Ищите и найдете

LXXXV

Был тихий теплый вечер… Полный диск луны стоял над заснувшим парком, тишина в воздухе была такая, что был слышен полет ночной бабочки.

Молодой Силин сидел на балконе с маркизом Трамвилем и играл в шахматы. Елчанинов был у себя в кабинете; ему только что привезли почту, и он разбирал ее. Жена его пошла наверх к детям, чтобы укладывать их. Графиня, вероятно, сидела у себя, что делала она очень часто.

Силин, проиграв маркизу две партии, чем тот остался очень доволен, стал было расставлять фигуры для третьей, но маркиз поднялся и сказал, что он пройдет к Елчанинову, чтобы спросить, что есть интересного в сегодняшней почте.

Силин его не удерживал, спустился с балкона в парк и пошел по первой попавшейся дорожке.

Он шел и слышал, как хрустит под его ногами песок, и сейчас же также услышал, что впереди можно было различить легкий шелест платья.

Навстречу ему шла графиня. Обыкновенно серьезное и даже строгое лицо ее улыбалось, глаза блестели при свете ясного месяца.

— Какой хороший вечер! — сказала она.

— Ах, какой хороший! — подхватил Силин, чувствуя, как забилось его сердце.

Она повернула и пошла с ним рядом. Они сделали несколько шагов молча.

— Можно мне у вас спросить одну вещь? — с трудом проговорил Силин, сам не зная, как и откуда берется у него храбрость.

Графиня ничего не ответила и продолжала идти. Но для Силина и не надо было ответа, он почувствовал, что спросить можно.

— Помните ли вы меня в Петербурге? — чуть слышно прошептал Силин, хотя ему показалось, что он все-таки говорит громче, чем это было нужно.

— Да, я помню! — сказала графиня, и в эту минуту Силин желал только одного: тут же на месте умереть от счастья.

— Ведь это были вы? — несвязно лепетал он. — Я… знаете ли… простите… с тех самых пор все думаю о вас, то есть не то что думаю, а понимаете… впрочем, я не знаю, что я говорю.

— А я знаю и понимаю! — ответила она, причем у нее выходило глагольное «ю» больше похожим на «й». — Я потому и говорить с вами нашла нужным… Вы не знаете, но я давно уже невеста!

Силин остановился. Все померкло и потухло в его душе — и глупые, ненужные слезы подступили к горлу. Должно быть, он был очень жалок в эту минуту, потому что графиня с участием и состраданием, глядя на него, стала рассказывать ему свою историю.

Ей не хватало русских слов, рассказывать подробности ей было трудно, и Силин узнал только, что графиня много терпела на своем веку после ужасов революции и что постоянно ее спасал и был ее хранителем молодой француз, которого она называла виконтом Гастоном.

Виконт был ее хранителем, ему она была обязана всем, и с ним она обручилась.

В последнее время монахи перевезли графиню в Польшу, но виконт нашел ее и там и сообщил ей, что ее отец в Митаве с королем Людовиком.

Они бежали, но их захватили на дороге, разлучили, и ее привезли в Петербург и поместили к старику, который был злой и которого она боялась.

Здесь она снова увидела виконта — он явился к старику с требованием, чтобы тот отпустил ее, но затем виконт исчез, и через некоторое время она узнала от горничной, доброй девушки, что в подвале их дома заключен молодой человек.

Она думала, что это ее жених, и решилась освободить его. Это ей удалось. Но она освободила не своего жениха, а его, Александра Силина. Жениха же она не видела с тех пор и не знает, что с ним сталось.

Но добрые люди, принявшие затем в ней участие и привезшие ее сюда, в этот деревенский дворец, где ей очень хорошо, уверили ее, что она увидит вновь своего виконта и своего отца и что нужно только подождать.

Силин слушал и чувствовал, как будто с каждым словом девушки отрывалось по клочку от сердца его, и тихая грусть наполняла все его существо, но вместе с тем ему было жаль ее и были минуты, что он желал, чтобы графиня поскорее нашла своего жениха и была счастлива.

Молодая девушка еще говорила, когда вдали, в стороне, где была большая дорога, зазвучал колокольчик; сначала он гудел неясно, но потом становился все ближе и ближе; слышно было, как копыта лошадей простучали по мосту и прогремел по нем экипаж, наконец, колокольчик резко задребезжал по ту сторону дома, где был главный подъезд, и вдруг оборвался.

— К вам приехал кто-то дальний, — сказал Силин.

Графиня вдруг повернулась и так быстро побежала в дом, что Силин, который счел неприличным также бежать за нею, не мог поспеть простым шагом. Он видел, как девушка вбежала по ступенькам балкона, вошла в столовую, куда вела балконная дверь, и, когда она вошла, услышал громкий крик, заставивший его приостановиться.

Тогда он кинулся уже со всех ног в дом и увидел в столовой Елчанинова, жену его, маркиза Трамвиля и покрытого пылью художника Варгина, с которым все здоровались и приветствовали его. А сзади Варгина стоял стройный, цветущий, красивый молодой человек, и молодая графиня держала его за руки и, смеясь и вместе с тем плача, смотрела на него.

Для Силина без всяких пояснений стало ясно, что этот приехавший вместе с Варгиным молодой человек был виконт Гастон.

LXXXVI

Нетрудно, конечно, догадаться, что привезенный Варгиным к Елчанинову покровитель и защитник молодой графини, виконт Гастон, был тот молодой человек, которого содержал у себя Авакумов в отдельной комнате и который был спасен и извлечен перфектибилистами, чему явился свидетелем Варгин.

Один из главных перфектибилистов в то время в Петербурге был человек, носивший имя Трофимова, которого когда-то знавал Варгин под его настоящем именем Кирша.

Тогда они были близкими приятелями, и у них был еще третий приятель, молодой офицер Елчанинов, женившийся и уехавший в провинцию, в имения, взятые им за женой. Однако связь его с Киршем, очевидно, не порвалась, потому что Кирш, или Трофимов, прислал под его охрану к нему в деревню молодую графиню, за безопасность которой был уверен, раз она находилась на попечении его старого приятеля, Елчанинова, которого Кирш знал очень хорошо.

Сюда же он поручил Варгину привезти и виконта, оправившегося и ставшего здоровее, чем был прежде.

Наконец, влюбленные были соединены, и им улыбнулось счастье, которое они заслужили целым рядом лишений и страданий, выпадающим в жизни не каждому на долю.

Молодой Силин понял, что он тут лишний, и уехал домой.

Елчанинова осталась с молодыми людьми, а муж ее увел Варгина к себе в кабинет и стал расспрашивать его о том, что делается теперь в Петербурге, о том, как действует там их общий приятель Кирш.

— В последнее время, — рассказывал Варгин, — он жил под именем Трофимова; я с ним встретился и не мог узнать его до тех пор, пока он мне сам не открылся. Кирш достиг необычной силы и положительно способен делать чудеса; по крайней мере, многое из того, что мне удалось самому видеть, положительно было чудесно!

И Варгин подробно передал своему другу все, что знал о Кирше-Трофимове.

Елчанинов слушал, изредка прерывая вопросами.

— Так он теперь стал богат? — спросил, между прочим, Елчанинов, когда Варгин описал ему, в каком доме жил Трофимов.

— Если хочешь, — ответил Варгин, — он и богат, и беден, смотря, как того требуют обстоятельства! Когда нужно, братство дает ему средства, но для своих личных выгод этими средствами он не пользуется. Он жил в хорошем доме под видом Трофимова и затем, когда это потребовалось, немедленно поместился в маленькой убогой лавочке, в качестве старика часовщика, довольствуясь более чем скромной обстановкой. А между тем, если бы он захотел действовать лично для себя, он мог бы достать себе все, что пожелает, не только богатство, но и почести, и власть. Благодаря своей силе он, впрочем, имеет уже неограниченную власть над людьми и может заставить их сделать все, что пожелает. Я знаю один из разительных примеров его почти сверхъестественной силы. Дело в том, что иезуитам стал известен гипноз…