Страница 104 из 106
Меня продолжало сносить к северо-западу. Через пару часов я заметил Розетту в устье Нила и Абукирский залив, где потерпел сокрушительное поражение французский флот. Далее завиднелась Александрия. Осталось позади побережье с его кремово-пенным прибоем, и я улетел в просторы Средиземного моря. Значит, я все-таки могу утонуть.
Почему же я давным-давно не избавился от этого медальона?
И тут я заметил корабль.
Впереди на средиземноморской глади маячил фрегат, он держал курс на Розетту, где Нил вывалил в море свой длинный шоколадный язык. Крошечное судно блестело на солнце, оставляя за кормой пенный кильватер. Море покрывали стада белых барашков. Ветер трепал полотнища флагов.
— По-моему, там английский флаг, — пробормотал я сам себе.
Разве я не обещал Нельсону вернуться с новыми сведениями? Несмотря на горестную опустошенность, в моем мозгу зашевелились смутные мысли о спасении.
Но как мне спуститься? Ухватившись за привязанные к корзине веревки, я попытался понять, как же управляют этим шаром. У меня не было больше ни винтовки, ни томагавка, чтобы продырявить его. Я глянул вниз. Фрегат, изменив курс, теперь следовал за мной, и моряки, размером с муравьев, очевидно, заинтересовались полетом. Но я легко обгоню их, если мне не удастся приводниться. Тут я вспомнил, что у меня есть еще огарок свечи и обломок кремня. Под газовым баллоном находился удерживающий веревки железный ошейник. Растрепав пучок конопляных волокон, я ударил кремнем по ошейнику и высек достаточно хорошую искру, воспламенившую кончик веревки, от которого, в свою очередь, загорелась пара выдернутых из корзины прутьев, поджегших фитиль свечи. Прикрывая ладонью огарок, я поднялся к газовому баллону.
Конте говорил мне, что водород легко воспламеняется.
Я поднес огонек свечи к шелковому полотнищу, увидел дымок, вспышку света…
Послышался свист, и сильный удар горячего воздуха припечатал меня, опаленного и испуганного, ко дну корзины.
Шар расцветился языками пламени.
Огненные змейки проползли вверх по шву и устремились в небо. Сам шар не взорвался, лишь выплеснул немного воспламенившегося газа, но горел жарко, как сухая сосновая лапа. Он чертовски быстро, гораздо быстрее, чем хотелось бы, терял высоту. Огонь набирал силу, я поспешно выбросил все балластные камни, но это практически не помогло. Жутко болтаясь из стороны в сторону, корзина по спирали падала в море, оставляя за собой хвост огня и дыма. Слишком быстро! Белые барашки уже превратились в игривые волны, мимо с криком пронеслась чайка, горящий шар накрывал корзину, и я увидел, как насыщенный брызгами ветер смахнул набок его надувшуюся макушку.
Я успел приготовиться к приводнению, когда корзина с неприятным треском грохнулась в море. Вверх взметнулся фонтан брызг, остатки шара рухнули чуть левее моей головы, и зашипевшее Средиземное море прекратило буйство огненной стихии.
К счастью, огонь почти уничтожил баллон, иначе он стал бы тяжеловесным якорем. Плетеная корзина сразу дала течь, но вода набиралась медленно, и я обнаружил, что мое зрелищное падение привлекло внимание команды фрегата. Он следовал прямо на меня.
Корзина пошла ко дну в тот самый момент, когда на воду спустили баркас. Я пробыл в воде не больше пяти минут, а потом меня втащили на борт.
В очередной раз насквозь промокший и наглотавшийся морской воды, я привалился к обшивке баркаса, матросы стояли разинув рты, юный гардемарин таращился на меня так, словно я свалился с луны.
— Откуда, разрази вас гром, вы прилетели?
— От Бонапарта, — выдохнул я.
— А кто, разрази вас гром, вы такой?
— Английский шпион.
— Ха, да я ж его помню, — воскликнул один из матросов. — Мы подобрали его после сражения в Абукирском заливе. Он болтался на волнах, как обугленный поплавок.
— Пожалуйста, — прохрипел я. — Я друг сэра Сиднея Смита.
— Как вы сказали, Сиднея Смита? Ну ничего, сейчас мы положим этому конец!
— Я понимаю, что он не пользуется особой популярностью у военных моряков, но если бы вы только помогли мне сообщить о…
— Вы сможете прямо сейчас лично порадовать его своими байками.
Очень скоро мои хлюпающие ботинки уже протопали по шканцам. Я был довольно сильно обожжен и так измучен голодом, жаждой и душевными страданиями, что едва не терял сознание. Изрядный глоток выданного грога мгновенно зажег румянец на моем лице. Мне сообщили, что я в гостях у капитана Джосаи Лоуренса на борту английского военного корабля «Дейнджероуз».
Мне совсем не понравилось такое опасное название.[64]
И действительно, вскоре появился Смит собственной персоной. Одетый в форму турецкого адмирала, он резво поднялся на палубу из нижней каюты, когда ему сообщили новость о моем спасении. Не знаю, кто из нас выглядел более смехотворно: я, мокрая крыса, или он, разодетый, как восточный султан.
— Боже мой, да это же сам Гейдж! — воскликнул человек, которого я видел единственный раз в цыганском таборе.
— Этот малый утверждает, что он ваш шпион, — с неприязнью заявил Лоуренс.
— На самом деле я предпочитаю считать себя нейтральным наблюдателем, — уточнил я.
— Отважный парень! — воскликнул Смит. — Нельсон сообщил мне, что общался с вами на подходе к Нилу, но никто, в сущности, не верил, что вы вновь объявитесь у нас. — Он хлопнул меня по спине. — Молодец, парень, просто молодец! Я подозревал, что вы многого стоите!
Я откашлялся.
— Честно говоря, я также не ожидал увидеться с вами еще раз.
— Мир тесен, не правда ли? И все-таки, я надеюсь, теперь вы избавились от того проклятого медальона.
— Да, сэр.
— Я подозревал, что от него можно ждать только неприятностей. Сплошных неприятностей. А как поживает Бонапарт?
— Каир охвачен восстанием. А мамелюки собирают силы на юге.
— Великолепно!
— Но я не думаю, однако, что египтянам удастся победить его.
Мы им поможем. А вы, стало быть, вылетели, как птичка, из гнезда малыша Бони?
— Мне пришлось одолжить у них один из наблюдательных воздушных шаров.
Он восхищенно покачал головой.
— Чертовски великолепное зрелище, Гейдж! Прекрасное зрелище! Надеюсь, вам изрядно надоел французский радикализм. Вернемся к старой доброй монархии. Хотя нет, постойте… вы же из колониальных краев. Но вы успели оценить по достоинству взгляды англичан?
— Я предпочитаю, придерживаться американских взглядов, сэр Сидней. За исключением вселенских понятий.
— Хорошо. Вполне понятно. Похоже, этим отчаянным временам не удалось поколебать ваши устои! В конце концов, надо ведь во что-то верить, не правда ли?
— Бонапарт поговаривает о походе в Сирию.
— Так я и знал! Этот проходимец не успокоится, пока не захватит султанский дворец в самом Стамбуле! Вы сказали, в Сирию? Тогда нам лучше всего взять курс туда и предупредить их. Там есть один паша, как бишь его зовут?
Он повернулся к капитану.
— Джеззар-паша,[65] — подсказал Лоуренс. — Джеззар — по-арабски «мясник», так его и прозвали. Он родом из Боснии, вырос в рабстве, в тех краях царят жестокие нравы, но его жестокость превзошла все мыслимые пределы. Самый отъявленный бандит на пять сотен миль вокруг.
— Но зато он наверняка сможет дать отпор французам! — воскликнул Смит.
— С Наполеоном я окончательно распрощался, — вмешался я. — Мне лишь необходимо узнать судьбу одной женщины и встретиться с ней, если она выжила после ужасного падения. А потом я надеюсь взять курс на Нью-Йорк.
— Совершенно понятно! Вы исполнили свою роль! Но согласитесь, что человек вашей отваги и дипломатической проницательности мог бы принести неоценимую пользу в деле предупреждения бедных арабов о походе этого неукротимого Бонапарта! Я имею в виду то, что вы лично столкнулись с его тиранией. Решайтесь, Гейдж, неужели вам не хочется взглянуть на красоты Леванта? Это на расстоянии броска камня от Каира. И тогда вы сможете разузнать о вашей пассии. Мы пошлем на разведку одного из наших пронырливых шпионов.
64
Dangerous — грозный (англ.).
65
Джеззар-паша, Ахмет (1735–1804), турецкий генерал и политический деятель, прославился геройской защитой Акки против Наполеона в 1799 г.