Страница 46 из 106
— Зачем делать надписи на том, что должно быть захоронено? — спросил я.
— По словам моего брата, тут, возможно, даны указания, помогающие мертвым избежать опасностей подземного мира. Эти саркофаги также оберегают мертвых от живых, поскольку большинство людей слишком суеверны, чтобы заглянуть внутрь. Они боятся проклятий.
Узкая каменная лестница в дальнем конце зала вела в подвал, освещенный лампами. По приглашению Ашрафа все мы спустились в большую библиотеку. В этом просторном помещении со сводчатым каменным потолком и выложенным плитами полом было сухо и прохладно. По стенам поднимались деревянные полки, заполненные книгами, свитками и рулонами пергамента. Часть толстых кожаных переплетов слегка поблескивала золотым тиснением. Многие фолианты, как правило загадочного чужеземного происхождения, казалось, не рассыпались лишь благодаря обрывкам полуистлевшей ткани; от них пахнуло замогильной плесенью. За центральным столом размером с половину амбарных ворот сидел пожилой мужчина.
— Приветствую тебя, брат мой, — обратился к нему Ашраф по-английски.
Енох оторвался от своих писаний. Он был старше Ашрафа и при густой бороде поблескивал такой обширной лысиной, опушенной лишь длинными седыми локонами, что казалось, будто Ньютонова сила тяготения стянула все его волосы к подбородку. Облаченный в серые одежды, этот мудрец с крючковатым носом и горящими глазами имел цвет лица такой же, как пергамент, над которым трудился. Весь его облик говорил о безмятежности, так редко свойственной людям, но во взгляде горел озорной огонек.
— Неужели французы решили оккупировать даже мою библиотеку? — насмешливо спросил он.
— Нет, они пришли как друзья, а вот тот высокий — американец. Его друг французский литератор…
— Кому же интересно общество такого книжного червя, как я? — оживляясь, сказал Енох.
Тальма, точно завороженный, взирал на мумию в вертикально стоявшем в углу открытом гробу. Ее драгоценный саркофаг также покрывали затейливые непонятные письмена. Мумию уже распеленали, часть древних бинтов в беспорядке валялась у ее ног, а в области грудины виднелись свежие надрезы. Выглядело существо довольно-таки пугающе: коричневато-серые кожные покровы сморщились, словно от обезвоживания, глаза закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт, так что можно видеть белеющие мелкие зубы. Я вдруг испытал смутную тревогу.
Тальма, однако, выглядел счастливым, точно кот, увидевший сметану.
— Это настоящая древняя мумия? — выдохнул он. — Попытка приобщения к вечной жизни?
— Антуан, я думаю, они потерпели неудачу, — сухо заметил я.
— Не обязательно, — возразил Енох. — Для египтян сохранение физического тела мертвеца считалось необходимым условием вечной жизни. Согласно дошедшим до нас сведениям, древние люди полагали, что человеческая сущность состоит из трех элементов: физического тела, духовного элемента — «ба», определяющего его личность, и элемента жизненной силы — «ка», определяющего судьбу. Две последние составляющие эквивалентны нашему современному понятию души. «Ба» и «ка» должны были найти друг друга и соединиться в опасном подземном мире, пока солнце, Ра, совершает по нему свое еженощное путешествие, и образовать единую бессмертную просветленную сущность — «аах», которая будет жить среди богов. Мумия служила им дневным домом до завершения задачи объединения. Не разделяя физические и духовные элементы, египетская религия смешивает их.
— «Ба», «ка» и Ра? Похоже, у них там была целая компания ходатаев.
Меня обычно смущали религиозные разговоры.
Енох оставил мои слова без внимания.
— Я решил, что путешествие этого покойника уже давно завершилось. И потому позволил себе распеленать его и взять пробы костной ткани, чтобы исследовать древние способы бальзамирования.
— Говорят, эти ткани обладают целительными свойствами, — сказал Тальма.
— Подобные слухи искажают верования египтян, — ответил Енох. — Тело мумии являлось своеобразным домом для оживления, а не самой сущностью жизни. Так же как вы сами, литератор, представляете собой нечто большее, чем все ваши недомогания. Кстати, вам известно, что мудрый Тот, как и вы, занимался писательским ремеслом?
— На самом деле я журналист и должен описать освобождение Египта, — сказал Тальма.
— Ах вот как вы это определяете… — Енох глянул на Астизу. — Но у нас есть еще одна гостья, верно?
— Она… — начал Ашраф.
— Служанка, — закончил Енох. Он заинтересованно взглянул на нее. — Итак, вот ты и вернулась.
Чтоб мне провалиться! Неужели эти двое тоже знакомы друг с другом?
— Видимо, так пожелали боги. — Она опустила глаза. — Мой хозяин умер, его убил сам Наполеон, а моим новым господином стал американец.
— Какой любопытный поворот судьбы.
Выступив вперед, Ашраф обнял брата.
— И мы с тобой, брат, вновь свиделись также по милости богов и вот этой троицы. Я уже примирился и приготовился улететь на небеса, но тут меня взяли в плен.
— Так ты теперь их раб?
— Мы уже сговорились с американцем об освобождении. Он нанял меня в качестве телохранителя и проводника за те деньги, что забрал у меня. Он хочет нанять и тебя. Вскоре я верну все утраченное. По-моему, судьба проявила благосклонность и ко мне.
— А я-то зачем ему понадобился?
— Он приехал в Египет с одной древней поделкой. Я сказал ему, что ты можешь что-то знать о ней.
— Я еще не встречал таких храбрых воинов, как Ашраф, — громко высказался я. — Он прорвался через ряды французской пехоты, и лишь мы втроем смогли уложить его.
— Увы! Я взят в плен по вине женщины, придавившей меня телегой с боеприпасами.
— Он всегда отличался храбростью, — сказал Енох. — Даже излишней. И уязвимостью перед женщинами также.
— Я живу в земном мире, братец, а не блуждаю вне времен. Но этим людям нужны именно твои знания. У них есть древний медальон, и им хочется узнать его назначение. Увидев его, я понял, что должен привести их к тебе. Кто знает о прошлом больше, чем мудрый Енох?
— Медальон?
— Американец раздобыл его в Париже, но думает, что он из Египта, — объяснила Астиза. — Его не раз пытались убить, чтобы заполучить эту вещицу. Похоже, она очень нужна этому бандиту, бин Садру. Французские ученые тоже заинтересовались медальоном. Именно из-за него месье Гейдж попал в милость к Бонапарту.
— Змеиный бин Садр? Мы слышали, что он примкнул к захватчикам.
— Он служит тому, кто больше платит, — усмехнулся Ашраф.
— А кто на самом деле платит ему? — спросил Енох Астизу.
Она вновь опустила глаза.
— Другой ученый.
Неужели она знала больше, чем рассказала мне?
— Наверное, он шпионит для Бонапарта, — предположил Ашраф, — и заодно выполняет поручение того, кто хочет заполучить медальон.
— Тогда американцу надо быть очень осторожным.
— Да уж.
— И значит, этот американец опасен для всех окружающих.
— Ты, как обычно, быстро постигаешь истину, мой мудрый брат.
— И тем не менее ты привел его ко мне.
— Потому что в его руки попала легендарная вещь!
Мне совсем не понравился такой разговор. Я едва выжил в страшном сражении и опять нахожусь в опасности?
— Так кем же на самом деле является этот ваш бин Садр? — спросил я.
— Он с такой наглостью и упорством грабил могилы, что стал отверженным, — ответил Енох. — Он пренебрегал всеми общественными и моральными законами. Люди науки с презрением отвергли его, поэтому он объединился с европейскими исследователями черной магии. Он стал торговцем и, судя по слухам, убийцей и теперь шатается по миру в обществе влиятельных особ. Какое-то время мы ничего не слышали о нем. Но сейчас он вновь объявился, очевидно чтобы работать на Бонапарта.
«Или на графа Алессандро Силано», — подумал я.
— Похоже на скандальную газетную историю, — заметил Тальма.
— Он убьет вас, если вы напишете об этом.
— Но боюсь, она слишком запутанна для моих читателей, — внес поправку журналист.
«Может, мне стоит просто отдать медальон этому Еноху, — подумал я. — Ведь в сущности, он достался мне даром, как и отобранные у Ашрафа трофеи. Пусть этот мудрец сам разбирается со змеями и разбойниками. Но нет, а вдруг этот предмет приведет меня к настоящим сокровищам? Бертолле, конечно, думает, что в мире нет ничего лучше свободы, но, судя по моему опыту, так говорят уже разбогатевшие люди».