Сценарий убийства

Более интересными и куда более понятными выглядели те, с кем разговаривала Мэри Маргарет Флендерс. Их взгляды всегда концентрировались на ней, и можно было без труда угадать, как напряженно они размышляют о том, что скажут или сделают ради ее внимания. Хотя нет, конечной целью было вовсе не покровительство Мэри Маргарет. Куда дороже стоил интерес великого Стэнли Рота. Того самого Рота, который раздавал шансы на получение всего, чего они хотели: славы, денег и власти.

Все понимали: Стэнли Рот сразу решил, как поступит с Мэри Маргарет Флендерс. И все знали, что произойдет дальше. Рот полагал, что она имеет нужное ему качество – трудноопределимое «нечто», превращающее лицо, совершенно незаметное в обычной обстановке, в такое, от которого невозможно отвести взгляд на экране.

В первой же снятой для нее картине Рот дал Мэри Маргарет Флендерс главную роль, затратив миллионы на создание очередной «голливудской сенсации». Фильм едва окупил расходы, но с этого момента каждая из ее новых картин приносила гораздо больше предыдущей. Прошло совсем немного времени до момента, когда имя Мэри Маргарет Флендерс стало гарантией успеха фильма.

К моменту замужества она зарабатывала до двадцати миллионов долларов за картину, и были такие, кто полагал одной из причин этой свадьбы понятное желание оставить деньги в семье. Даже если Стэнли Рот женился исключительно по любви, такое соображение вряд ли не приходило ему в голову.

Иногда я размышлял о других вариантах, которые мог просчитать безжалостно-аналитический ум Стэнли Рота. Он вступил в брак с женщиной, заслужившей первую известность фильмами, в которых половина Америки видела ее почти обнаженной. Наконец, Стэнли Рот мог заполучить любую голливудскую актрису, стоило ему лишь захотеть.

Захотел бы он жениться, не понимая, до какой степени эта женщина желанна каждому? Вероятно, мысль о подобной демонстрации перед публикой была странным образом притягательной. Разумеется, если знать, что оставляешь эту женщину исключительно для «личного употребления». С другой стороны, Стэнли Рот заслужил известность, забирая то, что хотели бы получить другие люди, а иногда – лишая их того, чем они обладали.

О чем бы ни рассуждал Рот, решая жениться, он вряд ли представлял, что все закончится через несколько лет – и не разводом, а смертью жены. Он не думал, что будет стоять у могилы в полной растерянности и непонимании.

На похороны не разрешили прийти никому, кроме ближайших родственников и друзей. Впрочем, этот узкий круг включал, кажется, всех знаменитостей Голливуда. Во время панихиды толпа держалась на почтительном расстоянии от каменной часовни. Потом, когда тело Мэри Маргарет Флендерс понесли на кладбище, люди выстроились вдоль закатанных в черный асфальт улиц. Церемонию снимали на пленку, как и все связанное с известной актрисой. Несколько кадров показали в вечерних новостях.

Когда гроб начали медленно опускать в могилу, на его крышку положила последний цветок маленькая девочка лет шести или восьми. Рядом с девочкой, держа ее за руку, со сжатыми в линию губами стоял мужчина лет тридцати пяти или сорока, темноволосый, серьезный и строгий. За секунду до того, как девочка положила цветок на гроб, он наклонился и прошептал что-то ей на ухо. По тому, как он наклонился, я понял: это отец девочки и первый муж той, кто носила имя Мэриан Уолш. Единственный незнакомый публике человек.

С противоположной стороны могилы, дожидаясь, пока гроб будет осыпан цветами, стоял ее второй муж – Стэнли Рот, почти на двадцать лет старше первого, в темных очках и черном костюме, с седыми кудрями, падавшими на ворот рубашки, и избороздившими лоб глубокими морщинами. Дождавшись своей очереди, он с печальным выражением лица бросил перед собой комок земли. Земля ударилась о крышку гроба, и все услышали звук. Едва заметно дрогнув, Рот невольно отступил.

Все закончилось. Участники церемонии один за другим поворачивались и уходили прочь. В ответ на соболезнования Стэнли Рот молча кивал. Наконец он остался один на краю могилы. Я подумал: интересно, как Рот обращался к жене? Скорее всего – Мэри Маргарет. Звучало лучше, чем Мэриан. Экранное имя казалось мне даже более реальным.

Я смотрел на Стэнли Рота, мужа Мэри Маргарет Флендерс, в полном одиночестве стоявшего у края могилы в лучах заката. Все вокруг медленно погружалось в темноту. Последнее, что видели зрители, – удачно затянутый кадр с переходом в затемнение, на котором убитый горем муж говорит последнее «прости» любимой всеми актрисе. Кадр, которым Стэнли Рот завершал некоторые из своих самых известных фильмов.

Выключив телевизор, я сразу забыл про Мэри Маргарет Флендерс и Стэнли Рота, как выбрасывал из головы все, не имевшее ко мне прямого отношения.

Мы с Мариссой Кейн собирались вместе поужинать. Вместе… С этой женщиной я жил около года, что создавало неправильное впечатление о наших отношениях. Встреться мы раньше, когда были еще молоды и нам было за двадцать или за тридцать, мы могли бы сначала стать любовниками, а потом, в случае большого везения, остаться друзьями. Вместо этого мы встретились, когда она развелась и растила детей одна, а я уже забыл думать об отношениях, которые могут продержаться достаточно долго.

Мы подружились, когда я приехал в Сан-Франциско из Портленда по поводу одного судебного разбирательства. Постепенно наши отношения переросли в нечто большее, нежели дружба… Решить, чем они стали, оказалось в конце концов непросто. Я не был в нее влюблен и почти уверен, что Марисса не испытывала ко мне чувства, похожего на любовь. Возможно, мы оба утратили способность к безумной страсти, что верит, будто имеет значение лишь одно и лишь это «одно» не умирает никогда.

Когда закончился процесс, из-за которого я приехал в Сан-Франциско, мне не понадобилось много времени на раздумья. Я знал, что не хочу уезжать, что хочу остаться здесь, с Мариссой. Мы жили в ее старом доме над Сосалито, с обшитыми вагонкой стенами шоколадного цвета и видом на залив.

Я выключил телевизор, мы поужинали, а потом вышли прогуляться. В поселке еще не закрылись рестораны, из дверей стоявшего по соседству бара доносились звуки прокуренной джазовой трубы, эхом отдаваясь в ночи. Мы шли по тротуарам, пересекая ночные улицы, и мало-помалу спускались к заливу, где волны омывали прибрежные скалы. Залив был красиво подсвечен огнями Сан-Франциско.

Мы приходили сюда каждый вечер, исполняя вечерний ритуал, чтобы через залив бросить взгляд на Сан-Франциско – место, ставшее известным задолго до основания Лос-Анджелеса. В этот город приносило искателей приключений со всего света, являвшихся на крыльях судьбы, чтобы начать новую жизнь. Потому ли я пришел сюда, потому ли остался? Нет, не чтобы испытать судьбу, скорее желая измениться. Марисса же показала, чего я достоин.

– Я не в восторге от Лос-Анджелеса, – сказала Марисса, услышав от меня пару туманных замечаний по поводу похорон Мэри Маргарет Флендерс. Ее рука мягко скользнула в мою ладонь. Скосив на город миндалевидные, красиво очерченные глаза, она пояснила: – В сравнении с этим – ничего особенного. По крайней мере сюда стремятся потому, что мечтают именно о Сан-Франциско. В Лос-Анджелес едут, думая лишь о самих себе.

Огни города ослепительно сияли под звездным небом. Освещая темный залив своими отражениями, они горели в воде, словно освобожденные от вечных мук души грешников, и создавали картину не менее реальную, чем сам город. Вид ночного Сан-Франциско и эта иллюзия захватывали воображение, и чем дольше вы стояли на месте, чем дольше смотрели, тем сильнее становилось ощущение, будто это принадлежит только вам, причем каким-то особым образом, как не будет принадлежать никому другому.

Повернув назад, мы медленно побрели в сторону дома. Где-то далеко от нас в ночной тишине раздался женский смех. Еще дальше, в темноте пустынной улицы, зазвучала джазовая труба.

– Тебе было хорошо там, в Лос-Анджелесе? Скорее всего да. Верно? – спросила Марисса, когда мы, держась за руки, взбирались по крутой улице к дому.