Властители рун

— Нет, — сообразил принц. — Я никогда прежде ее не видел, и она прекрасно знает, что мы незнакомы. И тем не менее держит меня за руку. Это более чем странно.

В Палате Обличий Дома Разумения он изучил тонкости общения с помощью мимики и телодвижений. Ему было ведомо как распознать врага по глазам, а складочки у губ возлюбленной могли рассказать принцу о ее состоянии — испуге, озабоченности или усталости.

Джорлис, учитель Габорна, был мудрым наставником, а сам принц за последние несколько лет весьма преуспел в своих штудиях. Он прекрасно усвоил, что манера держаться и выражение лица, присущие принцам и нищим, купцам и разбойникам, характерны для них, словно неотъемлемая деталь костюма, и научился использовать это знание на практике. Габорн преуспел настолько, что при желании мог надеть любую личину с такой же легкостью, как и любой наряд. Он был способен унять целую ораву разгульных молодцов, всего лишь подняв голову, или заставить купца сбавить цену с помощью сдержанной улыбки. Габорн научился прикидываться нищим: когда сгорбившись и потупя очи он протискивался сквозь толпу на многолюдной ярмарке, никто не узнавал в нем принца — встречные лишь гадали, где этот несчастный голодранец ухитрился раздобыть такой прекрасный плащ.

Таким образом, лицо и движения всякого незнакомца позволяли Габорну читать его, словно открытую книгу, тогда как сам принц оставался для собеседника неразрешимой загадкой. Обладая двумя дарами ума, он мог всего лишь за час запомнить содержание толстенного тома, а за восемь лет в Доме Разумения получил больше знаний, чем простолюдин усвоил бы за целую жизнь, даже если бы всю ее посвятил учению.

Будучи Властителем Рун, он обладал тремя дарами мускульной силы и двумя — жизненной стойкости, а потому мог скрестить оружие с противником, вдвое превосходящим его ростом и весом. Вздумай какой-нибудь разбойник напасть на принца, он бы мигом усвоил, каково иметь дело с Властителем Рун.

Однако, благодаря дарам обаяния, взорам окружающих он представлялся не более чем весьма и весьма красивым юношей. А в таком городе как Баннисфер, куда собирались певцы и лицедеи со всего света, даже его красота не казалась столь уж необычной.

Сейчас он внимательно присмотрелся к державшей его за руку девице, оценивая ее позу. Высоко поднятый подбородок говорил об уверенности однако то, что он был слегка повернут в сторону, указывало на вопрос.

Итак, она задает вопрос. Мне.

Прикосновение ее было довольно легким, что наводило на мысль о некоторой неуверенности, но все же достаточно крепким, чтобы служить… пожалуй, своего рода знаком обладания.

Выходит, она претендует на обладание мною? Что это, попытка соблазнить? — гадал Габорн. — Но нет, поза незнакомки говорила об ином. Будь у нее намерение совратить его, она подошла бы сзади и коснулась его плеча, ягодицы или груди. В данном же случае женщина хоть и взяла его за руку, но держалась несколько отстраненно, словно не решаясь претендовать на пространство, занимаемое его телом. И тут Габорна осенило — да ведь это брачное предложение. Надо заметить, довольно странное даже для Гередона. Неужто семья не смогла пристроить замуж такую красивую девушку?

А может у нее и нет никакой семьи? Вдруг она осиротела, и теперь пытается самостоятельно устроить свою судьбу?

Интересно, — подумал принц. — А кем ей кажусь я? Наверное, купеческим сынком.

В свои восемнадцать Габорн еще не достиг полного роста взрослого мужчины. Волосы его были темными, а глаза голубыми — сочетание, обычное для уроженцев северного Краутена. Поэтому он и вырядился щеголем из того королевства, одним из тех богатых лоботрясов, у кого монет куда больше, чем вкуса. Бездельником, который слоняется по городу, покуда его папаша занимается важными делами.

На Габорне были ярко-зеленые чулки, короткие, присобранные над коленями штаны и рубаха из тончайшего полотна с пышными рукавами и серебряными пуговицами. Поверх рубахи он накинул темно-зеленую хлопковую куртку, отделанную тончайшей кожей и расшитую речным жемчугом. Наряд довершала широкополая шляпа с приколотым к ней янтарной брошью страусиным пером.

Габорн вырядился таким манером, ибо путешествовал инкогнито, желая вызнать истинную меру богатств Гередона, мощь его укреплений и стойкость его народа.

Принц бросил взгляд через ставшую узкой из-за многочисленных ларьков и палаток, запруженную народом улицу. Какой-то загорелый малый без рубахи, но в красных шароварах гнал прямо сквозь толпу дюжину коз, подстегивая их ивовым прутом. За дорогой, под каменной аркой, рядом со входом в гостиницу стоял Боринсон — личный телохранитель Габорна. На лице рослого, широкоплечего воина с редеющими рыжими волосами, густой бородой и смеющимися глазами играла широкая улыбка. Его явно забавляло затруднительное положение, в котором оказался принц. Близ Боринсона стоял тощий, как скелет, мужчина с коротко стрижеными светло-русыми волосами. Его строгое одеяние соответствовало по тону угрюмым карим глазам. Человек этот, как и вес его собратья по ордену, носил имя Хроно и являлся своего рода летописцем — служителем Лордов Времени. С самого младенчества Габорна он неотлучно следовал за принцем, записывая каждое его слово, каждый его поступок. День за днем вел он хронику деяний юного лорда, чем и объяснялось присвоенное ему имя. От настоящего имени, равно как и от собственной личности, он, подобно всем членам своего ордена, отрекся в тот день, когда объединил свой разум с созданием другого Хроно. Сейчас он внимательно наблюдал за Габорном, запоминая все до мельчайших подробностей.

Женщина, державшая принца за руку, проследила за его взглядом, отметив и телохранителя и Хроно. Купеческих сынков частенько сопровождали охранники, однако Хроно были приставлены лишь к немногим. К тем, кто обладал немалым богатством и влиянием. Однако и это не позволяло женщине уяснить положение Габорна — он вполне мог оказаться отпрыском старейшины купеческой гильдии.

Незнакомка потянула за руку, приглашая юношу прогуляться. Тот заколебался.

— Вас что-то заинтересовало здесь, на рынке? — с улыбкой спросила она голосом, манящим как сласти с ароматом кардамона, которыми торговали на соседних лотках. Ей явно хотелось узнать, заинтересовала ли его она. Но для окружающих вопрос звучал вполне невинно: как будто она имела ввиду сосуды для охлаждения вина.

— Великолепное серебро, — отозвался Габорн. — Сразу видна рука настоящего мастера. Используя возможности своего Голоса, он слегка выделил слово «рука». Даже и не поняв почему, женщина должна была решить, будто в

Доме Разумения он занимался в Палате Рук, где обучаются отпрыски богатых купцов.

Пусть она считает меня купцом.

Владелец палатки, до сих пор не уделявший Габорну внимания, высунулся из тени прямоугольного тента и поинтересовался:

— Молодой господин хотел бы приобрести один из этих прекрасных сосудов для своей дамы?

До сего момента Габорн казался ему всего лишь молодым купчишкой, который, небось, бродит по ярмарке да глазеет на товары по поручению папаши — с тем, чтобы потом сообщить последнему, кто чем да почем торгует. Теперь лавочник скорее всего счел его молодоженом, смазливым юнцом, которому досталась жена еще красивее, чем он сам. Богатей частенько женили своих детей совсем молоденькими, ради того, чтобы объединить капиталы.

Итак, этот торговец думает, что я куплю серебро, чтобы ублажить свою женушку. И то сказать — этакая красотка наверняка заправляет и домом, и муженьком. Но раз торговец ее не знает, стало быть и она скорее всего приезжая. Прибыла в Баннисфер откуда-нибудь с севера?

Незнакомка любезно улыбнулась торговцу.

— Пожалуй, не сегодня, — лукаво промолвила она. — Спору нет, эти сосуды хороши, но у нас дома найдутся и получше. С этими словами красавица повернулась спиной к палатке. Роль жены была сыграна превосходно.

Всем своим поведением она словно бы говорила Габорну: «Смотри, будь мы и на самом деле женаты, я поступила бы так же. Я не из тех, кто требует дорогих подарков».