Обвинение в убийстве

– То есть я могу сделать вывод, что вас не заботило то, что он собирается в вас выстрелить?

– Я думал, что он может выстрелить в кого-нибудь из полицейских впереди меня.

– Думал, – повторил адвокат. – Может выстрелить.

– Именно так. Только я использовал эти слова в другом контексте.

– Нет нужды занимать оборонительную позицию, пристав Рэкли. Мы здесь все на одной стороне.

Женщина пролистала записи, потом нахмурилась, будто что-то заметила:

– В протоколе осмотра места происшествия говорится, что когда осматривали тело, пистолет мистера Мендеса был все еще заткнут за пояс джинсов.

– Мы должны радоваться, что не дали ему возможность вытащить пистолет.

– То есть он не пытался его вытащить?

Тим смотрел, как катушки магнитофона наматывают пленку:

– Я сказал, ему не дали возможность вытащить пистолет. На самом деле он пытался его вытащить.

– У нас есть показания очевидцев относительно этого факта.

– Кроме меня, рядом с ним никого не было.

– Да-да. Со стороны переулка.

– Правильно, – процедил Тим сквозь стиснутые зубы. – Как я уже сказал, он был явной…

– …угрозой для безопасности других людей, – сказала она. Эту дежурную фразу она произнесла пренебрежительно и чуть ли не с издевкой.

Адвокат явно заметил лазейку:

– Давайте поговорим о безопасности других. Вы хорошо прицелились?

Рид поморщился:

– Судя по трупу, я бы сказал, что он прицелился чертовски хорошо.

Адвокат проигнорировал и обратился к Тиму:

– Вы признаете, что в тот момент, когда вы выстрелили, позади Мендеса находились гражданские лица? Чуть ли не целая толпа.

– Да. Именно об этих людях я и заботился. Именно поэтому я решил стрелять на поражение.

– Если бы вы промахнулись, ваша пуля почти наверняка задела бы одного из этих гражданских.

– Весьма спорное утверждение.

– Но если бы вы промахнулись?

– Когда мы обсуждали предстоящую операцию, нам стало ясно, что преступникам терять нечего и что живыми они не сдадутся. Поведение Мендеса с того момента, когда меня взяли в заложники, подтверждает этот факт. Он, так же как Хайдел и Рамирес, готов был убить сколько угодно людей, чтобы избежать собственного ареста. Вероятность того, что я его застрелю, представлялась неизмеримо большей, чем вероятность того, что он никого не убьет, если ему удастся достать оружие.

– Вы все еще не ответили на мой вопрос, пристав Рэкли. – Адвокат скрестил руки на груди. – Что было бы, если бы вы промахнулись?

– Я выбивал двадцать из двадцати во время контрольных проверок, когда еще был рейнджером, и трижды получал триста баллов по стрельбе, когда стал судебным исполнителем. Я бы не промахнулся.

– Браво. Но судебный исполнитель должен учитывать любую возможность.

Рид наклонился вперед и облокотился на стол:

– Тот факт, что он любезно согласился ответить на наши вопросы, не дает вам права делать ему выговор. В любом решении о применении стрельбы на поражение всегда присутствует элемент субъективности. Если бы вы хоть раз в жизни держали в руках пистолет, вы бы это знали.

– Прекрасно, Денис. Говорят, чем сильнее человек раздражается, тем лучше он начинает интерпретировать закон.

Рид показал на него пальцем:

– Следи за собой. Я не позволю тебе урыть хорошего судебного исполнителя. Только не в моем присутствии.

– Поехали дальше, – сказала женщина. – Насколько я понимаю, вас недавно постигло горе?

Тим подождал несколько секунд, потом ответил:

– Да.

– Вашу дочь убили?

– Да. – Несмотря на все попытки сдержаться, в его голосе зазвучал гнев.

– Как вы думаете, это событие могло повлиять на ваши действия во время перестрелки?

Он почувствовал, как его бросило в жар:

– Это «событие» повлияло на каждую секунду моей жизни. Но оно не изменило мою профессиональную способность адекватно оценивать ситуацию.

– Вы не думаете, что могли чувствовать… агрессию или… хотели отомстить?

– Если бы я не тревожился за собственную жизнь и не боялся за жизнь других, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы эти преступники остались живы. Все, что в моих силах.

Адвокат снова откинулся в своем кресле и сложил треугольником свои толстые короткие пальцы:

– В самом деле?

Тим встал и крепко уперся ладонями в стол:

– Я судебный исполнитель США. По-вашему, я похож на авантюриста?

– Послушайте…

– Я разговариваю не с вами, мэм. – Тим не сводил с адвоката пристального взгляда, но тот все так же сидел, откинувшись на спинку кресла и сложив руки. Когда стало понятно, что отвечать он не собирается, Тим протянул руку и выключил магнитофон:

– Я ответил на все ваши вопросы. Если вам еще что-нибудь понадобится, можете обратиться к моему представителю.

Уходя, Тим слышал, как Рид начал отчитывать коллег. Когда он проходил мимо помощницы Таннино, та встала:

– Тим, у него посетитель. Тебе нельзя…

Тим постучал в дверь, потом распахнул ее. Таннино сидел за огромным деревянным столом. Напротив него на диване развалился тучный мужчина в темном костюме. Он курил коричневую сигарету.

– Мистер Таннино, мне очень неловко вас перебивать, но мне срочно нужно с Вами поговорить. Всего минуту.

– Конечно. – Провожая мужчину до двери, Таннино перекинулся с ним парой фраз по-итальянски. Он закрыл дверь, помахал рукой в воздухе, разгоняя клубы сигаретного дыма. Покачал головой: – Дипломаты.

Показал на диван:

– Пожалуйста, садись.

Тим сел, хотя делать ему этого не хотелось. Парадная рубашка жала в плечах.

– Я не собираюсь тебе врать, Рэкли. Отзывы прессы о нас нелестные. Да, я понимаю, что ты не размахивал руками, как те болваны, но ты стрелял, а мы оба знаем, что именно тех, кто стреляет, пресса рассматривает под микроскопом. Заслужил ты это или нет, но начальство отнеслось к этому случаю отрицательно. Однако есть и хорошая новость: комиссия по расследованию перестрелок на следующей неделе соберется в штабе и снимет с тебя все обвинения.

– Что-то не похоже, что они собираются меня оправдать. Смахивает на то, что они ищут козла отпущения в ситуации, когда он совсем не нужен.

– Они тебя оправдают. Все письменные показания уже собраны и проверены. А сегодня они просто послали своих, чтобы прощупать тебя, не вынося дело за пределы нашей службы. Нам здесь не нужны федералы, которые будут во все совать свои носы, или какой-нибудь окружной прокурор со стороны, делающий себе имя.

– А плохая новость?

Таннино вздохнул, надувая щеки:

– Мы тебя переведем на какое-то время. Посидишь тихонько в офисе, пока пресса не успокоится. Через пару месяцев снова перейдешь на оперативную работу.

Сначала Тим подумал, что он ослышался:

– Пару месяцев?

– Ничего сложного, будешь заниматься аналитической работой, вместо того чтобы лезть под пули.

– А пока я буду трудиться, используя на полную катушку свои институтские знания, и составлять расписания дежурств… какую информацию обо мне будут сливать пиарщики?

Таннино подошел к стене и начал внимательно изучать висевший на ней шестизарядный «Уокер» сорок четвертого калибра. Из заднего кармана его брюк выглядывала черная пластиковая расческа.

– Информацию о том, что ты, как ответственный человек, решил записаться на курсы где учат контролировать гнев.

– Всего-то?!

– Вот именно. Всего-то. Ничего страшного. Тогда управление сможет поддержать твое решение стрелять на поражение, и все мы снова станем одной большой счастливой семьей.

– Какое отношение это все имеет к Мэйбеку и Дэнли?

– Абсолютно никакого. Это просто общественное мнение. Если ты когда-нибудь дослужишься до моего ранга, тебе придется это понять. Проклятое общество из-за этого козла-фотографа решит, что мы просто шайка жаждущих отморозков. Если мы дадим знать, что тот, кто стрелял, уделяет повышенное внимание методам сдерживания гнева, мы заткнем обществу рот, а канцелярские крысы, которые строят журналистов, смогут спокойно вернуться к своей обычной работе, то есть ничего не делать. – Он состроил гримасу, выражавшую крайнее отвращение. – Система в действии.