Властители рун

Боринсон снова втянул носом воздух, пытаясь различить запах опустошителя. Тщетно. Опустошители обладали сверхъестественной способностью подражать запаху того, что их окружало.

Боринсон подумал, что было бы неплохо выследить опустошителя. Может быть, задержаться ненадолго?

Мирриме может угрожать опасность. Скорее всего, Радж Ахтен не нападет на замок сегодня, потратит день на отдых и подготовку, дожидаясь подхода подкрепления.

Да, но если Боринсон не доберется до замка до того, как начнется осада, он не сможет помочь Мирриме.

А что же опустошитель или, точнее, опустошительница? Она поднялась к вершине горы и сейчас наверняка пожирает своего медведя. Почва тут неровная, усыпана листьями осин. Повсюду растут густые кусты, набравшие силу за долгое лето, и подниматься будет нелегко.

Подобраться к ней почти невозможно. Опустошители очень восприимчивы к движению и звукам, которые они ощущают как сотрясение воздуха. Приблизиться к опустошителю можно только ползком, очень медленно, с неровными интервалами.

Так догонять опустошительницу или нет, задумался Боринсон?

Внезапно возникло ощущение, будто далекий голос позвал его, настойчиво подталкивая к тому, чтобы… Ударь, потребовал голос. Ударь сейчас, если можешь!

Он нужен своему королю. Он нужен Мирриме.

Боринсон поскакал дальше по горной тропе. Снова пошел снег, впервые в это время года. Конь выдыхал крошечные облака пара.

Сердце у Боринсона колотилось часто и гулко. Завтра — первый день Хостенфеста, первый день охоты. Стараясь успокоиться, он сосредоточил свои мысли только на этом. Славная будет охота, по первому-то снегу. Кабаны побегут в долины, оставляя следы у края полян. Боринсон заключит пари с Дерроу и Оптом, чей лорд первым вонзит в зверя копье.

Как ему хотелось, чтобы все так и было! Услышать снова лай собак, трубные звуки охотничьих рогов. Ночью пировать у костра.

Но сейчас я должен нанести удар, подумал он, пришпоривая коня. Он хотел это сделать, хотел увидеть перед собой цель.

Его снова охватило беспокойство, всех ли Посвященных в замке Сильварреста он убил. Я сделал все, что мог, сказал он себе. Убил всех, кого нашел, но некоторые из Посвященных, возможно, находились в это время в городе, и невидимые нити все еще связывают с ними Радж Ахтена.

Сражение между Властителями Рун — всегда дело сложное, зависящее как от количества даров, так и от боевых навыков, полученных во время обучения.

Однако немаловажную роль играло соотношение всех этих составляющих. Радж Ахтен обладал таким множеством даров, что гибель некоторых из его Посвященных почти не имела значения. Но даже очень сильный Властитель Рун, лишившись мудрости и грации, и бою мог повести себя как простой деревенщина. А если лишить Властителя Рун метаболизма, то имей он хоть десять тысяч даров мышечной силы, ему не одолеть даже простого солдата, дары которого хорошо сбалансированы. Про таких говорят — «воин неудачных пропорций».

Убив Посвященных в замке Сильварреста, Боринсон лишил Радж Ахтена множества даров грации. По-видимому, их Лорду Волку и не хватало, раз именно эти дары он забирал у людей Сильварреста в таком количестве. А это означало, что он чувствовал переизбыток мышечной силы. Лишившись даров грации, он потеряет живость, станет ощущать некоторую скованность в мышцах. Может быть, даже такое сравнительно небольшое смещение балансировки поможет королю Ордину выстоять против Лорда Волка.

Боринсон надеялся, что сделал свое дело как надо. Мысль о том, что из-за его оплошности король Ордин мог потерпеть поражение, была невыносима. И еще он никак не мог справиться с чувством стыда, когда вспоминал, что король Сильварреста и Иом по его вине остались в живых.

Пожалев их, он был вынужден загубить множество других жизней. Пожалев их, он усилил мощь Радж Ахтена.

Ненамного, по правде говоря, Но если бы не только Боринсон, но и другие одновременно напали бы на Посвященных Радж Ахтена, он тоже мог бы стать «воином неудачных пропорций».

Сегодня моей мишенью станет Радж Ахтен, сказал себе Боринсон, позволяя воле к убийству проникнуть в каждую клеточку своего тела, окутать его, точно плащом.

В своем воображении Боринсон рисовал себе, как все произойдет. Здесь, в нескольких милях к северу от Лонгмота, он наткнется на дозорных Радж Ахтена. Нападет на них и перебьет всех, чтобы не оставлять свидетелей. Теплая кровь омоет его, как волна. Потом он переоденется в форму одного из них, поскачет туда, где стоят орды Радж Ахтена, и ворвется к нему как посланец, несущий важное сообщение. Этим сообщением будет смерть.

Воины Инкарры говорят, что Война — это Темная Леди и что добивается се расположения тот, кто верно служит ей. Они рассматривают Войну как Силу, наряду с Землей и Воздухом, Огнем и Водой.

Однако в королевстве Рофехаван Войну считают лишь одним из аспектов Огня; и потому, говорят здесь люди, никто не должен служить ей.

Но проклятые инкарранцы лучше разбираются во всем, что касается войны, подумал Боринсон. В этом деле они мастера.

Боринсон никогда прежде не стремился завоевать расположение Темной Леди, никогда не обращался к ней. Однако сейчас с уст его слетела молитва, древняя молитва, которую он слышал от других, но никогда не осмеливался произносить сам.

Возьми меня. Темная Леди, возьми меня. В погребальные одежды окутай меня. Пусть дыханье твое щеки мне холодит. И пусть тьма мной владеет и силу дарит.

Боринсон улыбнулся, а потом засмеялся глубоким горловым смехом, который, казалось, зарождался где-то вне его; среди холмов или, может быть, среди деревьев.

52. Лучший день жизни

Ордин очнулся от боли, понятия не имея, сколько прошло времени. Кровь на губах еще не засохла, от нее на языке ощущался привкус меди. Сейчас, подумал Манделлас Ордин, Радж Ахтен ударит меня снова, забьет до смерти.

Но ничего не происходило. Ордин лежал без сил, в полубессознательном состоянии, ожидая смертоносного удара, который так и не последовал.

Обладая множеством даров жизнестойкости, Ордин был способен выжить, получив даже очень серьезные ранения. Во всяком случае, сейчас жизнь его находилась вне опасности, возможно, на выздоровление понадобятся недели, но смерть ему не грозила.

Именно этого он и опасался.

Он открыл здоровый глаз и попытался осмотреться. Высоко над головой сквозь облака тускло светило солнце; потом небо потемнело.

Поляна, на которой он лежал, была пуста.

Ордин сглотнул, напряженно пытаясь понять, что происходит. Перед тем, как потерять сознание, он услышал слабое треньканье. Наверно, оцепенело осознал он, этот звук издавала кольчуга Радж Ахтена, когда он убегал отсюда.

Ордин оглядел поляну, прилегающую к подножью холма. Ветер негромко посвистывал в соснах, трава вокруг была сильно примята. Всего в пяти пядях от него, словно пух чертополоха, в воздухе порхала стая скворцов. Однако благодаря ускоренному восприятию, и их движения, и покачивание ветвей казались Ордину замедленными.

Радж Ахтен убежал.

Он не стал добивать меня, понял Ордин, потому что догадался, что я часть «змеи». Он не стал добивать меня, чтобы я не мешал ему атаковать замок. Издалека до Ордина донесся шум, похожий на рев бушующего моря. Достаточно громкий, точно огромные волны то вздымались, то опадали. И тут, наверно, измененное восприятие сыграло с ним шутку.

Скорее всего, это были крики, обычно сопровождающие сражение. Опираясь на одну руку, он с трудом приподнялся и с вершины Тор Ломана бросил взгляд на Лонгмот.

То, что он увидел, ужаснуло его.

Завеса из дождя или, может быть, мокрого снега полускрывала огромный костер, пылающий перед замком. Пламяплеты и саламандры вытянули ужасающую энергию из этого потустороннего огня, и сейчас гигантская волна зеленого пламени с ревом катилась в сторону замка. Фрот великаны подтаскивали к нему огромные осадные лестницы. Еще одна, на этот раз темная волна, хлынула в сторону Лонгмота — это мчались боевые мастифы в своих железных ошейниках и устрашающих масках.