Страница 47 из 66
Ошибка? Нет, закономерность. Колонии Британской империи были «заморскими» колониями. Итогом последовательной либерализации законодательной системы и системы управления государством явилось отпадение колоний. Но структура государства как такового при этом не пострадала, фактически целостность его не нарушилась. Российская же империя (так же, как и Османский султанат) – государство, образованное последовательным непосредственным приращением все новых и новых территорий. При такой структуре либерализация неминуемо приводит к возникновению и развитию сепаратизма и затем – к распаду государства… Круг замкнулся. Романовы были обречены. Государственная структура, созданная Романовыми же, теперь выталкивала их прочь, жестоко и беспощадно. Она, эта государственная структура, требовала для своего сохранения не какой-то там «законности», а именно беззаконной воли, закономерно приводящей к власти самого сильного… Этой государственной структуре прямо противопоказаны как упорядочение престолонаследия, так и «законные» президентские выборы… А когда структура эта рушится, образуется совсем иная, уже не имперская структура; в этой структуре, пожалуй, возможна монархия типа современной реставрированной испанской. Но Романовы всей своей идеологией, всей Романовской концепцией истории не подходят, не годятся для подобной новой структуры… Кажется, это понимал Николай II (интуитивно?!). Недаром все сравнивал себя с Алексеем Михайловичем, «предреформенным» царем. После Алексея Михайловича был Петр I. Закономерными преемниками Николая II Александровича явились Ленин и Сталин. Империя приняла их. Они восстановили столь необходимый для ее сохранения закон «беззаконной воли», попранный павловским «Учреждением об…». Престол и власть снова доставались самому сильному…
Но вернемся к трагической личности Павла. «Дон Кихот», «Гамлет», «сумасшедший»… Кем же он все-таки был и почему?..
В популярной монографии Валишевского о Павле I возведена, между прочим, на Павла одна напраслина: сказано, что он не помог своему старому учителю Порошину. Но Валишевский ошибается. Порошин действительно был учителем маленького Павла, но погиб задолго до старости своей. Валишевский нечаянно спутал Семена Андреевича Порошина с одним из потомков его брата, действительно находившимся в стесненном материальном положении и издавшим, в частности, брошюру, в которой он рассказывал о том, как были найдены дневниковые записи Семена Андреевича, изданные отдельной книгой – «Семена Порошина записки» – в Санкт-Петербурге в 1844 году.
Семен Адреевич Порошин преподавал Павлу Петровичу математику и был одним из его воспитателей с сентября 1764 по декабрь 1766 года. «Замечательный русский человек», – можно без преувеличения сказать о Порошине. Умный, честный, ясный и внимательный; он искренне желал подружиться со своим воспитанником, но низкопоклонства не знал. Это был человек, наделенный спокойным чувством собственного достоинства…
Изо дня в день записывал он, как учится мальчик, как играет, что читает. Каким же предстает будущий император в дневнике Порошина? Мы знаем, что как Анна Иоанновна, так и Елизавета одинаково разочаровались: первая – в племяннице, вторая – в племяннике. Теперь вся надежда была на внучатых племянников. Анна Иоанновна оставила престол крохотному Ивану Антоновичу. Возможно, и у Елизаветы были подобные намерения относительно Павла, однако она все же их не исполнила. Но в первые годы воспитанием мальчика руководила бабка. Впрочем, Елизавета часто хворает, а когда Павлу было всего семь лет, она умерла. Можно полагать, что настроить его против родителей она не успела. Судя по записям Порошина, мальчик знал об отце, что отец его умер. Ничего дурного и порочащего ему об отце, конечно, не говорили. Вполне возможно, что у дипломатичной Екатерины имелась собственная (особливая для сына) версия совершенного ею переворота; и в этой версии она ухитрялась оправдывать себя и при этом не чернить отца мальчика. Екатерина была хорошей матерью. Воспитанию и образованию сына она уделяла самое серьезное внимание. На выбор ей могли быть представлены две системы аристократического воспитания мальчика: русское «береженье» – кутанье и баловство, и немецкая муштра – за урок, дурно отвеченный, – коленками на гороховую россыпь… Екатерина выбрала третью систему: французскую «просветительскую», по Руссо. Никаких жестоких наказаний. Учителя должны заинтересовывать мальчика занятиями. Театр, много книг для «внеклассного чтения» – исторических, географических. Подвижные игры, токарный станок. Общество сверстников – маленьких сыновей российских вельмож.
Павел рос живым, способным, чувствительным ребенком. Мать заботливо следила за его воспитанием и обучением. «Панюшка», как называли его, самым искренним образом привязался к молодому своему учителю, который по возрасту мог бы быть ему старшим братом (нет, Порошин не придумал эту взаимную привязанность, нельзя придумать столько живых, говорящих деталей; такое ощущение, будто читаешь новейший психологический роман)… Но за внешне спокойной, умной, веселой, насыщенной радостными для ребенка событиями жизнью маленького наследника стояли большие придворные интриги. Слишком многим не понравилась дружба наследника с «человеком со стороны»; Порошин не скрывал, что ведет дневник, но этого и боялись (вдруг лишнее запишет ненароком). Уже сама императрица стала опасаться его; она-то знала хорошо: надобно, надобно опасаться таких вот, слишком честных, искренних и благородных. И все кончилось отставкой Семена Андреевича от двора, затем он оказался на «театре военных действий» первой турецкой войны и вскоре погиб…
Кто знает, быть может, именно это внезапное исчезновение из дворца любимого учителя и насторожило мальчика впервые, заставило иначе взглянуть на окружающий мир, прежде такой простой и понятный… Преувеличение? Но вот один лишь пример тонкой чувствительности этого мальчика: вот он, десятилетний, радуется модели корабля, он решил назвать корабль «Анна»; он все еще помнит свою сестричку, умершую совсем крохотной, когда ему самому было три года…
Несомненным потрясением в жизни Павла явились события, связанные с его первым браком. Ему девятнадцать лет, пора приступить к исполнению своей первейшей обязанности, пора дать династии новых наследников. Екатерина (как некогда, уже давно, Наталья Кирилловна) спешит найти сыну невесту. И в 1773 году принцесса Вильгельмина Гессен-Дармштадтская становится в православном крещении Натальей Алексеевной. Да, кажется, миновали времена вероисповеднических проблем, теперь княжны-лютеранки немецкой крови преспокойно переходят в православие (ау, несчастная Шарлотта, супруга Алексея Петровича; ау-ау, Ирина Михайловна и граф Вольдемар!). Да уж, перефразируя Генриха IV французского, «Санкт-Петербург стоит конфирмации»!
И вдруг послушный сын выходит из повиновения. Что это? Копилось давно; с тех пор, как удалили Порошина; с тех пор, как задумался о судьбе отца и прислушался к тихим толкам и перестал доверять матери? А тут еще влияние юной женщины, жены, которой безоглядно отданы нерастраченные чувства Павла Петровича… Среди молодых ласк и бесед обо всем на свете Наталья Алексеевна проясняет для Павла его права (теперь это и ее права). Все очень просто, ведь он и сам знает, только, быть может, не решается самому себе признаться; но прежде он был один со своими сомнениями и размышлениями, а теперь они – вдвоем, вместе… Все очень просто: его мать – узурпатор! Но ведь он уже совершеннолетний, мать должна уступить ему престол!.. Наталье Алексеевне, наверное, обидно: унижаться перед этой беззаконницей, и до каких пор? Еще, может быть, долгонько, потому что здоровье у Екатерины отменное…
Но унижаться Наталье Алексеевне пришлось недолго. Екатерина играючи раскрывает заговор молодой четы. Как всегда, она действует решительно, дипломатично и… страшно! От нее сын узнает, что обожаемая супруга была ему неверна и потому и ребенок, который должен родиться, это, возможно, и не его ребенок. Но мало этого. Мы уже знаем, как умеет Екатерина убирать, сметать со своего пути всех, кто ей так или иначе помеха… Юная мать и новорожденная дочь умирают…