Страница 51 из 57
Его постоянно преследовал сон… впрочем, скорее, воспоминание, нежели сон… будто он просыпается один на большой кровати. На кровати его матери, позволившей ему взгромоздиться туда и, прижавшись к ней, мягкой и теплой, уснуть. Но просыпается он один, кровать пустая и холодная и ему становится страшно. В потемках он подымается с постели и более всего боится, как бы не столкнуться с чем-то страшным или не провалиться в бездонную дыру. В страхе и одиночестве он бежит в темноте через весь холл в гостиную с криком: «Мама!.. Мама!.. Мама!..» Перед ним маячит огонек — крошечный огонек, рассеивающий мрак, и в этом свете сидит его мать в ожидании возвращения отца. И он вновь ощущает себя таким одиноким…
И еще он вспомнил, как обрадовался отец, когда, вернувшись домой, увидел, они ждут его вдвоем — мать и сын. В тот самый миг все были счастливы…
И вновь раздался голос:
— Ваше присутствие здесь, мистер президент, — большая честь для всех нас.
— О нет! — ответил другой голос. — Это Роберт Макдональд оказал всем нам величайшую честь своей жизнью и трудом. Благодаря ему весь мир ждет ответа со звезд. И, если бы не он, мы вряд ли бы познали это удивительное состояние свободы и спокойствия, рожденное контактом с чуждыми нам существами. Именно он открыл для нас заново понятие подлинной человечности.
Минуту спустя Роберт узнал голос Джона Уайта:
— Рад твоему приезду, отец.
И похожий голос, но на этот раз пожилого человека:
— В свое время я разрешил Макдональду отправить послание, но никогда не считал, да и не говорил ему, будто верю в целесообразность такого поступка. И вот сейчас я говорю это.
И — хор голосов, будто в древнегреческом театре:
— А помните, как Макдональд велел установить магнитофон у кровати смотрителя, утверждавшего, будто ночью его искусственная челюсть принимает сообщения?
— А как он выдал замуж секретаршу за прибывшего с визитом конгрессмена?..
— …и в результате лишился лучшей из своих помощниц…
— А помните журналиста, явившегося сюда с намерением вогнать Программе нож в спину и превратившегося в самого горячего ее защитника и пропагандиста во всей прессе?
— А как…
— Или вот это…
Хор голосов постепенно становился торжественным:
— Он заслужил быть похороненным как национальный герой.
— В Вашингтоне.
— Или в Нью-Йорке — у Штаб-квартиры Объединенных Наций.
— Но… он же завещал, чтобы его, как и жену, кремировали, а пепел, — если это не покажется слишком обременительным делом, — развеяли.
— Ну, разумеется…
А кто-то продекламировал:
И снова — голос Джона Уайта:
— Я не могу припомнить, как вас зовут…
В ответ — стариковский бас:
— Иеремия.
— Я думал, вас уже…
— …нет в живых? Чепуха. Это Роберт Макдональд скончался. И все из моего поколения — тоже. А я жив. И солитариане живы.
Возможно, их и меньше стало, но духом своим и верой они крепки по-прежнему, и суждено им узреть единого Господа нашего — Того, кто сотворил человека по образу своему и подобию. Однако я прибыл сюда не для чтения солитарианских проповедей, но лишь единственно для того, дабы отдать последний долг Макдональду. Даром, видел он себя атеистом, — это человек правого духа, великой мечты и величайших дел. О нем должно сказать: истинный слуга Божий, хоть сам того он и не ведал…
Давно уже все окончилось, а Макдональд по-прежнему сидел в кресле, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой. Его губы шевельнулись один только раз:
Он не услышал, как открылась дверь.
— Книга памяти прочитана, Боб, — сказал Джон Уайт, но, взглянув в лицо Роберта, сочувственно добавил: — О, прости. Ты плачешь…
— Да, — проговорил Макдональд. — Это грустно, но по-прежнему я оплакиваю самого себя. — Он чувствовал, как слезы текут по щекам, и не мог сдержаться. — Я ни разу не сказал ему, что люблю его. Он так и не узнал об этом, да и я сам, пожалуй, убедился в этом только сейчас, в эту самую минуту.
— Он знал, — возразил Уайт.
— Не нужно меня утешать.
— Говорю же тебе, он действительно знал, — настаивал Уайт.
— Теперь я знаю, — проговорил Макдональд, — придет такой день, когда я смогу оплакивать не себя, но его.
Он резко встал с кресла. Уайт протянул ему руку.
— Спасибо, что приехал. Так ты подумаешь об этом? О должности?
— Сейчас я совершенно не готов принять такое решение, — сказал Макдональд, пожимая Уайту руку. — Необходимо время все обдумать. К тому же в Нью-Йорке есть одна девушка, с которой мне хотелось бы увидеться; ждут и еще кое-какие дела. Пожалуй, ответ я тебе дам позже.
Уже в дверях Макдональд обернулся и еще раз окинул взглядом компьютерный зал. На какой-то миг ему вновь почудилось, будто в полутемном углу в кресле он видит очертания фигуры, такой знакомой и вечно молодой, сотканной из воспоминаний и записей отзвуков минувшего… Он встряхнул головой, и видение исчезло…
Снаружи день уже сменился ночью, и показавшееся днем изношенным и старым, в лунном сиянии вновь выглядело волшебным. Высоко воздетое Ухо Земли, подслушивающее нашептываемые Вселенной тайны, железная чаша, отполированная до зеркального блеска и готовая к новому улову звездной пыли… Макдональд замер, всматриваясь в декорации прошлого, но теперь уже глазами, избавившимися от дефектов зрения взрослого человека, и неожиданно пришла уверенность: он вернется сюда. Томительное ожидание уже завершилось для него, хотя весь мир по-прежнему жил в ожидании; впрочем, подумал он, мир не столько ждет, сколько сверяет свой пульс с ритмом межзвездного диалога — звездных переговоров, с, их девяностолетним циклом. «Я, — решил Макдональд, — наконец, отправился в путь, в собственное жизненное странствие. Отныне мне предстоит жить своей жизнью. Я вернулся домой».
— Роберт, — позвали его сзади. В освещенном проеме дверей стоял Олсен. — Ты видел его? Там, в кресле?
— Да, — ответил Макдональд. — Видел.
— Он будет там, — сказал Олсен, — покуда существует Программа. И будет находиться там, когда придет отзыв с Капеллы. Он будет всегда — до тех пор, пока мы помним его и пока он необходим нам.
— Да, — ответил Макдональд и сел на велосипед.
— Вернешься? — спросил Олсен.
— «Как ветер вольный…» — ответил Макдональд. — Но сперва необходимо прочитать все письма.
ДИНАМИКА КОМПЬЮТЕРА
Влекомый смутными предчувствиями, я отправился в опасное странствие и вот теперь узрел на горизонте новые земли. На них суждено ступить тем, у кого хватит духа продолжить исследования…
Наука и техника в значительной мере развивались в борьбе за власть и стремлении облегчить жизнь. Оба этих намерения, если их не обуздать, одинаково разрушительны: одно ведет ко всеобщему уничтожению, другое — к биологическому и умственному вырождению…
СОГЛАСНО СООБЩЕНИЮ ДЕПАРТАМЕНТА ПО ТРУДУ И ЗАНЯТОСТИ, В СТРАНЕ ПРИМЕРНО ПОЛОВИНА ЗАНЯТЫХ ТРУДОМ РАБОТАЕТ ПОЛОЖЕННЫЕ СЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ ЧАСОВ В ДЕНЬ ВСЕ ЧЕТЫРЕ РАБОЧИХ ДНЯ В НЕДЕЛЮ И ПОЛЬЗУЕТСЯ ОБЫЧНЫМ ТРИНАДЦАТИНЕДЕЛЬНЫМ ОТПУСКОМ; ОСОБО ПОДЧЕРКИВАЕТСЯ, ОКОЛО ДВАДЦАТИ ПРОЦЕНТОВ РАБОЧЕЙ СИЛЫ ТРУДИТСЯ ЕЖЕДНЕВНО В ТЕЧЕНИЕ ДЕСЯТИ ЧАСОВ — ПЯТЬ. ШЕСТЬ И ДАЖЕ СЕМЬ ДНЕЙ В НЕДЕЛЮ. И СРЕДИ НИХ — ПРЕДСТАВИТЕЛИ САМЫХ СВОБОДНЫХ ПРОФЕССИЙ — ВРАЧИ, УЧЕНЫЕ, ПИСАТЕЛИ, УЧИТЕЛЯ, АДВОКАТЫ, ИЗДАТЕЛИ, ПРОМЫШЛЕННИКИ И ДИРЕКТОРА, ПСИХОЛОГИ И БИЗНЕСМЕНЫ И ЗАНИМАЮЩИЕ ВЫСШИЕ РУКОВОДЯЩИЕ ПОСТЫ…
35
В.Шекспир, «Ромео и Джульетта», акт III, сцена II
36