Страница 5 из 33
Иоанн снял руку с моего лба. Мы стояли посреди реки. Голубь улетел. Мы немного поговорили. Я поведаю и об этом разговоре, всему свой черед. Уходя, я знал, что никогда больше Иоанна не увижу. Я шел, а он пел, но не мне, а водам реки Иордан. Вкус этих бурых вод долго оставался на моем языке, и песчаная пыль этой пустыни долго иссушала мои ноздри на длинном пути домой, в Назарет.
11
Солнце клонилось к закату, вызолачивая камни и скалы. Голос Иоанна Крестителя все догонял меня, и было это не пением — песен он не знал, — а кличем овна, созывающего стадо.
Я шел упруго, уверенно. Теперь я был — не как все. Даже ноги мои ступали шире. Я наконец познал человека, поселившегося внутри меня. Человека лучшего, нежели я был прежде. Теперь я стал им.
Небо заволокла огромная туча. Начался ливень. С одного конца пустыни на другой перекинулась радуга, и надо мною разлилось Божественное сияние. Я лег на мокрый горячий песок, но Его голос приказал мне:
— Встань.
Я повиновался. Он продолжал:
— Когда-то Я поговорил с пророком Иезекиилем, и он спас народ наш в вавилонском плену. Теперь те же слова предназначены тебе: «Сын Человеческий, посылаю тебя к сынам Израилевым, к народу, который, возмутившись против Меня однажды, остается непокорным до сего дня. Они неблагодарные и жестокосердные дети. Но ты передашь им слова Мои. Они не чужестранцы, говорящие на непонятных наречиях, а дети дома Израилева. Не страшись! Я дам тебе силу, чтобы ты мог противостоять им. Не бойся их».
Потом голос добавил в самое мое ухо: — Такие слова обратил Я к Иезекиилю. Но тебе скажу: ты — Сын Мой, и потому будешь сильнее любого пророка. Даже пророка Иезекииля.
Мне предстоял долгий переход по малознакомой земле. Я шел, вновь исполненный ликования и страха. Еще я чувствовал неимоверную усталость. Слова Господа показались мне ближе и понятнее Священного Писания, которое я изучал с раннего детства. Но и теперь, когда Он был совсем рядом, я по-прежнему испытывал страх. Ведь это Его глас раскатывается эхом на сто верст окрест, когда рушатся скалы. Я не знал, как служить Богу, который может враз покрыть кожу всех людей и тварей в Египте кипящими волдырями, наслать град на цветущие поля или огонь на деревья и травы, чтобы сжечь их дотла. Я воздел руки к небесам, словно хотел спросить: неужели я и впрямь избран, чтобы исполнить Твою волю? И Бог ответил:
— Раз ты пока слаб, не возвращайся в дом свой. Поднимись лучше на гору, что высится здесь, пред тобой. Иди же. И прими пост среди этих пустынных каменистых утесов. Воду найдешь под камнями. Пей, но ничего не ешь. В последний день твоего поста, до захода солнца, ты постигнешь, почему Я избрал тебя.
Вскоре я понял, что Он оберегает меня от напастей. Я стал подниматься в гору, но тут как раз стемнело, и я принужден был делить ложе со змеями и скорпионами. Однако ни одна из этих тварей ко мне не приблизилась. Поутру я продолжил путь и большую часть дня поднимался в гору. И не единожды вспомнил стенания пророка Исайи, поскольку здесь воистину властвовали лишь бакланы да выпи.
Куда ни кинь взгляд — всюду простиралась одна лишь великая пустошь. С гребней скал на меня хищно взирали стервятники, сидевшие попарно, бок о бок. Мне вдруг вспомнилось, как Иоанн Креститель на прощание спросил: —Явился ли тебе Божий лик, когда ты поднял голову из воды?
Иоанн ждал ответа, не сводя с меня глаз. Я размышлял. Быть может, миллион миллионов душ, которые я увидел в тот миг, и были ликом Божьим? Однако Иоанну я ответил вопросом на вопрос:
Разве лицезрение Бога не есть смерть? Не есть конец?
Для всех, кроме Христа, — сказал он. А потом добавил: — Однажды меня посетил Святой Дух. Он был так близко, что я за крыл глаза руками. Но Святой Дух молвил: «Я позволю тебе взглянуть на спину Мою». И я увидел Его спину — осанистую и благородную. — Иоанн сжал мой локоть. — Я знал с самого детства, что следом за мной придет брат, что он станет мне сменой. Мать рассказала мне все, о чем поведала ей твоя мать, все, что с нею случилось. — Он расцеловал меня в обе щеки. — Я крещу водой, — произнес он, — Я очищаю любую душу, которая искренне раскаялась в грехах своих. Ты же будешь крестить Духом. И — с Божьей помощью — искоренишь зло. — И он поцеловал меня снова.
Запах, который шел изо рта у Иоанна Крестителя, запах изможденного тела, остался в моей памяти навсегда. Этот запах неистребим — сколько ни смачивай водой запекшиеся губы и воспаленное горло. Он — знак безмерной усталости и утрат, постигших человека на его пути к цели. Но кожа Иоанна была чиста и невозмутима, как выжженная солнцем каменистая пустыня. А еще от него пахло водами Иордана и тяжелой вязкой мудростью иорданской воды и ила.
12
Валуны на вершине лежали, точно надгробья, и меж них зияли провалы немереной глубины. Был полдень. Весь жар близкого солнца изливался прямо на меня.
Я сидел в тени большого камня и глядел на земли Израиля. К северу простиралась Галилея, к югу— Иудея. В воздухе висела золотистая дымка. Уж не отсвет ли золотых иерусалимских куполов? Однако я недолго всматривался в далекие холмы, пытаясь разглядеть священный город. Прожив весь предыдущий день без пищи, я терзался муками голода.
Но я знал, почему Господь послал меня на гору. Мало быть Сыном Божьим и братом Иоанна Крестителя, надо еще пройти испытания. И первое из них — пост. Я сказал себе:
— Не стану есть до захода солнца.
И тут же услышал Господа. Я не видел Его, и Он ничем, кроме голоса, не выдал
своего присутствия. Но я отчетливо услышал:
— Ты не станешь есть, покуда Я не раз решу тебе.
И я оставался без пищи весь этот и все последующие дни. К пятому дню голодные боли в животе сменились торжественной пустотой. Я ослабел и усомнился, найду ли в себе силы спуститься с горы. Я воззвал:
Долго ли. Господи? И Он ответил:
Долго. Еще долго.
Поскольку я пришел не спорить, а исполнять Его волю, пост стал даваться мне все легче и легче. Я избегал палящего солнца и полюбил вкус воды и мудрость, что постигается в тени больших камней (пока они совсем не остынут от ночного холода). А ночи на горе были холодные. На вершине не росло ни кустика, ни травинки. Да это и к лучшему. Иначе я бы не удержался и принялся глодать шипы и колючки.
На исходе второй недели мне привиделся царь Давид, и я понял, что он совершил великий грех. Не разобравшись, чем именно он провинился, я запомнил зато, как он был наказан. А еще я запомнил, что после его смерти Господь явился его сыну, царю Соломону, и спросил:
— Что даровать тебе? И Соломон ответил:
— Господи Боже, я отрок малый, не знаю ни моего выхода, ни входа, и раб Твой — среди народа Твоего, великого народа, которому несть числа. Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы различить, что добро и что зло.
Помню, речь эта так понравилась Богу, что Он молвил:
— За то, что ты не просил ни долгой жизни, ни богатства, ни смерти врагов твоих, но просил лишь разума, чтобы уметь судить, Я даю тебе сердце мудрое и разумное.
А вдобавок Бог дал Соломону все, о чем он не просил, — и богатство, и славу, — и не было в те дни царя более великого, чем царь Соломон.
Однако теперь голос Господа сказал мне:
— Соломон не выполнил Моих заповедей. Он изрек три тысячи пословиц, спел общим счетом тысячу и пять песен, люди стекались отовсюду, чтобы внять мудрости Соломона, ибо в этом он превосходил всех земных царей. И остальные цари несли ему в дар серебро и слоновую кость, обезьян и павлинов, но… — произнес Господь в самое мое ухо, — царь Соломон полюбил многих чужестранных женщин: и дочь фараонову, и моавитянок, аммонитянок, идумеянок, сидонянок, хеттеянок, — хотя Я повелел сынам Израиля: «Не входите к ним, чтобы они не склонили сердца вашего к своим богам». У Соломона же было семьсот жен и триста наложниц. Нет, хоть он и дожил до глубокой старости, но с каждым годом радовал Меня все меньше и меньше. Слишком много подарков получил он от Меня, слишком много. Потому-то, — продолжил Господь, — тебе Я вовсе не дам богатства. И ты никогда не коснешься женщины, иначе Бог покинет тебя.