Внемлющие небесам

— Макдональд, — представился Макдональд и пожал протянутую руку с таким ощущением, будто его приветствует само море. Открыто и белозубо улыбнулся: — Но ты можешь звать меня Исмаил.

— Где-то я уже слышал эту фамилию, — проговорил Джонсон. — Дай-ка вспомнить… Макдональд. Уж не тот ли это самый, который…

— Да, — перебил Макдональд и ощутил, как его захлестнула волна грусти. Он часто заморгал, пытаясь сдерживать слезы. Он вовсе не стеснялся расплакаться в присутствии этого любезного морского волка. Просто для этого не существовало никакой причины. С какой стати печалиться?..

— Сейчас справлюсь во фрахтовой конторе, — есть ли какой-нибудь груз до Пуэрто-Рико, — сказал Джонсон. И, уходя, добавил: — Если да, то сразу же берем воду, загружаем провиант и отчаливаем.

— Не беги, как на пожар! — прокричал ему вслед Макдональд.

Впрочем, пожар уже начался. Но пламя его разгоралось в нем самом: сжигало все, так старательно до сих пор им самим подавляемое, его неистовое желание, покончить, наконец, со всем этим ожиданием… А на месте пожара возникло неудержимое стремление добраться немедленно до Аресибо.

Его постоянно преследовал сон — впрочем, скорее, воспоминание, нежели сон… будто он просыпается один на большой кровати. На кровати его матери, позволившей ему взгромоздиться туда и, прижавшись к ней, мягкой и теплой, уснуть. Но просыпается он один, кровать пустая и холодная, и ему становится страшно. В потемках он подымается с постели и более всего боится, как бы не столкнуться с чем-то страшным или не провалиться в бездонную дыру. В страхе и одиночестве он бежит в темноте через весь холл в гостиную с криком: «Мама!.. Мама?.. Мама…» Перед ним маячит огонек — крошечный огонек, рассеивающий мрак, и в этом свете сидит его мать в ожидании возвращения отца. И он вновь ощущает себя таким одиноким…

В этом странствии на юг он повстречал девушку. Они познакомились в бюро велопроката в Саванне. Обоим захотелось взять один и тот же велосипед — кроме него на складе оставался лишь тандем — и они затеяли несерьезный спор, выясняя, кому из них велосипед необходим больше.

Собственно, путешествовали они одинаково — средством передвижения и ему, и ей служил велосипед или автобус. Крутили педали, пока не надоедало, а потом возвращали велосипед и до следующего городка добирались автобусом. Для обоих не составляло труда сменить транспорт, однако путешествие (по крайней мере у Макдональда) проходило без единого приключения — в чудесных долинах среди безмолвных холмов; здешних людей отличали какая-то небрежная грация и неосознанный аристократизм, — словом, скоро он заскучал. А теперь получал удовольствие от общения с красивейшей девушкой, — во всем их споре содержался еще и некий сексуальный подтекст. Ее звали Мэри, и она понравилась Макдональду с первого же взгляда, чему он немало удивился, поскольку почти всегда в каждой девушке он сразу же замечал некий изъян, и они переставали для него существовать. У Мэри были черные волосы и огромные черные глаза, оливковая кожа о мягким здоровым румянцем и гибкая, как у гимнастки, прекрасная фигура.

— Послушайте, — сказал он, наконец. — А может, возьмем тандем и отправимся вместе?

Однако выяснилось, путь его пролегает по трассе Нью-Йорк — Майами на юг, ей же, наоборот — нужно на север.

— Нас свела судьба, — проговорил Макдональд.

Мэри улыбнулась ему, черные глаза ее смеялись, однако она ответила:

— И она же нас разлучит.

Наконец, престарелый служащий бюро велопроката сказал:

— Вечер на носу, не ехать же вам ночью. Утром наверняка вернут велосипеды, и вы сможете отправиться вместе. А пока, пусть кто-нибудь из вас возьмет этот велосипед.

Макдональд воздел руки в притворном отчаянии.

— Но кто будет первым, а кто — вторым, как рассудить?

— Послушай, — обратилась к нему Мэри с тем же оттенком соломоновой мудрости в голосе, с которым разговаривал он минуту назад. — Поскольку оставшемуся в любом случае без велосипеда пришлось бы отправиться на ночлег пешком, возьмем тандем и поедем к ближайшей гостинице, где и переночуем…

— Вместе, — с надеждой повторил Макдональд. — Переночуем, а утром вернемся, возьмем велосипеды и поедем — каждый своей дорогой.

На том и порешили. Спустя минуту Макдональд уже нажимал на педали: тандем катился в густеющих сумерках заката по зеленым аллеям Саванны; за спиной у него висел рюкзак со спальным мешком, а на заднем сиденьи крутила педали Мэри, подсказывая, куда сворачивать: она лучше его запомнила инструкции, как проехать.

Мини-гостиница оказалась симпатичной — в старинном стиле, уютная и наполненная ароматами кухни, где, судя по всему, готовился ужин. Толстый владелец гостиницы встречал их на пороге.

— Пожалуйста… — проговорил Макдональд и взглянул на Мэри.

— Две комнаты, — сказала она. Лицо у владельца было круглое, румяное и виноватое.

— Мне и впрямь досадно, — вздохнул он. — Но осталась единственная свободная комната.

— Судьба… — тихо произнес Макдональд.

Мэри вздохнула.

— Хорошо, мы берем эту комнату.

Лицо владельца гостиницы озарилось радостью.

Вечер оказался чудесным. Кухня — добротная и щедрая — вполне удовлетворила аппетит путешественников. К тому же трапезе и беседе, всей атмосфере, царящей вокруг, и даже случайным недомолвкам особое очарование. Как это казалось Роберту, придавало пикантное обстоятельство, ведь вскоре им предстояло отправиться наверх и там провести ночь.

— Возблагодарим ее величество судьбу за королевский подарок, — произнес Макдональд, заказывая вино к ужину. — Сегодня она благосклонна, ибо не обернулась для нас нищенкой в лохмотьях.

— Иногда судьбу нелегко распознать, но еще труднее понять, чего она желает, — ответила Мария.

— Ну как же, — сказал Макдональд, — известно, чего. Ей хочется, чтобы все обрели то, чего жаждут их сердца.

— Однако, — заметила Мэри, — не всякому суждено найти это.

Мэри оказалась аспиранткой, и сейчас направлялась в Нью-Йоркский университет на семинар по ксенопсихологии. Макдональду удалось вовлечь ее в разговор о планах на будущее, и она вся засияла, рассказывая о своих научных перспективах. Макдональду импонировала ее увлеченность будущей профессией, нравилось, как звенел ее голос, а щеки покрылись румянцем.

— А ты чем собираешься заняться на Майами? — наконец спохватилась она.

— Хочу попасть на корабль, следующий рейсом до Пуэрто-Рико.

— А дальше?

— Не знаю. Точнее, пока не знаю. Наверное, схороню призраки прошлого…

А позже он с разочарованием наблюдал, как Мэри раскладывает на полу свой спальный мешок.

— Но… — проговорил он, — я не понимаю… я думал…

— Пути Господни неисповедимы, — перебила его Мэри.

— Мы же взрослые люди, — возразил он.

— Да, — согласилась она, — если б это оказалась случайная встреча, мы бы наверняка уже насладились всем, а потом все быстренько забыли. Ты интересный человек, Роберт Макдональд, и красивый мужчина, но есть в твоей душе нечто темное, беспокоящее меня, словно некое пятно. Тебе необходимо избавиться от него. Поищи-ка где-нибудь ответы на свои вопросы. Время у нас есть. Бездна времени.

«Она могла бы стать моей, — подумал он. — Стоило рассказать ей о прошлом, и, несомненно, она бы прониклась сочувствием». Но говорить об этом он был еще не в состоянии.

Утром он предложил сопровождать ее в Нью-Йорк, но она помотала головой.

— Отравляйся своей дорогой. Езжай в Пуэрто-Рико. Схорони эти свои признаки. А потом… если судьба приведет тебя в Нью-Йорк…

Они разъехались в разные стороны; время и расстояние быстро вернули мысли Макдональда к Пуэрто-Рико и в прошлое.

«Бобби, ты можешь стать, кем только пожелаешь, — говорил ему отец, — достичь всего, чего захочется, ты свершишь все задуманное, но только в том случае, если не станешь торопиться. Можешь даже слетать на другую планету, нужно только захотеть и не спешить».