Кольцо с изумрудом

Вот и сейчас одно ее присутствие давило на него. Ему было тяжело видеть ее. Это как прикосновение к старым ранам, о которых давно хотелось бы забыть. Хотя сэр Томас Болейн сам покинул Катрин много лет назад, но боль от расставания с ней до сих пор была жива. Ему удалось загнать ее внутрь и спрятать, но она так и не ушла окончательно, несмотря на все его усилия.

Элизабет была высокой, привлекательной, хорошо сложенной девушкой, хотя ее нельзя назвать ослепительной красавицей. Вряд ли ее можно сравнить с Бетси Блаунт, первой любовницей Генриха, или с Мэри… Да и со многими другими тоже!

– Не понимаю, чего ему… – Томас Болейн замолк, не закончив фразы, его недоумение перешло в гнев, и он вдруг вспылил: – О! Да, провались все это! Какого черта? Ну, кто разберется в таких материях?

Элизабет обратила внимание на то, что мадам Экстон отчаянно затрясла головой, делая какие-то знаки отцу. Элизабет невозмутимо наблюдала за ним. Сэр Томас отошел к столу, заваленному грудой официальных документов. Взяв со стола кубок, он отхлебнул эля, потом с грохотом поставил его обратно и резко повернулся к Элизабет.

– Элизабет, я всегда был добр к тебе, верно?

– Oui, sir Thomas…

– Говори по-английски! – взорвался он.

– Д-да, отец, – неуверенно ответила девушка, пораженная его неожиданной вспышкой. Она видела, каких трудов ему стоило взять себя в руки, но, когда сэр Томас заговорил снова, голос его был совершенно спокоен.

– Элизабет, пришло время тебе занять достойное место в обществе. Ты обратила на себя взор человека, который вознесет тебя к вершине славы и богатства.

Элизабет про себя кляла последними словами герцога Бурбонского. Вот что значит пытаться быть любезной с мужчиной. Теперь он будет давить на нее через отца. Напрасно старается, у него нет никаких шансов!

– Отец, я должна объяснить…

Свирепый взгляд, которым одарил дочь сэр Томас, вынудил ее замолчать на полуслове. Он стоял теперь прямо перед ней, уперев руки в боки.

– Девочка, речь не идет о твоих желаниях, речь идет о твоем долге!

– Долге? – изумленно воскликнула Элизабет.

– Да, о долге.

Тут она не смогла сдержаться, и слова вылетели сами собой, прежде чем она успела обдумать последствия:

– Какой долг может быть у меня в отношении мужчины, помешанного только на похоти?

Удар кулака по лицу был такой силы, что Элизабет отлетела на середину комнаты. Острая боль пронзила голову, в ушах зазвенело, она почувствовала головокружение и солоноватый вкус крови на губах. Она скорчилась на полу, прижимая дрожащие руки к лицу.

– Не смей никогда, слышишь, никогда отзываться так о своем короле!

– Короле? – Элизабет недоверчиво смотрела на отца. Она недоуменно оглянулась на мадам Экстон, но та сидела, по-прежнему не поднимая головы от рукоделия. Отец продолжал говорить, и Элизабет вновь переключила внимание на него.

– Элизабет, король желает, чтобы ты разделила с ним постель.

– Нет! – вырвалось у нее. – Нет… он не… он видел меня только один раз! Сегодня на турнире. Этого не может быть… И… отец, ведь он же заразил Мэри!

– Я знаю! – резко ответил сэр Томас. Он ненавидел женские истерики. – Это случилось потому, что она оказалась недостаточно чистой, чтобы излечить его от болезни. Чтобы вылечиться, он должен переспать с девственницей, чистой помыслами. Мэри ему нравилась, но она не была достаточно чиста, чтобы он выздоровел.

Мадам Экстон положила руку на голову Элизабет.

– Королевские лекари сказали, что нужна чистейшая из девственниц, чтобы вылечить такое тяжелое заболевание, – сказала она и успокаивающе добавила: – Смирись, Элизабет, и знай, что это принесет большую честь твоей семье.

Элизабет в ужасе смотрела на тетку. Ей казалось, что она сходит с ума. Мадам говорит так спокойно, так буднично, как будто речь идет о пустяках. Никакого волнения. Никаких переживаний. Элизабет начало казаться, что она чего-то не поняла.

– Это не такая уж большая жертва, Элизабет! И, как сказал уже сэр Томас, это твой долг.

– Я не могу… Нет! – воскликнула Элизабет. Она отчаянно пыталась найти хоть какой-то повод, предлог, что-нибудь, лишь бы остановить, прекратить это сумасшествие, этот немыслимый бред.

– Я не гожусь для этой цели! Я росла при французском дворе, – в спешке забормотала она. – У меня было много лю… – Не лги, Элизабет! – Сухая рука мадам зажала ей рот, не дав произнести пришедшие на ум в отчаянии слова. – Ты забываешь, с кем говоришь. Если бы Мэри сказала что-либо подобное, я бы не усомнилась ни на секунду. Но ты совсем другая – неприступная и непорочная. Кто всегда прятался по углам? Кого невозможно было завлечь ни в какую самую блестящую светскую компанию? Кто даже близко не подпускал к себе поклонников?

Костлявые пальцы мадам вцепились в подбородок Элизабет, приподнимая голову девушки и вынуждая ее посмотреть мучительнице в глаза. Слова мадам Экстон причинили ей физическую боль.

– Не отягощай свою душу ложью, – приказала наставница. – Делай, что тебе говорят. Это твой долг перед семьей.

– У тебя нет выбора, – добавил сэр Томас Болейн. – И представь себе, как будет хорошо для нас всех и в первую очередь для тебя, если ты сможешь осчастливить его наследником.

Элизабет поднялась с пола. Она с трудом держалась на ногах, колени предательски дрожали. И вдруг весь ужас ситуации внезапно обрушился на нее с предельной ясностью.

– Но я…

– Здесь не о чем спорить, Элизабет! Иди и приведи себя в порядок. Завтра утром королевский двор перебирается в Кале и ты едешь вместе с ним. – Напутствовав таким образом дочь, сэр Томас Болейн отвернулся к столу и занялся бумагами.

Мир внезапно окрасился в серое. Какой-то непереносимый тяжелый туман опустился на ее ум, душу и тело. Тяжелый и вязкий, не дающий дышать и думать.

– А как же… Мэри?

Отец раздраженно обернулся:

– Она отправляется в Кент. В монастырь неподалеку от Хьюер-Кастл. Перестань о ней беспокоиться! Иди. Да уйди же наконец!

ГЛАВА 3

«Ты можешь сама распоряжаться собственной судьбой!»

Эти слова Мэри все еще звучали в голове Элизабет, когда она пробиралась вечером по лагерю при свете зажженных факелов. Остановившись на небольшом пригорке, она осмотрелась кругом. Рядом возвышался деревянный павильон, раскрашенный сверху донизу под каменную кладку. Интересно, зачем это? Для внешнего лоска?

Заметив приближавшуюся компанию подвыпивших мужчин, Элизабет пониже опустила капюшон темного плаща.

– Эй, милашка! Куда ты спешишь? Эй, ты!

При звуке пьяных голосов девушка запаниковала и ускорила шаги, хотя понимала, что нельзя показывать им свой испуг. Не стоит будить их охотничий инстинкт. Она не собирается становиться чьей-либо жертвой или трофеем. Но тут Элизабет вспомнила недавний разговор с отцом и теткой.

– Это бред! – прошептала она. В голосе ее слышалось страдание. – Я сошла с ума! Весь мир сошел с ума!

Девушка приложила ладонь к лицу. Щека вспухла, кожа горела и от удара, и от слез, которые она пролила, как только вернулась в шатер. И слезы эти были вызваны не физической болью от удара. Нет. Эта разъедающая горечь пряталась гораздо глубже. Боль от предательства – предательства собственного отца, который решил продать ее. Он ее предал – и ради чего? Чтобы удовлетворить минутную похоть коронованного развратника!

Когда Элизабет вернулась от отца, в шатре ее ждала Мэри. Именно она утешила и подбодрила сестру и дала совет, как можно бороться. Способ, подсказанный Мэри, возможно, поможет избежать участи, уготованной ей отцом.

Элизабет остановилась перед входом в шатер, на пологе которого красовался герб шотландского горца.

Она отбросила колебания и решительно ступила внутрь.

Погрузившись в приятную теплую воду, Эмрис рассеянно смотрел на горящие угли жаровни.

Черноглазая красавица так и не пришла, а он ведь ждал ее. «Ну что же, он не из тех, кто будет страдать из-за женщины, даже если она совершенно необыкновенная», – подумал Эмрис. Взгляд его задержался на поверхности маленького стола – на нем лежало и искрилось то самое кольцо с изумрудом, что он подарил ей вчера.