Страница 2 из 92
«Черт побери этого «факира», — говорил он себе, продолжая незаметно разглядывать своего спутника, — он еще может подумать, что я что-то имею против него. Но невозможно полюбить человека, если он похож на машину, которая действует всегда безошибочно. Если когда-нибудь придумают фантастического механического начальника штаба, этакого штабного робота, он конечно будет похож на Барбата».
Эта мысль заставила генерала улыбнуться. Робот — начальник штаба с лицом подполковника Барбата!
Неожиданное сравнение помогло ему вдруг найти ответ на вопрос, который он много раз задавал себе: «Что такое этот Барбат?» Да, конечно, он законченный, совершенный тип офицера-службиста. Он только выполняет свои обязанности солдата, потому что ничего другого не умеет делать. Этому человеку всё равно, кому служить. Типичный наемный солдат средневековья, лишенный высоких принципов и убеждений. Всё, что выходит за пределы служебных обязанностей, не доставляет ему никаких волнений. Сухарь…
И только теперь генерал Попинкариу понял, что именно эта душевная сухость, которую он прежде лишь инстинктивно чувствовал в подполковнике Барбате, и образовала между ними ту пропасть, через которую, несмотря на все его старания, ему никогда не удавалось проложить мост. Слишком разные они люди, по-разному мыслящие и чувствующие. Для подполковника Барбата Георге война была самоцелью. Для Попинкариу война с фашизмом была необходимостью, естественным продолжением и завершением его жизненных принципов.
Выходец из семьи честных интеллигентов, где глубоко ценилась человеческая свобода и независимость, Попинкариу ненавидел фашизм во всех его проявлениях. Недаром его прозвали «Красным генералом». Это прозвище он целиком оправдал, собственноручно вышвырнув за шиворот из своего кабинета майора войск СС, назначенного в его бригаду (он тогда только что был произведен в генералы и командовал бригадой) инструктором для ознакомления румынских солдат с современным оружием немецкого производства и боевой техникой гитлеровцев. Наглец в гитлеровской форме позволил себе без должного уважения отозваться о порядках в румынской армии, за что взбешенный молодой генерал и выбросил его из своего кабинета, рискуя навлечь на себя гнев гитлеровского и румынского командования. Только боязнь гитлеровцев вызвать возмущение всего офицерского корпуса румынских частей в решительный час подготовки к нападению на Советский Союз спасла Попинкариу от ареста.
Но оставаться в армии после этого случая было невозможно, и генерал Попинкариу подал в отставку. Естественно, что отставка была охотно принята. Уволить из армии чрезвычайно способного офицера — означало дать какое-то удовлетворение потерпевшему майору CС.
После 23 августа 1944 года, когда румынские войска присоединились к Советской Армии для общего наступления на гитлеровцев, генерал Попинкариу подал рапорт с просьбой зачислить его в кадры действующей армии. Его назначили командиром пехотной бригады, сражавшейся в Трансильвании. После кровавых боев в Орбе, где части бригады отличились, генерал получил повышение — ему было поручено командование дивизией «Молдова».
Строгий, но справедливый, требуя от подчиненных напряжения всех сил, он не щадил и самого себя. Отвагой и преданностью делу он снискал восхищение и любовь штабных офицеров и бойцов передовой линии, которые не раз видели своего генерала под огнем, на переднем крае. Части дивизии «Молдова» геройски дрались с врагом и в Трансильвании и в самом сердце Венгрии, на просторах ее степей. Дважды дивизия отмечалась в приказе верховного командования. И вот теперь… Что будет теперь? Генерал еще раз взглянул на своего начальника штаба, но тот по-прежнему сидел неподвижно и казался ожившей мумией египетского фараона.
«Будто аршин проглотил! — подумал генерал и снова чуть заметно усмехнулся, но тут же спохватился и, согнав с лица неуместную улыбку, решил: «И всё же он самый способный начальник штаба».
Командный пункт группы войск «Орел» разместился в одноэтажном здании бывшей сельскохозяйственной школы, построенной в виде большой подковы, окруженной огромным садом.
Генерала Попинкариу и подполковника Барбата немедленно провели к генералу Войнеску. Пожав каждому руку, командующий предложил им сесть.
Генерал Войнеску был среднего роста, хорошо сложённым мужчиной лет пятидесяти. Глядя на его широкие плечи, сильную грудь, румяные щеки, так и пышащие здоровьем, густые непокорные волосы с еле заметной проседью в висках, никто не дал бы ему больше сорока, — особенно из-за глаз — ярко-голубых, больших, живых словно у юноши. В минуты хорошего настроения генерал Войнеску хвастался тем, что никогда ничем не болел, кроме насморка.
Подчиненные любили своего генерала и готовы были идти за ним в огонь и воду. Он славился тем, что ни при каких обстоятельствах не повышал голоса. Всегда безукоризненно вежливый, спокойный, он умел так поговорить с провинившимся, что тот, чувствуя холодную и острую иронию, готов был подвергнуться любому наказанию, лишь бы поскорее избавиться от этого разговора. Впрочем, достаточно было однажды услышать, как разговаривает генерал, чтобы понять, что за этим всегда спокойным и приятным голосом, за тонкой улыбкой скрывается железная воля человека, привыкшего к беспрекословному повиновению.
Генерал Попинкариу по особенно любезному тону командующего понял, что ждет его — или неприятный разговор, или чрезвычайно важное сообщение.
Между тем генерал Войнеску закурил папиросу и, глубоко затянувшись несколько раз, без особенного интереса, словно из вежливости поддерживая беседу, спросил:
— Ну, что слышно у вас, дорогой Попинкариу?
— Ничего существенного, господин генерал. Тишина. Вчера, правда, был небольшой шум в секторе, занятом полком Хрубару. Как я вам уже докладывал, второй батальон этого полка внезапно атаковал и потеснил гитлеровцев, заняв более выгодную позицию. Теперь на правом фланге нам удалось наладить более прочную связь с кавалерийской дивизией Мереуцы. Противник дважды пытался контратаковать, но был остановлен артиллерийским огнем.
— Мне кажется, что это самый трудный участок, не так ли?
— Так точно, господин генерал. На всякий случай я укрепил его батальоном из полка Понаитеску, который держал в резерве.
— Да-да, — согласился генерал Войнеску, словно не придавая особого значения услышанному. — Я понимаю, что у вас нелегкая задача, Попинкариу. Да и участок фронта, который занимает дивизия, великоват… Подполковник Барбат, каково ваше мнение? Сумеете вы удержаться в случае атаки со стороны неприятеля?
— Господин генерал, мне кажется, что с теми силами, которыми располагает сейчас противник, он вряд ли сможет предпринять серьезную операцию. Если он всё же попытается контратаковать, то, несмотря на незначительную глубину обороны, мы удержим позиции. До сих пор артиллерия оказывалась чрезвычайно эффективной в поддержке нашей обороны.
— А если они подбросят новые войска? Как знать? Из донесений нашей разведки трудно сделать определенные выводы.
— Наши наблюдатели ничего не сообщают о передвижении войск по ту сторону фронта. Трудно предположить, что фашисты сумеют совершенно незаметно для нас подтянуть свежие войска…
— И всё-таки они подтягивают подкпепления. Майор Мельников, советский офицер связи, сообщил мне о том, что советская воздушная разведка обнаружила сосредоточение войск в непосредственной близости к фронту.
— Но для чего? Подтягивать резервы имело бы смысл только в одном случае — если бы противник начинал подготовку к генеральному наступлению по всему фронту и был бы заинтересован в сохранении плацдарма, который вдается сейчас клином в расположение наших войск. Однако маловероятно, чтобы немцы располагали достаточными резервами для генерального наступления.
— Рассуждаете вы правильно. Не забывайте только об одном: неприятеля можно обмануть. Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить. Противник располагает в настоящий момент ложной информацией о том, что на участке, занятом вашей дивизией и дивизией Мереуцы готовится большое наступление. Нам удалось убедить вражеский штаб в том, что с сегодняшней ночи две румынские дивизии, действующие южнее, будут заменены советскими частями и начнут передвигаться сюда, чтобы составить ваш резерв. От вас требуется, чтобы вы своими действиями убедили противника в том, что он разгадал наши замыслы…