Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 51

— Ха! Ты не передумаешь, — фыркнула Аврелия.

Пальцы Юлии сжали запястье Аврелии:

— Успокойся, Аврелия. Я не хочу, чтобы в этой комнате сердились.

— Ты права, тетя Юлия. Гнев — это последнее, что нам нужно, — согласился Цезарь, вставая между матерью и тетей, и с этого нового места пристально посмотрел на двоюродного брата. — Почему ты сказал «да» Карбону? — спросил он.

Вопрос, который ни на секунду не обманул Мария-младшего.

— О, Цезарь, думай обо мне немного лучше! — презрительно сказал он. — Я сказал «да» по той же причине, по которой и ты сказал бы «да», если бы на тебе не было laene и apex.

— Я понимаю, почему ты думаешь, что я сказал бы «да». Но на самом деле я бы этого не сказал. Лучший путь — это in suo a

— Это противозаконно, — неожиданно подала голос Муция Терция.

— Нет, — возразил Цезарь, прежде чем Марий-младший мог отреагировать. — Это против установившейся традиции и даже против lex Villia a

Наступила тишина.

— Вот что хуже всего, — сказала Юлия дрогнувшим голосом. — Ты выступишь против Суллы.

— Я все равно был бы противником Суллы, мама, — сказал Марий-младший.

— Но не как официально введенный в должность представитель Сената и народа. Быть консулом — значит принять на себя максимальную ответственность. Ты возглавишь и поведешь за собой армии Рима. — Слеза скатилась со щеки Юлии. — Ты окажешься в центре пристального внимания Суллы, а он самый страшный человек на свете! Я знаю его не так хорошо, как твоя тетя Аврелия, Гай, но — достаточно хорошо. Мне он даже нравился в те дни, когда заботился о твоем отце, а он действительно заботился о нем, ты знаешь. Бывало, он сглаживал те маленькие неловкости, которые всегда возникали у твоего отца. Сулла — более терпеливый и проницательный человек, чем твой отец. И в каком-то смысле он человек чести. Но твой отец и Луций Корнелий имели одно важное общее качество: когда все рушилось, от конституции до народной поддержки, они были способны пойти на все, чтобы достигнуть своей цели. Вот почему оба они в прошлом двинули армии на Рим. И вот почему Луций Корнелий снова пойдет на Рим, если Рим выберет тебя консулом. Сам Рим намерен драться с ним до конца, мирного решения проблемы не будет. — Она вздохнула. — Из-за Суллы я хочу, чтобы ты передумал, дорогой Гай. Обладай ты его возрастом и опытом, ты еще мог бы выиграть. Но ты не такой. Ты не можешь победить Суллу. И я потеряю своего единственного ребенка.

Это была мольба любящего стареющего человека. А Марий-младший был ни то, ни другое. Он выслушал прочувствованную речь матери с застывшим лицом. Губы его раскрылись, как будто он хотел что-то сказать.

— А ты, мама, — опять вмешался Цезарь, — как говорит тетя Юлия, ты знаешь Суллу лучше, чем кто-либо из нас. Что ты думаешь по этому поводу?

Взволнованная Аврелия вовсе не собиралась в подробностях рассказывать о своей последней ужасной, трагической встрече с Суллой в его лагере.

— Правда, я хорошо знаю Суллу. Как вам известно, я виделась с ним совсем недавно. Когда-то я всегда была последним человеком, которого он навещал перед очередным отъездом из Рима, и первым человеком, которого он встречал по возвращении. А между его отъездами и приездами я практически не наблюдала его. Это типично для Суллы. В душе он — актер. Он не может жить без драмы. Он всегда знает, как придать важное значение вполне безобидной ситуации. Вот почему он посещал меня в моменты, которые считал переломными. Эти встречи в моем доме каким-то образом скрашивали его жизнь, придавали ей значимость. Вместо простого визита к родственнице, с которой можно поболтать о незначительных вещах, каждый визит становился или прощанием, или встречей. Он дарил мне чудо — думаю, что так будет справедливо сказать.

Цезарь улыбнулся ей.

— Ты не ответила на мой вопрос, мама, — мягко напомнил он.

— Да, не ответила, — отозвалась эта необыкновенная женщина без всякого смущения или чувства вины. — Сейчас отвечу.

Она в упор посмотрела на Мария-младшего.

— Вот что тебе следует знать. Если ты встретишься с Суллой как официально избранный представитель Сената и народа Рима, то есть как консул, ты встретишься с чудом. Твой возраст и имя твоего отца Сулла использует для того, чтобы придать своей борьбе за власть в Риме особенную драматичность. И все это будет малым утешением для твоей матери, племянник. Ради нее откажись от своей затеи! Встречайся с Суллой лицом к лицу на поле сражения просто как еще один военный трибун.

— А ты что скажешь? — осведомился у Цезаря Марий-младший.





— Я говорю — поступай, как хочешь, кузен. Сделайся консулом раньше срока.

— Лия?

Она встревоженно взглянула на тетю Юлию и сказала:

— Пожалуйста, брат, не делай этого!

— Ю-ю?

— Я согласна с сестрой.

— Жена?

— Ты должен следовать своей судьбе.

— Строфант?

— Господин, не делай этого, — вздохнул старик управляющий.

Кивая головой, отчего его торс слегка покачивался, Марий-младший опустился на стул, положив руку на его высокую спинку. Сложил губы трубочкой, выдохнул через нос.

— Что ж, в любом случае ничего удивительного, — вымолвил он. — Мои родственницы и управляющий хором призывают меня не выскакивать вперед возраста и статуса и не подвергать свою жизнь опасности. Вероятно, тетя пытается сказать, что я подвергаю опасности также мою репутацию. Жена моя все отдает в руки Фортуны — пусть Фортуна покажет, стал ли я ее любимцем. А мой двоюродный брат говорит, что я должен попытаться.

Марий встал и принял внушительную позу.

— Я не возьму назад слово, данное Гнею Папирию Карбону и Марку Юнию Бруту. Если Марк Перперна согласится внести меня в списки сенаторов, а Сенат согласится узаконить это, я внесу свою кандидатуру в списки баллотирующихся на должность консула.

— Ты так и не сказал нам, почему ты это делаешь, — напомнила Аврелия.

— Я думал, это очевидно. Рим в безвыходном положении. Карбон не может найти подходящего второго консула. И к кому он обратился? К сыну Гая Мария! Рим любит меня! Рим нуждается во мне! Вот почему, — объяснил молодой человек.

Только у самого старого и самого преданного из присутствующих нашлось мужество сказать правду. И управляющий Строфант высказался не только за потрясенную мать молодого Гая Мария, но и за его давно умершего отца:

— Это твоего отца любит Рим, господин. Рим обращается к тебе из-за твоего отца. О тебе Рим не знает ничего, кроме одного: ты — сын человека, который спас его от германцев, который одержал первые победы в войне против италиков, который становился консулом семь раз. Если ты сделаешься консулом, то лишь потому, что ты — сын своего отца, а не потому что ты — это ты.

Марий-младший любил Строфанта, и управляющий хорошо знал об этом. Учитывая скрытый смысл его слов, Марий-младший выслушал его спокойно. Он только крепко стиснул губы. Когда Строфант замолчал, сын Гая Мария просто сказал:

— Знаю. И я должен показать Риму, что Марий-младший равен своему любимому отцу.

Цезарь опустил голову, глядя в пол, и промолчал. «Почему, — задавал он себе вопрос, — почему этот сумасшедший старик не отдал кому-нибудь другому laena и apex главного жреца Юпитера, flamen Dialis? Я мог бы справиться. Я бы справился. Но Марий-младший — никогда».

Итак, к концу декабря выборщики в своих центуриях встретились на Марсовом поле на Септе — в месте, прозванном «овчарней», — и проголосовали за Мария-младшего как за первого консула. Гнея Папирия Карбона они выбрали вторым консулом. Сам тот факт, что Марий-младший стал старшим консулом, мог служить показателем отчаяния Рима, его страха и его сомнений. Однако многие голосовавшие искренне чувствовали: нечто от Гая Мария не могло не передаться его сыну. Под командованием Мария-младшего вполне можно победить даже Суллу.