Транедия Зет

Я закрыла глаза, слыша удары собственного сердца. Голос зазвучал вновь, отзываясь эхом в голых стенах кошмарной комнаты.

— Двое врачей, от которых закон требует подтверждения смерти казненного… — Друри Лейн устало улыбнулся. — Именно неспособность исключить вас обоих, джентльмены, — обратился он к двоим застывшим в страхе мужчинам с черными саквояжами, — не давала мне решить эту проблему гораздо раньше. Но сегодня Фанни Кайзер предоставила ключ, который оправдывает вас обоих. Позвольте мне объяснить.

Преступник, старающийся свалить на Доу убийство доктора Фосетта, знал, что Доу должен появиться в кабинете жертвы вскоре после его ухода. Поэтому для него было жизненно важно быть уверенным, что жертва мертва — что она не заговорит и не назовет Доу или кому-то еще, кто может неожиданно появиться, имя настоящего убийцы. То же самое касается убийства сенатора Фосетта — первый удар не вызвал немедленную смерть, и преступник, для пущей уверенности, ударил снова.

На запястье доктора Фосетта мы обнаружили кровавые следы трех пальцев, которые указывали, что убийца, нанеся удар, проверял пульс жертвы. Зачем? Очевидно, с целью убедиться, что жертва мертва. Но отметим один существенный факт. — Голос Друри Лейна стал громовым. — Жертва, несмотря на предосторожности убийцы, была еще жива после его ухода, ибо Фанни Кайзер, прибыв на место преступления через несколько минут, видела, как доктор Фосетт пошевелился, и слышала, как он заявил о невиновности Доу, хотя умер, прежде чем успел назвать имя подлинного убийцы…

Вы спросите, каким образом это исключает из моего списка имена двух тюремных врачей, присутствовавших на казни Скальци и присутствующих сейчас? Объясняю.

Предположим, один из этих джентльменов — убийца. Преступление произошло в кабинете врача. На столе, всего в нескольких футах от тела, лежал медицинский несессер жертвы, а все медицинские несессеры содержат стетоскопы. Конечно, даже врач может, щупая пульс умирающего, не заметить последних признаков жизни, но, находясь в медицинском кабинете, он наверняка бы воспользовался стетоскопом, зеркалом или другим приспособлением, чтобы точно убедиться в гибели жертвы…

Следовательно, мы можем утверждать, что ни один врач, имея под рукой подобные приспособления, не оставил бы жертву живой. Он различил бы последние искорки жизни и погасил бы их, нанеся еще один удар. Но убийца этого не сделал. Значит, он не был медиком и не мог быть одним из двух тюремных врачей, которых придется исключить.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от напряжения. Отец сжал кулаки; лица перед нами походили на галерею смертельно бледных масок.

— Теперь отец Мьюр, — продолжал Друри Лейн. — Убийцей братьев Фосетт был один и тот же человек. Но доктора Фосетта убили в начале двенадцатого. А добрый падре с десяти вечера находился вместе со мной на своей террасе и физически не мог совершить это преступление. Таким образом, он не мог убить и сенатора Фосетта.

В красном тумане, плывущем у меня перед глазами, я слышала звучный голос старого джентльмена:

— Один из двадцати семи человек в этой комнате — убийца братьев Фосетт. Мы исключили двадцать шесть. Остается только один, и это… Держите его — не позволяйте ему уйти! Тамм, отберите у него револьвер!

Комната наполнилась криками и звуками борьбы. Человеком, пытающимся вырваться из железных объятий отца, чье лицо побагровело от напряжения, а глаза сверкали, как у маньяка, был начальник тюрьмы Магнус.

Глава 23

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

Просматривая эти страницы, я думаю, не оставила ли я где-нибудь впечатление, что убийцей сенатора и доктора Фосетта был не начальник тюрьмы Магнус, а кто-то другой. Едва ли, хотя не могу быть в этом уверена — иногда мне кажется, что ужасная правда во многих местах была очевидной.

Я достаточно знала о технике написания детективной истории (не важно, основана она на подлинных фактах или на вымысле), чтобы обеспечить наличие в рукописи всех деталей, с помощью которых Друри Лейн, а в скромной степени и я приближались к разгадке. Читатель более меня способен судить об успехе моих попыток воспроизвести это поразительное дело с максимальной точностью. Старый джентльмен в своем анализе не использовал ничего, что не было бы известно всем нам. Мы просто не обладали его проницательностью и быстротой мысли.

Разумеется, я понимаю, что осталась оборванные нити, о которых следует поведать читателю, хотя они не были существенны для раскрытия тайны. Например, мотив, которым руководствовался Магнус — казалось бы, последний человек, который мог поддаться искушению и решиться на преступление. Тем не менее мне рассказали о другом начальнике тюрьмы, который в настоящее время отбывает срок за преступление, едва ли ожидаемое от человека с его должностью и опытом.

В случае со злополучным Магнусом это была старая история, как он сам поведал в письменном признании, — а именно отсутствие денег. У него было небольшое состояние, накопленное за долгие годы честной работы и быстро сметенное биржевым крахом. В итоге он остался без гроша в кармане. И тут появился сенатор Фосетт с его подозрительным интересом к Доу и намеками на шантаж. Так вот, в роковой день освобождения Доу сенатор позвонил Магнусу, сообщив, что решил заплатить Доу и имеет в распоряжении пятьдесят тысяч долларов. Искушение оказалось слишком сильным для бедного Магнуса. Той ночью он отправился в дом сенатора не убивать его, а каким-нибудь обманом вытянуть из него деньги. Тогда он еще не знал о причине власти Доу над Фосеттами. Но, увидев на столе деньги, Магнус решил убить сенатора и свалить преступление на Доу. Он схватил со стола нож для бумаг и дважды ударил им жертву.

Потом Магнус обнаружил на верхнем листе блокнота записку сенатора, адресованную его брату, доктору Фосетту. Это подало ему идею. В записке упоминалось название корабля — «Звезда Хиджаза».

С такой информацией в качестве стартового пункта не составляло труда, покопавшись в архивных материалах, выяснить правду о связи Доу с Фосеттами.

Магнус уничтожил записку, дабы она не попала в руки полиции, — если бы подлинная история выплыла наружу, он не смог бы шантажировать доктора Фосетта, но если бы о ней знали только Магнус и Доу, то Доу можно было исключить, отправив на электрический стул за убийство сенатора, а начальник тюрьмы сумел бы спокойно шантажировать доктора Фосетта в будущем.

План казался недурным. Но Аарона Доу не казнили за убийство сенатора Фосетта, а приговорили к пожизненному заключению. В какой-то степени это удовлетворяло Магнуса — он мог позднее использовать Доу снова. Магнус уже некоторое время знал о подпольной тюремной системе отправки и получения писем, изобретательно применяемой Тэббом, но помалкивал об этом, выжидая удобного случая.

Вскоре такой случай представился. Магнус перехватил записку доктора Фосетта Доу в требнике отца Мьюра, прочитал ее без ведома Тэбба и увидел для себя отличную возможность. Но побег был назначен на среду, а в среду поздно вечером он должен был присутствовать в тюрьме на казни Скальци. Магнус написал поддельную записку Доу, перенеся побег на четверг, когда он был свободен.

На обороте перехваченной им подлинной записки Фосетта он написал печатными буквами записку от имени Доу и отправил ее контрабандным способом Фосетту с целью объяснить отказ от побега в среду.

Как и в большинстве преступлений подобного рода, с каждым следующим шагом в осуществлении своих планов Магнус все сильнее затягивал у себя петлю на шее. Эта записка выдала его, хотя тогда она казалась ему вполне безопасной.

Помню, как на следующий день мы сидели на террасе отца Мьюра, и Илайхью Клей спросил, почему начальник тюрьмы Магнус вскрыл письмо на столе сенатора Фосетта, адресованное ему самому и касающееся, согласно примечанию на конверте, продвижения по службе сотрудников в Алгонкине.

Старый джентльмен вздохнул:

— Интересный вопрос. Думаю, я знаю, почему Магнус сделал это. Как вы помните, в своем анализе я упомянул, что вскрытие письма кем-либо из служащих тюрьмы вполне понятно. Кем-либо, но только не начальником, так как письмо было адресовано ему и продвижение по службе не могло касаться его лично. Поэтому, когда результаты моего дальнейшего анализа стали указывать на Магнуса, я спросил себя, зачем он вскрыл этот конверт. Очевидно, ему казалось, что он может содержать совсем не то, что говорилось в примечании. Во время визита в тюрьму сенатор намекнул Магнусу, что Доу его шантажирует. Магнус подумал, что в письме может упоминаться этот разговор и он окажется под подозрением, если письмо попадет в руки полиции. Конечно, его умозаключения были шаткими, но тогда он был перевозбужден и не мог четко мыслить.