Страница 64 из 66
«О ее доме в Стрельне ходили легенды… Балерин собирали в огромном зале… Гасли свечи, в темноте открывались двери, и толпа молодых великих князей радостными жеребцами врывалась в комнату…»
Императрица – императору: «… Трепов поступил очень неправильно, отсрочив Думу с тем, чтобы созвать ее в начале января. В результате никто из Думы теперь не поедет домой, все останутся в Петербурге, все будет бродить и кипеть… Ты видишь, у них теперь есть время делать гадости… Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом, сокруши их всех, не смейся, гадкий, я страстно желала бы видеть тебя таким по отношению к этим людям…» (Как видим, императрица вынесла из русской истории представление о соблазнительной возможности бесконтрольно и безнаказанно властвовать, крушить и «сокрушать»…)
Император – императрице: «… изменить день созыва Думы не могу, так как он уже назначен в указе… Нежный привет и поцелуи шлет тебе твой бедный слабовольный муженек…»
Императрица – императору: «…Вполне ли избавился Бэби от своего глиста? Он после этого начнет, надеюсь, толстеть и больше не будет таким прозрачным – милый мальчик… Только, дорогой, будь тверд, вот что надо русским. Ты никогда не упускал случая показать любовь и доброту. Дай им теперь почувствовать кулак…»
Из стихотворения К. Р.:
Да, аморализм может быть величественным и красивым; пошлость, вероятно, – никогда!
Впрочем, справедливость требует указать на то, что великий князь Константин Константинович Романов публиковал под псевдонимом «К. Р.» не только пошлейшие стихи. Он – «создатель» интересного трехтомника: в первом томе – английский текст «Гамлета», во втором – перевод и в третьем – очень интересные комментарии. Комментарии и вправду интересны. Неужели автор их – К. Р.?..
Уже при Александре II становится ясно, что «домашняя образованность» высшей аристократии и царской фамилии носит крайне ограниченный характер. Та же Мария Башкирцева, художница, оставившая любопытный дневник (она вела его на французском языке), будучи современницей Достоевского и Толстого, ничего о них не знала… Впрочем, в многоветвистом семействе последних Романовых был даже свой «историк», баловавшийся писаниями на исторические темы князь Николай Михайлович…
Итак, совершенно ясно, что сблизиться с утонченными интеллектуалами «Серебряного века», русского модерна, Романовы никогда не смогут, не тот у Романовых уровень образованности. Не может идти речь и о понимании подлинном нужд народа; ведь это требует слишком кропотливой работы, слишком серьезной подготовки, изучения статистики и т. д. Пошлость последних Романовых находит свое выражение в усвоении царским семейством примитивных суеверий и диковатого мистицизма. Еще религиозность Елизаветы Федоровны (Эллы, сестры императрицы и супруги великого князя Сергея Александровича, основательницы известной Марфо-Мариинской обители) являлась «просвещенным благочестием». Но приближенность (по инициативе императрицы) к царской семье Григория Распутина возмущала и духовенство. Вся Россия – от министра до крестьянина – полагала подобную приближенность «неподобающей государям», неприязнь, отвращение к царской фамилии росли…
Распутин подыграл желаниям императрицы и представил ей в своем лице именно такой «русский народ», какой она себе и воображала: необразованный, темный, покорный ей и в то же время покоряющий ее некими таинственными силами и средствами… Любопытна аналогичная ситуация при дворах балканских правителей в XX уже веке, в 30–40-е годы. И там являются претенденты на роль «придворного народного представителя, обладающего таинственной мистической силой». При албанском короле Ахмеде Зогу в этой роли подвизался некий Лал Кросса. При дворе болгарского царя Бориса III на подобную же роль претендовал Любомир Лулчев, ученик Петра Дынова, болгарского последователя Рудольфа Штайнера…
Из мемуарных источников о царствовании Николая II наиболее интересны и известны воспоминания Витте. Пожалуй, именно поэтому хочется привести несколько цитат из менее известного, хотя и не менее интересного источника, – из дневника В. Н. Ламздорфа, дипломата, занимавшего с 1900 по 1906 год пост министра иностранных дел России… Итак:
«После завтрака ко мне заходил Деревицкий; он близок с несколькими молодыми людьми, бывающими у балерин Кшесинских; рассказывают, будто бы та из сестер, которой покровительствует наследник-цесаревич, упрекала его, что он отправляется к своей «подлой Алиске», и что будто бы его императорское высочество применил тот же самый изящный эпитет, протестуя против намерения женить его. В 2 часа меня вызывает министр. Мы разговариваем, в частности, о том, что произойдет в Кобурге; г-н Гирс тоже сомневается, чтобы великий князь наследник-цесаревич решился на женитьбу; ему известно из надежных источников, что начальник полиции Валь жалуется на трудности, возникающие у полицейских при ночных посещениях балерины наследником-цесаревичем. Великий князь предпочитает возвращаться от нее пешком и инкогнито. Заметив, что за ним ведется наблюдение во время таких прогулок, он пожаловался генералу Валю; тот попробовал оправдать принимаемые меры, доказывая, что они имеют целью заботу о безопасности, а не слежку; в ответ наследник-цесаревич будто бы заявил: «Если я еще раз замечу кого-нибудь из этих наблюдателей, то я ему морду разобью, знайте это». Если услышанное мною соответствует действительности, то будущее многообещающе!..»
«…Г-н Гирс, когда я ему показываю одну из таких фотографий, не находит будущую царевну красивой. (Алису Гессенскую. – Ф. Г.) Он рассказывает, что во время своего первого появления при нашем дворе она даже показалась ему уродливой. В те времена наследник-цесаревич избегал встречаться с ней, государыне она тоже не нравилась; в очертании ее рта находили какие-то признаки цельного, но неприятного характера… Теперь уверяют, будто наследник влюблен в нее целых пять лет, будто он все эти годы постоянно носил с собой ее портрет и т. д., и т. п. Все это не соответствует действительности…»
Из письма Вильгельма II Николаю II:
«Дражайший Ники… Немного лет тому назад один порядочный человек – не немец по национальности – рассказывал мне, что пришел в ужас, когда в одной фешенебельной парижской гостиной он услышал следующий ответ русского генерала на заданный французом вопрос, разобьет ли Россия германскую армию: «О, нас разобьют вдребезги, ну что же, тогда и у нас будет республика»…
«Его величество совершенно не производит впечатления самодержца и даже вообще властителя. Государь император подарил императрице Александре Федоровне великолепное бриллиантовое ожерелье очень больших размеров. Его величество нередко проявляет безмерную щедрость. Княгиня Лопухина-Демидова, урожденная Столыпина, никогда не отличавшаяся ничем, кроме легкомысленных любовных связей, осенью поехала в Копенгаген просить императрицу-мать походатайствовать за отмену задолженности своего мужа перед правительством, ничего не уточняя при этом; императрица-мать написала по данному предмету несколько слов государю императору; его величество приказал уладить дело. Между тем оказывается, что долг составляет сумму 500 000 рублей; министр финансов предложил уменьшить долг наполовину, но г-жа Лопухина стала испускать павлиньи крики, заявляя, что нельзя не исполнить императорского обещания; весь долг был списан…»
«В городе произвело большое впечатление внезапное запрещение оперы Римского-Корсакова «Ночь на Рождество»… Оказывается, присутствовавшие накануне на генеральной репетиции великие князья пришли в ужас, увидев на сцене великую Екатерину II. Как рассказывают, их императорские высочества, обычно столь мало заботящиеся о престиже и даже достоинстве своего ранга, выразили энергичный протест. Великий князь Владимир позвонил по телефону государю, и тот будто бы сделал суровый выговор барону Фредериксу, товарищу министра двора; спектакль запрещен…»