Страница 30 из 43
Завеса упала, и мои глаза, до того ослепленные темнотой, видели все четко. Я мог жить свободно и любить, и это стоило той цены, которую я заплатил и, возможно, еще должен был заплатить.
И вместо того, чтобы благословить Бога, я благословил Лаури.
…одно слово существует для людей, только одно слово, и слово это — «выбирай»…
Я сделал свой выбор.
Служба закончилась, верующие один за другим потянулись к выходу. Тихо, чтобы не нарушить покоя Собора, столяр принялся за работу. Вскоре мы с ним остались одни. Через несколько минут отец Конек выйдет из контрольного зала, и до следующей службы, по крайней мере в течение часа, он будет пуст. У меня было достаточно времени.
Отец Конек скорее всего уже выключил аппаратуру, но, конечно, еще с нежностью смотрит на нее. Она была гениально спроектирована, на диво искусно сделана, была произведением искусства, рядом с которым картины, скульптуры и цветомузыка бледнели и казались жалкими, ибо эти устройства действовали. Но теперь ему пора выходить. Он еще раз оглянется и начнет спускаться по лестнице, медленно, потому что возраст дает о себе знать. Отодвинет плиту у входа, выйдет в коридор, задвинет ее и направится к мастерской Брата Джона, все ускоряя шаги от почти суетного любопытства.
Я подождал еще немного, готовясь ко второму шагу, куда более опасному. Портал находился сбоку, голубой, сверкающий и непроницаемый.
Я дышал глубоко, чтобы сердце мое успокоилось, думал о широких зеленых лугах, где покой покрывает землю, как мягкое одеяло, где ничто не движется и царит полная тишина. Я представлял себе, что лежу там на траве и мне хочется вместе с ручейками стечь в реки, с реками бежать к морю и там потерять свое «я» и стать частицей вселенной. Я хотел вместе со звездами кружить по их извечным орбитам, гореть, как они, и остывать вместе с ними до окончательной смерти.
«Смерть и покой. Покой и смерть. Тихие, вечные близнецы. Я пройду через Портал и обрету покой. Пройду через Портал и…»
Думая так, я встал, устало направился к Порталу, устало прошел через него. По другую сторону я остановился, весь в поту, и, дрожа, прислонился к стене. В контроле своих эмоций, как и во всем другом, тренировками можно добиться многого. На сей раз это было не так трудно, но я устал, убеждая самого себя и Портал, будто жажду вечного покоя.
Стоя так, я услышал шаги — кто-то спускался по лестнице. Неужели время для меня шло так медленно, что несколько секунд растянулись на едва ли не полчаса? Я мог вернуться, отсюда это было просто, но чтобы попасть сюда, мне придется снова проходить через Портал, а я не был уверен, что смогу выдержать это еще раз.
Я посмотрел на Портал. Плита отодвинулась, в коридор вышел отец Конек. Он смотрел на лестницу, по которой спустился, и лицо его было озабоченным. Медленно задвинув плиту, он так же медленно отвернулся от меня и пошел по коридору.
Я облегченно вздохнул.
Что тебя так беспокоит, отец Конек? Почему ты хмуришь лоб? Почему идешь так медленно? Ты все еще помнишь об осквернении монастыря и Собора, хотя все следы уже убраны? Может, тени насилия и смерти до сих пор таятся в самых неожиданных местах, внезапно обрушиваясь на неосторожных? А может, ты идешь так медленно оттого, что усомнился в своей вере?
«Было бы очень грустно, окажись это правдой», — подумал я, чувствуя себя ответственным за это.
Я подошел к плите и приложил к ней ухо, прислушиваясь. Из контрольного зала не доносилось ни звука. Осторожно отодвинув плиту, я вошел и закрыл ее за собой. Потом прислушался, не зная точно, почему стою и слушаю. Было тихо.
Неслышной тенью я начал подниматься по лестнице, поглядывая вверх, и тут увидел Агента.
Вместо разбитого зеркала поставили новое, потому я и увидел его. Он стоял, прижимаясь к стене справа от двери, внимательно вглядываясь в ее проем, с оружием, готовым к выстрелу. Он не знал, что я его вижу, и не собирался меня ловить. Губы его были плотно сжаты и так же белы, как рука на пистолете, направленном на дверь. Я знал этого человека. Мы никогда прежде не встречались, но я все равно знал его — он был братом родным всем смертоносным черным, с которыми мне уже довелось столкнуться.
Он ждал там, чтобы убить, потому что услышал, что кто-то вошел. Ему было все равно, кто я. Даже будь я отцом Конеком, он убил бы меня, покажись я в двери. Он получил приказ убивать, и это было странно.
Однако времени на раздумья не оставалось: он уже начинал беспокоиться, гадая, то ли слух его обманывает, то ли человек на лестнице что-то заподозрил. Через секунду он мог прыгнуть к двери и выстрелить, а я ничего не мог с ним поделать, потому что не взял с собой оружия. Я просто не захотел его брать и теперь жалел об этом.
Агент шевельнулся, и в то же мгновение я шагнул вперед и вбок, прижавшись к стене справа. Так мы и стояли, карауля друг друга. Я уже не видел его в зеркале, но и он не мог меня заметить и, конечно, не был уверен, что я знаю о нем.
Мы ждали, секунды тянулись мучительно долго. Наконец из проема высунулся ствол пистолета. Я ждал, пока он появится целиком и окажется ближе. Отверстие ствола стало чернее, более круглым, я увидел руку и ударил изо всех сил.
Пистолет упал, послышался то ли кашель, то ли крик, и рука исчезла. Он еще растирал правое запястье левой рукой, когда я оказался перед ним и ударил под вздох. Человек сложился пополам, и тогда я добавил ему ребром ладони по виску. Он упал.
Я постоял посреди зала, переводя дух, — только теперь я понял, насколько подорваны мои силы, — потом наклонился, крепко связал его и сунул в рот кляп. Выпрямился, осмотрелся. Приятно было вновь оказаться в этой комнате.
Все оборудование стояло на своих местах, но сейчас это не вызвало у меня привычного чувства власти. Наоборот, чувствовал себя странно смиренным. Забытые гении прошлых веков создали эти приборы, а мы просто использовали их, расточительные наследники, даже не зная, как они действуют и зачем, зная лишь, что они делают, если мы нажимаем ту или иную кнопку. Да, быстро мы опустились…
Я вздохнул, сел за пульт, нажал кнопку, надел шлем и сунул руки в перчатки. Последний раз, когда я сидел здесь, меня искали четверо Агентов, но сейчас я сам пришел поискать кое-что, и нужно было спешить.
Я проникал в мрачную глубину стен, скользил внутри них, возвращаясь в одно и то же место. Я искал и зондировал, но в стенах не было ничего.
Кристалл исчез.
Я немного посидел, пытаясь понять, что случилось, и подогнать этот факт к другим. Вдруг мне все стало ясно, и я повернулся. Черный смотрел на меня, глаза его горели ненавистью. Ему приказали просто убить. Все ясно: они нашли кристалл, и я был им больше не нужен.
Я почувствовал облегчение. Сабатини будет желать моей смерти, поставит там и сям людей, чтобы они при случае убили меня, если я вернусь, но не станет меня искать, потому что получил то, чего так сильно хотел. Я был свободен, мог жить, мог любить Лаури. Я не отдал ему кристалл, он нашел его сам или это сделал для него кто-то другой. Но я не сказал ему ничего, а теперь моя роль и вовсе кончилась.
Однако при мысли о Лаури и том, что она подумает обо мне, мне стало стыдно. Она говорила, что камешек может оказаться ключом, а в руках Сабатини он станет ключом к террору и разрушению. Такую ответственность нельзя стряхнуть с себя, как пылинку. Возможно, я все же проболтался ему о тайнике. Мне казалось, что нет, но вообще такая возможность существовала.
Черный внимательно следил за мной, и мне показалось, что я о чем-то забыл или проглядел что-то очевидное. Я не спеша огляделся, но не заметил ничего подозрительного.
Постепенно до меня начало доходить, что я слишком поспешно решил, что Сабатини давно нашел кристалл и уже успел исчезнуть с ним. Он мог быть все еще в монастыре а в моем распоряжении имелось лучшее оборудование на Бранкузи. Если с его помощью кто-то нашел кристалл в моем тайнике, то с его же помощью и я мог найти его, лишь бы он еще оставался в пределах досягаемости аппарата.