Кольцо с изумрудом

– Я не кто-нибудь! Я ее сестра! – нахмурилась Анни. – И к тому же это неправда! Я сама видела, как она показывала их герцогу Бурбонскому!

– Что?!

Мэри в крайнем изумлении обернулась к Элизабет. Уже много лет она хранила сестрину тайну и хорошо усвоила: никто не должен видеть картины, никто не должен знать, что Элизабет рисует. У Элизабет вызывала ужас одна только мысль о том, что, если посторонним станет известен ее секрет, у нее отберут картины, ее дорогие творения! Кроме всего прочего, молодой леди, тем более ее положения, и вовсе не положено было иметь такие странные увлечения. Мэри была в шоке, когда увидела у Элизабет рисунки обнаженных натурщиков – мужчины и женщины. Шок уменьшило только необыкновенное телосложение мужчины – Мэри неоднократно потом предпринимала попытки выведать у художницы, кто же ей позировал.

– Я сама видела, своими глазами! – затараторила Анни прежде, чем Элизабет успела ее остановить. – Правда! Он отдал ей кошелек золотых, а она отдала ему картину.

Мэри поднялась с дивана и подошла к Элизабет.

– Так тебе удалось? Ты сумела продать картину? Какую? И как ты смогла его уговорить? Ведь женщина не может, не имеет права писать картины! Как же он согласился? А сколько заплатил? Что ты будешь делать с деньгами?

Элизабет повернулась и посмотрела на Мэри. Глаза больной горели от возбуждения. Как сказать ей правду? Нет, невозможно. По крайней мере, не всю. Ведь она это сделала именно ради Мэри. Чтобы оплатить услуги француза-медика. Мэри не стоит знать об этом.

Последние два года герцог Бурбонский считался ее поклонником. На самом деле Элизабет еще в самом начале отвергла его ухаживания, но, увы, самолюбие молодого герцога только воспламенялось, когда дама оказывала сопротивление. Отпрыск знатного рода не признавал отказов и был уверен, что сможет покорить Элизабет, что это дело времени – все юные леди в конце концов уступали обаянию власти и богатства. У него было множество любовниц, и Элизабет это знала. Она не хотела стать очередной дамой для развлечений в этом списке, одной из тех, кого навещают время от времени, а потом бросают. Именно это много лет назад, произошло с ее матерью.

Элизабет ясно изложила герцогу все, что она думала по этому поводу. Однако он не только не прекратил свои ухаживания, но становился все более настойчивым в стремлении соблазнить неприступную молодую леди. Он буквально доводил ее до бешенства бесконечными куртуазными речами и ужимками. Поэтому Элизабет даже испытала некоторое удовлетворение, когда под прикрытием совершенно невероятной, наспех выдуманной истории всучила герцогу свою картину. Он, конечно, не поверил ее небылицам, но за картину заплатил, надеясь, что это послужит его собственным интересам.

– Элизабет! – Мэри горела желанием узнать, как все же сестре удалось продать картину.

– Мне пришлось соврать. Он думает, что стал покровителем одного талантливого, но неизвестного мастера – мужчины, разумеется. Он считает, что я, по доброте сердечной, принимаю участие в этом деле.

– Да ты что! Да он должен был сойти с ума от ревности, как только речь зашла о другом мужчине!

– Почему? – Элизабет вздохнула и начала мыть кисти. – Почему он должен ревновать, когда наши с ним отношения никогда не переходили границы невинного светского знакомства… по крайней мере, с моей стороны. Я никогда не была им увлечена и никогда его ни к чему не поощряла.

– Это ничего не значит. – Мэри пренебрежительно махнула рукой и снова прилегла на диван. – Ты же знаешь, что представляют собой мужчины.

В этом вопросе она считалась более опытной, чем старшая сестра.

– Неважно, что ты говоришь и что ты делаешь. Суть в том, что ты не принадлежишь никому другому, а, следовательно, являешься законной добычей для любого из них.

– Ох, да знаю я эту песню: женщины – это жертвы, женщины – это слабые птички, за которыми охотятся мужчины. И в результате дамы падают, как подстреленные голуби, в лапы юных переростков, помешанных на любовной охоте. Но ко мне все это не имеет ни малейшего отношения, – твердо сказала она. – А что касается картины, то я сказала герцогу, что некий мастер – благородный дворянин, но калека – болен проказой, а потому живет вдали от света и ни с кем не встречается. – Элизабет сняла рабочий фартук и убрала его в сундук. – Так что у него не было причин для ревности.

Про себя Элизабет втайне надеялась, что ее дорожка больше не пересечется с назойливым французским дворянином. Переживая всей душой из-за болезни сестры, она была совершенно не в настроении терпеть своего постоянного ухажера.

– Папа хочет тебя видеть. – Голосок младшей из сестер немедленно привлек к себя внимание Элизабет и Мэри, и они одновременно обернулись к ней.

– Отец? Интересно, зачем я ему могла понадобиться? – Сколько Элизабет себя помнила, отец всегда держал ее на определенной дистанции, и, даже когда они находились в одном доме, его общение с ней было отстраненным и формальным. С того момента, как она приехала сюда, на север Франции, он ни разу не встречался с ней лично – она видела его лишь издали.

– Скажу зачем, если дашь золотой, – хитрющая Анни была ко всему прочему корыстолюбива.

– Ну уж нет, негодница! – Глаза Элизабет насмешливо заблестели.

– Тогда я сама его добуду! – С этими словами ловкая девчонка схватила пару кистей, до которых смогла дотянуться, и змейкой юркнула из шатра.

Элизабет, сообразив, чем это может обернуться для нее, бросилась вдогонку.

– Ах ты злодейка!

Выскочив из шатра на ослепительное послеполуденное солнце, она не обнаружила следов девчонки. Та как будто испарилась.

Элизабет осмотрелась. Вокруг кипела жизнь, кого только не было поблизости: воины и слуги, оруженосцы, грумы, роскошно одетые дворяне, нищие и бедняки. Казалось, сам воздух вокруг был насыщен движением: медленные скрипучие крестьянские телеги, пышный выезд какого-то вельможи, играющие мальчишки, ищущие пропитания собаки. Золотая парча шатров отражала солнечные лучи, создавая впечатление, что небесный свод привязан к земле тысячами светящихся золотых нитей. Элизабет отметила про себя этот штрих, который мог пригодиться в будущей работе.

– Должен признаться, милая леди, что я оскорблен!

В мужском голосе улавливалась легкая картавость шотландского акцента. Неужели… Элизабет медленно повернулась в сторону говорившего. Да, это он – доблестный рыцарь-гигант, победитель королевского турнира. Он стоял совсем рядом, спокойный пристальный взгляд ярко-голубых глаз был устремлен прямо на нее.

Эмрис был ошеломлен. Она оказалась еще красивее, чем показалась ему на первый взгляд. Когда вчера он заметил ее на трибунах, его заинтриговала ее спокойная манера держаться, спокойный, уверенный взгляд. Но сейчас он был захвачен врасплох, увидев так близко от себя ее лицо, озаренное солнечным светом, пухлые губы, невероятные черные глаза, обрамленные блестящими длинными ресницами. Те самые глаза, что привлекли его внимание вчера.

– Меня зовут Эмрис Макферсон. А каково ваше имя, миледи?

– А почему вы сказали, что оскорблены? – пока Элизабет произносила вслух эти слова, голова ее была занята совсем другим. На нем был килт – клетчатая шотландская юбка! Непременно следует сделать портрет горца в национальном костюме. Такой живописный образ просто грех упустить!

Эмрис улыбнулся, и сердце Элизабет почему-то дрогнуло в ответ.

– Мне кажется, эта суета вокруг занимает вас гораздо больше, чем рыцари на турнире.

Эмрис посторонился, пропуская запряженную повозку, и оказался вплотную прижатым к ней.

Она не отстранилась, отметил он про себя. Разве только легкий румянец выдавал ее смущение. Девушка отвела глаза и принялась еще усерднее разглядывать толпу вокруг, в то время как Эмрис неспешно обозревал гораздо более интересную картину. Волосы красавицы были упрятаны под накидку, но по выбившейся на лоб пряди легко догадаться, что черные. Одета она небрежно – завязки у горла распущены, и можно увидеть совсем маленький, но соблазнительный кусочек нежной девичьей кожи. В целом хотя одета как служанка, но ведет себя и держится как знатная леди. Губы… Эмрис позволил себе еще разок внимательней рассмотреть губы. Пухлые, чувственные, ждущие.