Страница 18 из 33
Увы, Божью силу я сохранил ненадолго. Когда мы спускались с горы, Петр, Иаков и Иоанн затеяли спор о том, кто из них станет более великим. Возможно, они все-таки поверили в мой сон и решали теперь, кому предстоит меня заменить. Я же хранил молчание, пока мы не возвратились в Капернаум. Там я собрал всех двенадцать учеников и сказал:
— Если кого-то из вас переполняет желание быть первым, знайте: он будет последним.
В это время словно Бог послал прекрасный пример им в назидание. К нам приблизился юноша и. преклонив предо мной колена, промолвил:
— Учитель благой, что мне делать? Как обрести вечную жизнь? Я соблюдаю все до единой заповеди, с самого детства.
По глазам его было видно: он хочет порадовать меня своим благочестием. И я сказал (не столько для него, сколько для апостолов):
— Продай все, что имеешь, и раздай деньги бедным. Тогда обретешь богатство на небесах.
Но молодой человек ничуть не обрадовался; он признался, что владеет многими богатствами и ему жаль было бы с ними расстаться. Я продолжал:
— Немало сыновей и дочерей Авраамовых живут в грязи и умирают от голода. Твой же дом — полная чаша. Чем ты делишься с ними?
Он ушел.
Я заметил ученикам:
— Трудно богачам обрести Царство Небесное.
Некоторые из моих последователей весьма опечалились. Тогда я продолжил:
— Дети, вера в богатство чревата болью. Вы скоро узнаете, что удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели бога тому войти в Царство Небесное.
Ученики поразились и стали приглушенно переговариваться между собой:
— Кто же, в таком случае, спасется?
А один, невидимый из-за спин, пробормотал:
— Бог обогащает тех, кому доверяет. Иначе богатым не доставалось бы столько почтения.
Ему вторил еще один голос:
— Кто же спасется, если не богачи? Я произнес:
— Никогда не спасется тот, кто считает деньги.
Тут подал голос и Петр:
— Вспомни, мы бросили всё и пошли за тобой.
Тут я напомнил себе, что ученики мои — обычные люди, снедаемые мелкими страстями, они ничуть не лучше и не хуже всех прочих людей. Но все же распри апостолов о том, кто будет первым, разгневали меня безмерно. И я сказал:
— Прости нам долги наши, как мы простили тех, кто нам задолжал.
Ученики не расслышали издевки.
Напротив, им очень понравилась эта фраза. Неужели я нащупал их главное желание? Чтобы им простились все долги? Сами-то они не поспешат прощать своих должников.
Я-то мечтал о воинстве, чьи души будут так чисты, что им не понадобятся мечи.
А вместо этого набрал несколько последователей, которые вдрызг переругались за почетное место по правую руку от меня и за первенство после моей смерти. Как много чудес и как ничтожен итог!
Да, я мог каждого из них узнать по глазам, но глаза их менялись каждый час; их преданность всегда отдавала недовольством. Может, и великий гнев Отца моего вызван тем, что избранный Им народ предан Сатане куда больше, чем Ему, и Он об этом знает?
В ту ночь я увидел сон, в котором ангел сказал:
— Бог так любил мир, что пожертвовал единственным Своим Сыном. Того, кто верует в Него, ждет вечная жизнь. Ибо Бог послал Сына Своего не обличить мир, а спасти.
Вот бы слова ангела оказались правдой! Тогда я буду посланным в мир светом! Впрочем, похоже, людям больше по душе тьма. Я проснулся в замешательстве. Для чего я здесь? Спасти мир или пасть жертвой его обличений? Каждую ночь мне во сне был приказ, но слова в нем звучали мои собственные. Я слышал: оставь эти края, где люди жаждут коснуться твоего платья, иди вместо этого к гордецам в Иерусалим и войди в Большой храм — пусть даже дни твои после этого будут сочтены.
Я вспомнил, как жаждал уничтожить меня царь Ирод. Руки человечества обагрены кровью. Гнев врагов моих похож на жар геенны огненной.
Уж не важно как, но я понял, что должен повести моих последователей к Большому храму и испытать те муки, которые мне там уготованы. И медлить негоже, пусть даже время года для подобных походов не совсем благоприятно. Хуже выбрать было нельзя. Приближался Песах. В Иерусалим стекались евреи из Иудеи и Галилеи. Ведь никто из нас не забыл, что этот праздник посвящен нашему бегству из Египта. Сорок лет бродили мы по пустыне, прежде чем нашли новую землю. И, попав туда, стали процветать. Но потом мы утратили ее вновь. Теперь нами правят римляне. Крупные восстания евреев против римского владычества чаще всего случались именно под Песах. Потому-то идти в Иерусалим было сейчас крайне опасно. Наши сердца жгла память об утраченной славе страны.
30
Я уже совсем собрался в Иерусалим, но был вынужден задержаться в Галилее. Мои сподвижники никак не могли решить, когда же нам все-таки выступить в путь. Даже утром в день, когда мы наконец договорились идти, опять случилась задержка. Исчез Левий. Оказалось, он пьет вино с какими-то людьми, которые нас ничуть не почитали. Остальные апостолы рассвирепели.
— Пускай нас будет одиннадцать, а не двенадцать! — сказали они. — Обойдемся без него.
Я произнес:
— Если у человека есть сотня овец и од на из них потеряется, как думаете, пойдет он в горы ее искать? И если удастся вернуть заблудшую овцу, не будет ли он рад ей боль ше, чем остальным девяноста девяти?
Петр возразил:
Господин мой, в детстве я жил с дядей, а был он пастухом. Поэтому я тоже пас овец. Так вот, у нас не было принято гоняться за заблудшими овцами. Мы старались уберечь хороших.
Ты не прав, — молвил я. — Сын Человеческий пришел в мир, чтобы спасти заблудших.
И в этот миг я услышал, как Господь вздохнул. Он избрал детей Израиля своим народом уже тысячу лет назад. И сколько же овец разбрелось за это время неведомо куда! Я остался ждать Левия.
Он вернулся под вечер, полубезумный. Человек, который пропьянствовал день напролет, остро чувствует все зло, всю неправоту людскую — потому и пьет. Это его способ защититься. Может, Левий слишком хорошо знал, какие беды ждут нас в Иерусалиме?
В ту ночь я долго проповедовал — вероятно, чтобы умерить непокой собственной души. Я продолжал говорить, даже когда огонек внимания в глазах моих апостолов тускнел и гас. Что ж, они слушали меня не единожды. Но среди нас были новые лица. И я решил учить, прибегая к иносказаниям. Я давно понял, что люди, будучи созданиями Господа, во многом унаследовали Его гордыню. Им легче учиться без наставничьего кнута. Полезнее отгадывать загадки, чем выслушивать назидания. Так они быстрее проникаются Божьим духом. Поэтому я предложил им такую притчу:
— Царство Небесное подобно человеку, посеявшему на поле своем доброе семя. Но когда он спал, пришел враг его и посеял между пшеницей плевелы. И вместе с пшеничными ростками взошли сорняки…
Тут меня прервал один из слушателей:
Следует ли слугам хозяина прополоть поле?
Нет, — ответил я. — Иначе они вырвут и пшеницу. Пускай добрые колосья и сорняки растут бок о бок до самой жатвы. Тогда и только тогда можно отделить плевелы, связать их в снопы и сжечь. А пшеницу принести в дом.
Но тут у меня возник вопрос к самому себе. Хорошо ли Божьи ангелы умеют отличать добро от зла? В своих скитаниях я познал хитрость простых людей. А священники и того хитрее. Что, если перед райскими вратами стоит часовенка, вроде домика сборщика налогов? Если так, в рай могут проникнуть множество нечестивцев.
Я убеждался снова и снова: людям не так уж и важно, велики они ростом или малы, худы или толсты, красивы или уродливы. Их не волнует даже, есть ли сила в их руках. Зато по жизни их ведет одна общая страсть — алчность.
Недаром Петр сказал мне: «Мы бросили все и пошли следом за тобою. Что мы получим взамен?» Поэтому я рассказал еще одну притчу — специально для Петра:
— Хозяин нанял работников по динарию за день и послал их на виноградник. Прошло два часа, и он нанял еще людей, потом через пять часов и даже через восемь. В конце дня он велел своему управителю позвать работников и расплатиться с ними. Каждый — не важно, работал он с первого часа до последнего или всего ничего, — получил по динарию. Первые возроптали, поскольку считали, что должны получить больше. Но хозяин сказал: «Разве не вы согласились работать за один динарий? Берите то. что вам причитается, и уходите. Я всем дам поровну. Пусть последние будут первыми и первые последними».