Страница 2 из 19
Он обвел глазами всю изящную роскошь окружающей его обстановки и его взгляд, прежде всего, остановился на одном предмете, которого он сначала совсем не приметил: это была небольшая кровать, с шелковыми занавесками, поддерживаемыми позолоченными фигурками амуров; настоящая кровать для кратковременного отдыха какой-нибудь красавицы, внезапно застигнутой припадком мигрени и желающей уединиться во что бы то ни стало.
«Итак, этот будуар служит иногда и спальней!» — мелькнуло в голове молодого офицера, и эта подробность показалась ему имеющей некоторое значение.
Между тем, хорошенькая горничная, впустив его в комнату, тихонько удалилась, почти не взглянув на него и лишь сделала отрывистое движение, видимо означавшее: сидите и ждите.
Он и стал ожидать, осматривая окружающие его предметы.
Вдруг он вздрогнул.
Со стены, противоположной той, у которой стояла заинтересовавшая его кровать, глядел на него из массивной золотой рамы презрительно властный, знакомый в то время всей России взгляд голубых глаз.
С большого, прекрасно нарисованного масляными красками, портрета смотрел на него, как живой, светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический.
Молодой человек задрожал.
Кроме, вообще в то время, магической силы этого имени, с ним у сидевшего в изящном будуаре прелестной незнакомки офицера были особые, личные, таинственные связи.
По желанию светлейшего князя, он с поля военных действий из армейского полка был переведен в гвардию и послан в Петербург.
Приехав сегодня утром, он не замедлил явиться в Таврический дворец, но прием его светлейшим был отложен до завтра.
— Пусть погуляет, оглядится… — вынес ему милостивое слово князя докладывавший о нем адъютант.
Он воспользовался этим и поехал в театр.
— И вот…
Все это мгновенно пронеслось в отуманенной голове вытянувшегося в струнку перед портретом всесильного Потемкина молодого офицера.
II
ДВОЙНИК
Явственно донесшийся до молодого человека разговор из соседней комнаты, отделенной от будуара, видимо, лишь тонкою перегородкою, вывел его из оцепенения.
— Катя, он еще там?
— Да, Калисфения Николаевна, вот уже с час как он ждет, хорошо еще, что я затопила камин.
— Я не виновата… Меня задержали в театре… Как нарочно, явились на поклон… и я уехала почти последняя… А знаешь, с моей стороны эта ужасная смелость… Что если узнает князь…
Молодой человек инстинктивно посмотрел на портрет.
— Но он такой прелестный, и к тому же еще никого я так страстно не любила… Вот мое единственное извинение… — продолжал голос.
«Неужели я так прелестен?» — самодовольно подумал молодой офицер.
— Послушай, Катя, мне надоело ждать-Убери здесь все, я переоденусь сама и приведи его сюда.
Он мигом вскочил. Сердце его сильно билось.
Нельзя не сознаться, что положение его было, действительно, довольно щекотливое.
Он сделал шаг к дверям, из-за которых слышались голоса.
Они отворились. На их пороге показалась Катя, и посторонившись пропустила молодого человека.
Он храбро вошел в другую комнату.
В изящном кабинете, отделанном точно также в греческом вкусе, перед туалетом, на котором стояло зеркало, поддерживаемое двумя бронзовыми лебедями с золоченными головками, сидела прелестная незнакомка и снимала с головы какой-то убор.
Заметив отражение вошедшего в зеркале, она вскочила и бросилась к нему с ловкостью газели.
Он почувствовал страстные, благоухающие объятия, кровь бросилась ему в голову; потом вдруг, порывистым, нервным, неожиданным, необъяснимым движением, он был отброшен, чуть не опрокинут, — отброшен этою прелестною женщиною, которой знойное дыхание он еще чувствовал на своем лице.
— Боже мой! — воскликнула она с неподдельным выражением удивления и ужаса и упала навзничь на стоявший вблизи диван.
На крик своей барышни в кабинет вбежала Катя и, ничего не понимая в происшедшем, с недоумением глядела на обоих, как бы спрашивая, что это значит?
— Боже мой! — вскричала она в свою очередь.
— Но что все это значит? — воскликнул наконец, придя в себя, молодой человек, задыхаясь от волнения.
— Я… я ничего не могу сказать… Но наверное это не вы.
— Как это… не я?
— Вам лучше знать…
— Знать! Да ведь тут легко сойти с ума. Что это, комедия или мистификация?
В эту минуту прелестная хозяйка сделала жест горничной и та поспешила к ней.
Обе женщины с минуту разговаривали шепотом.
— Ради Бога, — обратилась Катя к молодому офицеру, — войдите туда.
Она указала ему рукой на дверь будуара.
Потерянный, ошеломленный всем, что случилось с ним в этот вечер, он машинально повиновался и вошел в будуар.
За ним послышался звук запираемого замка.
Совершенно уничтоженный, молодой человек упал на кушетку.
Прошло несколько минут, и он не успел еще привести в порядок своих мыслей, выделить их из того хаоса, в который они были погружены и придать им некоторую стройность, последовательность и определенность, как в кабинете снова заговорили, вероятно не подозревая, что перегородка была чересчур тонка.
— Какое ужасное приключение! Как я несчастна! Какое необычайное сходство… Что делать? Я теряю голову! Как выпроводить его отсюда… Теперь уже ночь… — говорила барыня.
— Успокойтесь, Калисфения Николаевна, я сейчас поговорю с ним… И что же, что теперь ночь… Он не маленький… офицер, — отвечала горничная.
— Подожди… не лучше ли написать ему несколько извинительных слов… Ведь он, кажется, молод, в нем должна быть известная доля деликатности; он не захочет с досады погубить меня, да и к тому же, на самом деле, издали можно было ошибиться…
— Еще бы, я первая попалась бы впросак; но все равно, — издали или вблизи, это совсем не одно и тоже…
— Увы! Я сама очень хорошо вижу! А этот! Где же он и что он думает!
«Итак, это была ошибка!» — с отчаянием подумал молодой человек и вскочил с кушетки.
Взгляд его упал на портрет светлейшего. Он, казалось ему, насмешливо улыбался.
Вошла Катя, держа в руках записку. Она была написана наскоро, без подписи и заключала в себе следующее:
«Простите ли вы меня за ночное путешествие, которая я совершенно невольно заставила вас совершить, и за то, которое вам еще предстоит? Ваше сходство с одним из моих родственников, который должен был сегодня приехать ко мне, сделало все это. Мое непростительное легкомыслие довершило остальное. Умоляю вас, забудьте все, но особенно не сердитесь на меня за неприятность, которую я вам сделала. Клянусь вам, что для меня это гораздо хуже, нежели для вас, и вы должны мне поверить».
— Я сейчас выпущу вас, только достану ключ! — сказала Катя и вышла.
Молодой человек хотел отвечать на прочтенную записку несколькими словами, исполненными чувства оскорбленного достоинства и начал искать перо и чернила на письменном столе. Вдруг ему попался под руку небольшой бархатный футляр.
Инстинктивно он открыл его.
В нем оказался портрет-миниатюра.
Молодой человек остолбенел. Это был его собственный портрет, или же портрет его двойника.
На нем был изображен гвардейский офицер, черты которого были странным образом поразительно похожи на его собственные, в чем он мог как нельзя лучше удостовериться, приблизившись к большому зеркалу.
Тот же овал, те же линии, но с некоторыми оттенками, которые, впрочем, было весьма трудно заметить.
Он в недоумении положил портрет обратно и беспомощно обвел глазами будуар.
Взгляд его снова остановился на портрете светлейшего князя Таврического.
Ему снова показалось, что этот всесильный красавец насмешливо улыбается углами своего надменного рта.
— Пожалуйте! — вывела из столбняка молодого человека вошедшая с ключом Катя.
Он машинально последовал за нею.
Насмешливый взгляд Потемкина, казалось, провожал его, он чувствовал его на себе.
Катя вывела его из подъезда и проводила до калитки, которую и заперла за ним.