенная за полчаса бутылка коньяка, пожалуй, можно было бы и не заметить, что на самом деле он сжат, как пружина.

Голубое окно в подлый мир уже давно погасло, а в комнате все еще висела тишина. Амроцкому на какое-то мгновение стало жутко. А что если этот солдафон обо всем догадался и сейчас собирается с духом, чтобы встать и прикончить его чем-нибудь тяжелым, да вон хотя бы этим бронзовым бюстом президента, который ему когда в знак вечной дружбы подарил Царь. Страх был настолько реален, что он вдруг поднялся с места и на слабо гнущихся ногах, не в силах произнести ни слова, вышел вон из комнаты.

Темная тень подозрения неожиданно метнулась в голове Плавского, и он действительно подумал: «А может, шарахнуть эту гниду вот той бронзовой гнидой и положить конец всей этой несусветной канители? Как же мне надоело день и ночь барахтаться в чьем-то дерьме! Может, права мама, и стоит послать все это к черту да поехать вместе с Булдаковым ловить карасей на мое любимое болото? Чего мне, собственно, не хватает? Все есть, кроме, правда, семейного тепла, да и это, в принципе, может вернуться, если перестану из себя страшного клоуна корчить».

Однако, как ни старался генерал себя успокоить и вернуть назад что-то безвозвратно потерянное, нежное и простое, все равно в душу вползал сизый смрад его сегодняшнего дня, дух бесконечной гонки за самой страшной и самой сладкой мечтой, мечтой о власти. Когда и где заболел этой хворью, он уже не помнил, казалось, что ее бацилла дремала в нем с самого детства, с того самого момента, когда маленький мальчик Ваня, хлюпая разбитым носом, не опускал кулаков или зажатой в руке палки и бил, бил, бил своих обидчиков, бил и гнал до тех пор, пока его не останавливали взрослые, или пока он сам, выбившись из сил, не падал на раскаленную южным солнцем бурую пыль станичной улицы…

— Ну и как вам эта байда? — осторожно просачиваясь в комнату, прервал его мысли Амроцкий.

— Бред сивой кобылы, — дежурно буркнул генерал, еще не вернувшись в реальный мир. — Главное, узнать, какая сука ему все это проплатила? Этот Крысеныш, если мне память не изменяет, ведь ваш человек? — глаза гостя блеснули недобрыми огоньками.

— Ваша правда, был когда-то он в моей команде, но редкостной сукой оказался, блядовал на все стороны, кто больше даст, под того и ляжет! Представляете, работая у меня, на меня же заказы брал и сливал всю информацию, пока я его не прищучил. Так он, гаденыш, к Бусинскому переметнулся, и вот видите, что вытворяет? Поверьте, Иван Павлович, это не только вам вызов, это плевок и мне в лицо, — окончательно придя в себя, разлился соловьем Амроцкий. — Это же надо, подонка, уголовника вытащили на экран и решили из него отечественного Робин Гуда сделать. Эх, поспешили вы Пашку с короткого постромка спустить, пусть бы пока у ноги, как верный пес, покрутился, а потом, после того, как комбинат у него отнимите, можно было бы и в тюрьму сажать…

— Постойте, а не вы ли мне советовали его прижучить, подержать в черном теле, чтобы сговорчивее насчет акций стал? — поднял вверх брови Плавский.

— Иван Павлович, так ведь я вам Дракова советовал прижучить, а не телеги на краевых генералов писать! Вы хоть с министрами-то успели переговорить?

— Да как-то времени все не было, закрутилось все…

— Оно, может, и к лучшему! — вскочил в места Михаил Львович. Когда его обуревала жажда деятельности, он не мог усидеть на месте и сновал по комнате, подпрыгивая, как блоха. — Вы знаете, это очень даже хорошо, это чудненько! А не повернуть ли нам все это с точностью до наоборот! Они хотели вашей дискредитации, и им кажется, что они своего добились, правильно?

— Ну, — буркнул генерал.

— Ну так вот, на самом деле вы были правы, обращаясь к министрам за поддержкой в борьбе с коррупцией, которая, как ржа, проела все органы федеральной власти у вас в крае! Вы понимаете, куда я клоню?

— Пока не очень…

— Ну что вы, Иван Павлович! Вы как полновластный хозяин региона, как лицо, поддержанное Президентом страны, вскрыли вопиющие факты беззакония, когда, фактически, вся власть добровольно легла под новоявленного бандита, а силовики и депутаты, вместо того, чтобы бороться с этим бандитам, бросились вперегонки ему служить, понимаете?

— Кажется, понимаю, но смутно пока…

— Да что это с вами сегодня? Организованная преступность вместе с продажными чиновниками, — менторским тоном наставника, принялся растолковывать Михаил Львович, — организовала тотальный отпор губернатору, отказавшемуся от их правил игры и попытавшемуся донести все творящиеся в глубинке безобразия до оглохшей от безделья Москвы. Так что вы — не клеветник, как пытался представить вас краевой мент, а мужественный борец с коррупцией. Надо не медля, завтра же идти на прием к министру внутренних дел и директору ФСБ. Ваше письмо на имя Царя отписано в Главное управление президентского контроля, там мы ему ноги прямо сейчас и приделаем. — Великий путаник торопливо схватился за телефон.

— Але! Иннокентий Алиевич! Прости, что поздно, не ложился еще, телевизор смотрел? Да, да, ты прав, совсем бандиты распоясались, мало им провинции, так они решили и столицу под себя подмять! У тебя там письмо губернатора Плавского сверху расписано, надо ему полный ход дать. Все согласовано. Ссылаться на меня, конечно, не надо, но я только что приехал от Самого, — Амроцкий заговорчески подмигнул внимательно слушающему генералу, — так Первый в ярости, считает что это покушение на устои власти. Сегодня губернатора в лоскуты порвут, а завтра и от страны ничего не останется. Да не надо благодарностей! Говоришь, уже ходоки с другой стороны были, и кто? Шусь? Вот поганец! Ладно, это не по телефону, завтра забегу. Ох, и хороша у тебя секретарша! Нет, такие подарки не принимаю, если только поменяться. Пока, пока!

— Всё, с утра к контролерам, а они пристегнут и МВД, и прокуратуру, и еще кого надо, — потирая руки, сообщил Амроцкий.