Ищите и найдете

XXXVII

Доктор Герье благополучно добрался до Митавы.

Ехал он день и ночь на перекладных почтовых лошадях и с непривычки к такому способу передвижения чувствовал себя лишь очень усталым и измученным, но вполне в добром здоровье. На его счастье, санный путь стоял все время, и это значительно облегчило переезд.

В Митаве Герье остановился на заезжем дворе, хорошо выспался и на другой день после приезда был вполне бодр и свеж.

Настроение его было самое радужное, и, благодаря этому радужному настроению, все казалось хорошо.

Правда, Герье посчастливилось во всех делах.

Квартиру нашел он сразу, в первый же день, и она оказалась именно такою, какую нужно было, вполне омеблированною и благоустроенною.

Для него самого нашлась отдельная комната, было помещение и для прислуги, так что лучшего и желать не приходилось.

Герье сейчас же переехал с заезжего двора на квартиру, нанял немку в услужение и при ее помощи вычислил, вымыл и вытер все в комнатах так, что все блестело и лоснилось, как зеркало.

В назначенный день, то есть ровно через неделю после своего выезда из Петербурга, Герье был на заставе, чтобы встретить ту, которую ждал.

Доктор ждал дня ее приезда, разумеется, с нетерпением, считал часы и минуты и хотел, чтобы эти часы и минуты ожидания прошли как можно скорее.

Но они тянулись несказанно долго, и время казалось вечностью.

Наконец, наступил желанный день.

Доктор Герье с самого утра явился на заставу и расположился у самого шлагбаума, против гауптвахты, в маленьком дорожном трактирчике, нарочно устроенном здесь для лиц, которые приезжали встречать дорожных.

На гауптвахте Герье назвал себя и просил, чтобы ему дали знать в случае, если подъедет карета из Петербурга и его спросят.

Сделал он это из предосторожности, хотя не сомневался, что и сам узнает карету с гербом князей Тригоровых и, главное, ту, которая будет сидеть в этой карете.

В трактирчике Герье сел у окна, так что ему была видна дорога.

Доктор спросил себе кружку пива, чтобы не сидеть перед пустым столиком, но не прикоснулся к ней и, повернувшись к окну, не спускал глаз с дороги.

Сердце у него билось, и веселое, радостное чувство охватило его.

Ожидание было томительно, но вместе с тем необычайно радостно. Вот-вот сейчас покажется карета, и он увидит ее с тем, чтобы отвезти на приготовленную квартиру, остаться возле нее и не расставаться с ней.

По дороге тянулись обозы, шлагбаум у заставы поднимался и опускался, пропуская их, проехали несколько берлин, большие сани, но кареты не было видно.

Доктор Герье, однако, не беспокоился, почему-то внутренне угадывая и твердо зная, что наступит минута, когда он увидит ожидаемую им карету.

И эта минута наступила. На дороге показалась четверка в ряд бежавших рысью лошадей, а за ними качался кузов огромной, тяжелой кареты.

Шлагбаум поднялся, карета нырнула под него, и кучер сразу осадил всех четырех лошадей у гауптвахты.

Не было сомнения, что это — она. Герье издали узнал большой герб на дверцах.

Он как сумасшедший соскочил со своего места, выбежал из трактирчика, на ходу надевая плащ, и кинулся к дверцам кареты.

Навстречу ему бежал вестовой, говоря, что его спрашивают.

Доктор Герье подошел к окну кареты, заглянул в него и увидел… но не ту, которую ждал, а ту, о которой и не думал в настоящую минуту и никак уж не мог ожидать, что встретит именно ее.

В карете сидела госпожа Драйпегова и томно улыбалась ему из-под нежно-розового, обшитого кружевами капора, могшего быть к лицу разве только очень молоденькой девушке и потому еще более старившего госпожу Драйпегову.

— Доктор, вы тут? Вы меня ждете? — с придыханиями искусственного волнения заговорила она и выставила из кареты руку с очевидным расчетом, что молодой доктор припадет к ней губами.

Но Герье, пораженный, уничтоженный, стоял с разинутым ртом и глядел, как будто не был в состоянии сразу уразуметь то, что случилось.

Ему было и больно, что ожидания, доставившие ему столько радостных минут, не оправдались, и смешно, что они не оправдались, благодаря тому несуразному случаю, что молодую девушку заменила госпожа Драйпегова.

"Ах! Чтоб тебя…" — мысленно повторял он, недоумевая, откуда она взялась и чем объяснить ее появление.

— Вы поражены? Вы ошеломлены? — стала спрашивать Драйпегова, пряча руку, которой не заметил доктор.

— А где же дочь господина Авакумова? — вырвалось у него наконец.

— Что за вопрос? — удивилась Драйпегова. — Я — дочь господина Авакумова… Разве вы не знали этого? Моя фамилия по покойному мужу Драйпегова, а рожденная я — Авакумова.

— И вы — единственная его дочь?..

— Единственная! — вздохнула Драйпегова, как будто в этом обстоятельстве было что-то мечтательно-грустное. — Квартиру вы приготовили? — проговорила она тоном хозяйки, которой доктор обязан был повиноваться.

— Приготовил! — отвечал Герье.

— Ну, тогда везите меня скорее домой, мне надоело сидеть в этой карете, — сказала Драйпегова и пригласила доктора к себе в экипаж, сказав, что довезет его.

XXXVIII

Как ни был поражен и озадачен доктор Герье тем, что дочерью Авакумова, для которой он с такой тщательной заботливостью и любовью готовил квартиру, оказалась госпожа Драйпегова, у него хватило настолько сообразительности и он настолько овладел собою, что не стал допытывать, кто же была молодая девушка, которую они с Варгиным сочли, очевидно, по недоразумению, за дочь Авакумова.

Сидя в карете рядом с Драйпеговой, он испытывал ощущение, которое, вероятно, должен чувствовать человек, упавший вдруг с неба на землю.

Герье не мог еще опомниться и не мог еще сообразить, что ему делать и как поступить; одно только было ясно, что с Драйпеговой в Митаве он не останется и завтра же уедет обратно в Петербург.

Ему нужно было только узнать, кто такая эта молодая девушка и почему она жила в доме у Авакумова, когда его дочь занимала отдельный домик на Шестилавочной улице.

Драйпегова осталась очень довольна квартирой и ее устройством и заявила, что прежде всего с дороги она хочет вымыться и взять ванну, что это — ее обыкновенная привычка.

Доктор Герье был очень рад возможности остаться наедине сам с собою, чтобы взять себя в руки, подтянуться и действовать обдуманно.

Пока же он чувствовал себя не человеком, а словно какою-то тенью, у которой даже самое движение непроизвольно.

Придя к себе в комнату, Герье остановился посредине ее и громко расхохотался, тут только поняв во всех подробностях нелепость случившегося и комизм своего положения.

В самом деле, что-нибудь глупее и нарочно придумать было трудно.

Он, влюбленный, как засвидетельствовал это Варгин и как сознавал это и сам доктор Герье, ждал и мечтал встретить поразившую его своей красотой молодую девушку, и вдруг на него выглянуло из кареты "рыло госпожи Драйпеговой".

Другими словами Герье не мог охарактеризовать в данную минуту внешность настоящей дочки Авакумова, которая должна была в действительности войти госпожой в приготовленную им квартиру.

Все это было поистине комично, и доктор Герье расхохотался, но круто оборвал свой смех и, вздрогнув, оглянулся.

Ему отчетливо показалось, что за его смехом, как эхо, раздался еще чей-то смех.

Герье оглянулся, но в комнате никого не было.

Очевидно, ему показалось только, что засмеялся еще кто-то, кроме него.

Да и смешного, в сущности, ничего не было; напротив, случившееся было весьма печально и лишь доказывало, что доктору Герье нет счастья в жизни и теперь, как не было его и до сих пор.

Ведь вот оно, казалось, было близко, возможно, осуществимо и рассеялось, исчезло, как вода в легенде о Тантале убегает от его иссушенных жаждою губ.

Драйпегова и прежде была несимпатична доктору, но теперь стала особенно неприятна и даже ненавистна ему.