Страница 21 из 262
С другой стороны, размышлял Архелай, поглядывая на мужественное и одновременно вздорное выражение на лице царя, от которого его отделяло расстояние вытянутой руки, человеку просто не предоставляется выбора. Царь есть царь, и он волен распоряжаться своими подданными, даже убивать их, когда на него находит подобная блажь. Такое положение вещей обостряло способности людей, вынужденных существовать в непосредственной близости от этого сгустка энергии, капризов, детской непосредственности, незаурядности, силы и скромности. Опыт, полученный в результате успешного выпутывания из бесчисленных ситуаций, чреватых для любого другого непоправимой бедой, только идет ему на пользу. Бури в придворном мире то и дело разыгрывались подобно штормам на Понте Эвксинском — или же исподволь вызревали в голове у царя. Случалось и так, что Митридат начинал карать за давно забытый проступок, совершенный десять лет назад. Царь никогда не прощал обид, истинных и воображаемых, разве что отодвигал расплату на будущее.
— Кажется, мне придется с ним встретиться, — молвил Митридат и добавил: — Не так ли?
Вот и ловушка: что ответить?
— Если на то нет твоей воли, великий царь, то ты не обязан ни с кем встречаться, — с готовностью ответил Архелай. — Однако мне представляется, что Гай Марий — интересный человек.
— В Каппадокии. Следующей весной. Пускай сперва оценит по достоинству Никомеда. Если этот Гай Марий столь замечательный человек, ему не придется по душе Никомед Вифинийский, — решил царь. — И с Ариаратом пускай встречается до меня. Отправь этому жалкому насекомому приказ: пусть предстанет весной в Тарсе перед Гаем Марием и лично проводит римлянина в Каппадокию.
— Армию мобилизовать, как намечено, о великий?
— Конечно. Где Гордий?
— Он должен прибыть в Синопу, прежде чем зимние снегопады закроют перевалы, мой царь, — ответил Архелай.
— Хорошо.
По-прежнему хмурясь, Митридат снова погрузился в чтение письма от Баттака и закусил губу. Ох уж эти римляне! Все время суют нос не в свое дело! Зачем такому знаменитому человеку, как Гай Марий, заниматься судьбами народов Восточной Анатолии? Уж не заключил ли Ариарат с римлянами сделку, чтобы скинуть его, Митридата Евпатора, с престола и превратить Понт в сатрапию Каппадокии?
— Путь мой был слишком долгим и трудным, — проговорил царь, обращаясь к своему кузену Архелаю. — Я не склонюсь перед римлянами!
И действительно, путь его был долгим и трудным и начался от самого его рождения, поскольку нынешний царь Понта Митридат Евпатор был младшим сыном царя Митридата V и его сестры-жены Лаодики. Родившийся в год таинственной смерти Сципиона Эмилиана, Митридат по прозвищу Евпатор имел старшего брата, названного Митридатом Крестосом — «Помазанным на царство». Царь-отец мечтал о расширении пределов Понта за счет соседей, все равно каких, но предпочтительно — Вифинии, самого давнего и упорного врага его государства.
Сперва представлялось, что Понт оставит за собой наименование «друга и союзника римского народа», заслуженное царем Митридатом IV, оказавшим помощь пергамскому царю Атталу II в его борьбе с вифинийским царем Прусием. Митридат V какое-то время оставался верен этому союзу, отправляя подкрепления римским войскам во время Третьей Пунической войны, а также сражаясь с наследниками пергамского царя Аттала, не пожелавшими выполнить его завещание, по которому все его царство отходило Риму. Но потом Митридат V заполучил Фригию, заплатив римскому проконсулу в Малой Азии Манию Аквилию некую сумму в золоте. Это привело к тому, что Понт лишился наименования «друга и союзника», и с тех пор Рим и Понт враждовали, чему способствовала хитрая политика вифинийского царя Никомеда и происки сенаторов — противников Аквилия в самом Риме.
Невзирая на противодействие Рима и Вифинии, Митридат V продолжал завоевательскую политику: он завлек в свои сети Галатию, а затем добился титула наследника всей Пафлагонии. Однако сестра-жена интриговала против брата-супруга, вынашивая мечту править Понтом самостоятельно. Когда Митридату Евпатору исполнилось девять лет (в то время царский двор находился в Амасии), царица Лаодика умертвила мужа-брата и усадила на трон одиннадцатилетнего Митридата Крестоса. Сама она, разумеется, стала при нем регентшей. В обмен на обещанные Вифинией гарантии незыблемости пределов самого Понта царица отказалась от претензий своего царства на владение Пафлагонией и ушла из Галатии.
Совсем скоро после произведенного матерью переворота Митридат Евпатор, которому тогда еще не исполнилось и десяти, бежал из Амасии, убежденный, что и его ждет смерть: ведь он, в отличие от медлительного и послушного братца Крестоса, слишком напоминал матери убиенного супруга, о чем она все чаще изволила высказываться вслух. Мальчик, оставшись в полном одиночестве, направился не в Рим и не ко двору соседнего монарха, а в горы на востоке Понта, где не стал скрывать от тамошних обитателей своего имени, хоть и упросил их никому не открывать его секрета. Испуганные и одновременно польщенные, местные жители прониклись любовью к члену царской династии, нашедшему убежище в их глуши, и фанатически оберегали его. Перемещаясь из деревни в деревню, юный царевич узнал свою страну так хорошо, как не знал ее ни один отпрыск царственной фамилии; он забирался туда, где цивилизации было очень мало или не было вовсе. Летом он бывал предоставлен самому себе и проводил время, охотясь на медведей и львов, чем завоевал у своих невежественных подданных репутацию смельчака. Он и в самом деле отлично изучил понтийские леса и не сомневался, что они всегда прокормят его: здесь хватало вишен, орехов, диких абрикосов, пряных трав, а также оленей и зайцев.
Жизнь, которую Митридат Евпатор вел на протяжении семи лет в горах Восточного Понта, оказалась более насыщена простыми радостями и нехитрым обожанием простаков-подданных, нежели все, что он испытал впоследствии. Незаметно подрастая под изумрудным пологом лесов, среди рододендронов и акаций, привыкнув к реву водопадов, царевич превратился из мальчика в молодого человека. Первыми его подругами стали девушки из маленьких полудиких деревень; первый его лев был огромным и гривастым: он убил его палицей, уподобившись Гераклу; первый его медведь, прежде чем издохнуть, встал на задние лапы и оказался выше его ростом.
Все Митридаты были рослыми людьми, ибо происходили из германо-кельтских фракийских племен; однако кровь эта была разбавлена персидской кровью придворных царя Дария (может быть, его собственной). Кроме того, за два с половиной века, что Митридаты правили Понтом, они часто вступали в брак с выходцами из сирийской династии Селевкидов — еще одного германо-фракийского царского дома, восходящего к Селевку, полководцу Александра Македонского. Время от времени среди Митридатов появлялись люди хрупкие и смуглые, однако Митридат Евпатор был истинным германо-кельтом. Он вырос очень высоким и настолько широкоплечим, что вполне мог в одиночку унести тушу взрослого медведя-самца; ноги его были настолько мускулисты, что он без труда преодолевал горные перевалы Понта.
В семнадцать лет юноша почувствовал себя достаточно взрослым, чтобы сделать первый ответственный шаг: он послал тайную депешу своему дяде Архелаю, о котором знал, что тот не питает привязанности к царице Лаодике — своей единоутробной сестре и повелительнице. В ходе тайных сходок в горах за Синопой — городом, избранным царицей для постоянного проживания, — вызрел тайный план. Митридат встречался с вельможами, заслуживавшими, по мнению Архелая, доверия, и требовал от них клятвы верности.
Все шло в полном соответствии с планом; Синопа пала, ибо борьба за власть развернулась в ее стенах, а не вне их. Царица, Крестос и придворные, сохранившие им преданность, были взяты без кровопролития; кровь полилась потом — из-под меча палача. Разом погибло несколько дядек, теток и двоюродных братьев и сестер нового правителя. Крестос разделил их участь несколько позже, а царица Лаодика — в последнюю очередь. Митридат, будучи заботливым сыном, поместил матушку в крепостную башню, где — как такое могло случиться? — ее забывали кормить, вследствие чего она умерла голодной смертью. Царь Митридат VI, не покрыв себя позором как матереубийца, стал править единолично. Ему не исполнилось тогда и восемнадцати лет.