Страница 33 из 92
— То, что такие приказы изданы, — это одно. А как их истолковывать — это другое. Я согласен, что такие приказы необходимы. Солдату нельзя позволять дурака валять. На войне не всегда проявляются лучшие качества человека. Никто не собирается поощрять мародеров или насильников. Но если женщина сама охотно идет тебе навстречу?…
Барбу Василе искривил губы в насмешливой улыбке. Она должна была обозначать полнейшее его превосходство над собеседником, до спора с которым он снизошел.
— Если судить о вещах отвлеченно, то ты как будто и прав. В конце концов история показывает, что разные народы понимали и понимают гостеприимство по-разному. Во имя священного гостеприимства женщина принимает в доме и кормит усталого и голодного путника. И во имя того же самого священного гостеприимства она приглашает тебя разделить с нею ложе. Ты прав: почему ты можешь принять обед и во имя чего отказываться от ложа? Как будто ничто не оправдывает разное отношение к этим вещам. И всё же… Известно, какую важную роль играет теперь на войне хорошая разведка. Некоторые даже склонны думать, что в нынешней войне побеждает именно тот, у кого лучше поставлена служба информации. И… подумай сам: женщина приглашает тебя обедать. Ты, конечно, соглашаешься. Потом она ищет твоих ласк. Что же, не отказывать же ей? А потом она — эта женщина — лежит, прижавшись к твоей груди, и мурлычет словно кошка. Известно, что все они очень любопытны. И твоя «кошечка» начинает расспрашивать тебя. На вид все вопросы совершенно невинны: «…Как тебя, милый, зовут?… И красиво на твоей родине?… И огурцы у вас тоже растут?… А капусту у вас женщины сажают? Красивые они у вас? Ты не женат?… Зато у тебя наверное есть милашка! Бедняжка, как она, должно быть, соскучилась по тебе! И неудивительно. По такому мужчине, как ты, женщины наверное всегда скучают. Какая это ужасная вещь — война… Ты, вероятно, в пехоте?… Да?… Пехоте хуже всех достается…» Мардаре Ион расхохотался:
— Не утруждай себя больше, дружок! Всё это известно: шпионка в ситцевом платочке и сапожках, от которой вместо духов попахивает немного конюшней. Что ты скажешь, «старик»? Как же, черт побери, распознать ее под этой маской?
Бурлаку Александру недоуменно пожал плечами и ничего не ответил.
Но Барбу Василе спокойно возразил:
— Не во всех случаях нужна опытная шпионка, дорогой мой. Одни сведения подхвачены здесь, другие там, и, взятые сами по себе, они ничего не стоят. Но вся эта «постельная информация», собранная в каком-то едином центре, может составить весьма ценную картину, которая нередко решает исход битвы. Рассмотрев проблему с этой точки зрения, я считаю, что наш Уля заслуживает наказания.
— Но ведь все твои рассуждения чистейший идиотизм! — горячо запротестовал Пелиною Влад. — Ты вот что прими в расчет: кто не умеет держать язык за зубами, тот болтает с женщиной не только в постели, но даже тогда, когда она поднесет ему стакан воды, чтобы напить-ся, или кружку молока. И потом — какой смысл во всей этой теоретической болтовне? Ведь речь-то идет о совершенно конкретном случае. Неужели ты считаешь, что какая-нибудь женщина способна заставить Улю болтать? Я в это не верю. И наверное никто из нас не верит, кроме тебя, Барбу.
Появление сержанта Тондикы, писаря из управления штаба дивизии, положило конец спору.
— Здорово! — поздоровался он, входя в рабочую комнату.
— Каким ветром тебя к нам занесло, Иоан? — спросил его Томеску Адриан.
— Господин капитан Медреа приказал, чтобы все явились после работы в управление с подсумками и винтовками.
— А чего там стряслось, брат? — поинтересовался Бурлаку.
— Не знаю. Господин капитан сам хочет провести проверку.
— Под таким дождем!.. Другого дня, получше, он не мог выбрать? — заметил Мардаре Ион.
Сержант Тондикы пожал плечами:
— Дождь дождем — а приказ есть приказ! Может, до обеда еще прояснится. Кстати, не забудьте побриться и начистить ботинки.
— Что ты говоришь? У нас что — инспекция? — спросил Пелиною Влад.
— Не думаю.
— А что же?
— Я же вам сказал, что ничего не знаю.
Мардаре Ион настаивал:
— Что ва чертовщина, Иоане! Кто тебе поверит, что ты не знаешь? Давай не рассказывай нам сказок. «Не знаю!» Меня ты не проведешь. Может быть, заключено перемирие и нам это хотят официально сообщить? Выкладывай, нечего издеваться над нами!
Сержант Тондикы был, в сущности, совсем неплохим, хотя и несколько педантичным человеком. Дружеский тон Мардаре Иона сделал его более уступчивыми
— Я вижу, что так просто мне от вас не отделаться. Точно-то я ничего не знаю, но думаю, что с вашим Улей плохо дело.
— Его разжалуют?
— Очень боюсь, что да!
— Значит, верно говорили…
— Только прошу вас… Пока ведь официально ничего нет… Знаете, мне бы не хотелось, чтобы узнали, что я прежде времени…
Бурлаку Александру поспешил его успокоить:
— Не бойся, Иоане. Мы все будем немы как могила! Сержант Тондикы собрался уходить:
— Ну, теперь пойду. Мне еще надо сообщить и остальным отделам. Прошу вас, чтобы все были, а то господин капитан будет сердиться!
Только Тондикы исчез за дверью, как Пелиною возмущенно заявил:
— А я не пойду, что бы там ни случилось!
— И я! — тотчас присоединился Бурлаку.
В тот же момент вошел капитан Смеу с папкой под мышкой
Все встали.
— Садитесь. Ну, друзья, придется нам с вами сейчас немного поработать.
Он открыл железный ящик, вынул шифровальную машину и поставил ее на свой стол:
— Бурлаку, подготовь машину. Тебе помогут Пелиною и Мардаре.
Еще при входе Смеу заметил мрачное выражение на лицах своих шифровальщиков и понял, что они успели уже разузнать о том, что ожидает Улю.
Бурлаку приготовил машину и начал шифровку.
— Ион, Петре, Раду, Костика! — сердито диктовал Пелиною, недружелюбно глядя на целуллоидную пластинку, которая вспыхивала и гасла после каждой отпечатанной буквы.
После того как радиограмма была зашифрована, капитан Смеу взял бланки и, перед тем как выйти, сказал:
— Вам сообщили, что вы должны явиться в управление штаба на поверку. Смотрите, чтобы никто не вздумал улизнуть! Я тоже приду.
Бурлаку Александру рискнул спросить его:
— Господин капитан, позвольте задать вопрос?
— Пожалуйста.
— Вы убеждены, что Уля заслуживает такого сурового наказания?
— Да.
— В таком случае можете обижаться на меня, но я хочу вам сказать, что вы плохо знаете Улю.
— Я придерживаюсь другого мнения, сержант! — решительно возразил капитан Смеу тоном, который должен был напомнить Бурлаку о том, что он разговаривает со своим начальником. — Если кто-нибудь будет спрашивать меня, я у начальника штаба, — закончил он уже более мягко.
Смеу вышел, провожаемый изумленными взглядами шифровальщиков, не ожидавших от своего капитана такого ответа.
Дождь прекратился. Его сменил холодный и сильный ветер. Серое небо опустилось низко-низко, казалось — заденет сейчас облаками за верхушку церковной колокольни.
Управление штаба дивизии расположилось в доме неподалеку от командного пункта. В раскрытые настежь ворота вбегали последние из запоздавших, по-козлиному перескакивая большие лужи.
В широком и чистом дворе собрались писари, денщики, вестовые. Они стояли, разделившись на группы, объединенные общими интересами или просто симпатией и дружбой.
Наверное впервые с начала похода, на поверке присутствовал весь личный состав управления штаба дивизии. Обычно в тех редких случаях, когда проводилась поверка, на нее собиралось не более половины личного состава, — таковы уж были условия их службы. Но на этот раз начальники отделов и различных вспомогательных служб не задержали своих писарей, да и сами они не стремились, как всегда, улизнуть с поверки. Весть о том, что Уля Михай будет разжалован, распространилась молниеносно, и все хотели присутствовать на этой церемонии.
Общим было убеждение, что наказание намного превышает вину.