Оазис

Внезапно Синди прервала молчание:

– Дик Стэнтон? Имя как будто мне знакомо. Не вы ли написали «Лики судьбы»?

«Проклятие! Этого еще не хватало!»

– Да, я – автор «Ликов», – ответил он настороженным тоном.

– Мне очень понравился этот роман! – Она крепче сжала его руку. – Если память мне не изменяет, он входил в число бестселлеров.

– Целых десять недель – в списке «Нью-Йорк таймс».

– У вас ведь и до «Ликов» выходили книги, пользовавшиеся большим успехом.

– До того – да, но не после, – признался Стэнтон уныло. – Ни единого слова, хоть мало-мальски пригодного для публикации, с момента выхода в свет «Ликов судьбы».

– Творческий кризис? – осведомилась Синди с искренним, как ему показалось, сочувствием.

– Я и сам не знаю, в чем тут дело.

– Знаете, какая у меня возникает ассоциация всякий раз, когда я слышу о так называемом творческом кризисе? – Голос Синди понизился до шепота. – Запор.

Он метнул в ее сторону беглый взгляд. Неужели она его раскусила? Но в глазах собеседницы было самое простодушное выражение, и Дик с виноватым видом рассмеялся:

– Действительно, ощущение весьма схожее, можете мне поверить.

– О, мне нет необходимости верить вам на слово. Мне самой прекрасно знакомо это состояние.

Творческий кризис у человека, собирающего сплетни для бульварной газетенки? Уж не издевается ли она над ним? На какой-то миг Дик испугался, что невольно выдал себя.

Синди будто прочла его мысли.

– Я не имею в виду свою колонку. Когда-то я попробовала написать книгу…

– Роман?

Последовала короткая пауза.

– Да, разумеется, роман. – Она снова пожала его руку с тихим, доверительным смешком. – О, мне кажется, мы с вами отлично поладим, Дик Стэнтон.

– От души надеюсь, что так, – ответил он, в немалой степени ободренный растущим между ними взаимопониманием.

Ноа чувствовал себя утомленным как никогда.

Ему пришлось на целый час задержаться за столиком в атриуме по вине мэра Уошберна, и все это время мэр болтал без умолку. Он долго распространялся по поводу статистических данных, свидетельствовавших о феноменальном процветании города благодаря появлению в нем Клиники, а также наличию Загородного клуба и поля для игры в гольф. «Лучшее поле для гольфа по эту сторону от Лос-Анджелеса, черт побери!» Само существование всех этих благ стало возможным, естественно, только благодаря усилиям мэра Уошберна. Затем он перешел к своим грандиозным планам касательно будущего Оазиса, размахивая дымящейся сигарой перед самым носом Ноа.

Отто Ченнинг благоразумно уклонился от участия в беседе. Он оставил их под тем предлогом, что хочет выпить еще один коктейль, и больше не вернулся.

То, что его загнали в угол подобным образом, было лишь одной из причин, по которым Брекинриджу не хотелось здесь появляться. По крайней мере ему удалось избежать яростных нападок противников Клиники, за исключением Сьюзен, и он полагал, что надо быть признательным судьбе хотя бы за это.

Ноа поднял пустой стакан.

– Прошу прощения, мэр, но я думаю, мне пора выпить еще коктейль.

– Ба, доктор! – Уошберн с ехидной ухмылкой погрозил пальцем. – Вам следует быть осмотрительным. Именно так люди и становятся алкоголиками. Кому знать об этом лучше вас?

Ноа не помнил, когда в последний раз испытывал столь жгучее желание дать своему собеседнику крепкую затрещину. Он уже собирался было ответить, как вдруг из внутренних помещений дома донесся звон разбитого стекла и послышались чьи-то гневные голоса. Ухватившись за этот предлог, Ноа поднялся с места и поспешно направился в банкетный зал. Толпа отступила от бара, образовав вокруг него свободное пространство. Высокий человек в ковбойских сапогах, выцветших джинсах и сдвинутой на затылок фетровой шляпе прислонился к стойке, опираясь о нее одной рукой и слегка пошатываясь. Другой мужчина стоял у противоположного конца стойки, прижав к краю рта носовой платок, на котором проступила кровь.

– Возможно, я и пережил свою славу, – заявил «ковбой», еле ворочая языком, – но, клянусь Богом, никто не имеет права бросать мне это прямо в лицо!

– А я и не говорил вам ничего подобного, – отозвался мужчина, все еще прижимавший ко рту платок. – Я только назвал вас померкнувшей звездой вестернов.

– Какого черта! Может быть, я и пьян, но не настолько глуп. По мне, выражение «померкнувшая звезда» означает то же самое.

Кто-то попытался протолкнуться мимо Ноа, и он услышал раздраженный женский голос:

– Я готова многое терпеть на своих приемах, но только не драку. Пусть он уходит. Сейчас же!

Ноа остановил хозяйку дома, взяв за руку.

– Кто этот человек, мисс Тремэйн?

– Его зовут Тодд Ремингтон.

– О дьявол! – выругался Ноа. – Ведь он один из наших пациентов. Сегодня вечером его должны поместить в Клинику. Что он здесь делает?

– Он явился сюда вместе с Синди Ходжез – вот все, что мне известно. Но теперь ему придется уйти.

– Позвольте мне все уладить. – Голос Ноа звучал сурово. – В конце концов, иметь дело с алкоголиками – моя профессия.

– Но вы не можете уйти так рано, – огорчилась Зоя. – Вечер только начался. Скоро подадут закуски…

– Первый долг врача, мисс Тремэйн, – быть рядом со своим пациентом. Большое спасибо вам за то, что пригласили меня сюда. Не могли бы вы… – Тут он заколебался. – Не могли бы вы попрощаться со Сьюзен от моего имени?

– Да, конечно.

Ноа обошел бар, приблизился к Тодду Ремингтону и осторожно коснулся рукой его локтя. Рем резко повернул голову и мутными глазами уставился на Ноа.

– А ты кто такой, парень?

– Я – доктор Брекинридж, мистер Ремингтон, – произнес чуть слышно Ноа. – Из Клиники.

Актер чуть не рухнул на пол.

– Дьявольщина! Я ведь, кажется, должен быть там?

– Совершенно верно. А теперь пойдемте со мной, я сам вас туда провожу.

Ремингтон последовал за Ноа без возражений. У входной двери он наклонился, чтобы взять небольшую дорожную сумку, и непременно свалился бы лицом вниз, если бы Ноа его не поддержал.

Оказавшись в автомобиле Брекинриджа, актер несколько минут сидел неподвижно, хмуро уставившись в ветровое стекло. Затем спросил:

– Я свалял дурака, да?

– Пожалуй, можно сказать и так. Прежде всего как вы вообще оказались на этом приеме?

– О, меня туда заманили. Синди Ходжез подвезла меня на своей машине и пригласила отправиться на прием вместе с ней. Я согласился, в надежде, что смогу наткнуться там на продюсера, который захочет предложить мне роль, пусть не главную. Дьявольщина, ведь я всегда мечтал встретиться с каким-нибудь продюсером, и судя по всему, тот парень, которого я ударил, был одним из них. Когда я позволяю себе перебрать, мне как будто шлея под хвост попадает, и в конце концов я обязательно затеваю с кем-то ссору. Доктор… – Он неожиданно ухватился за руку Ноа, отчего машина вильнула в сторону. – Вы и впрямь думаете, будто в силах мне помочь?

Ноа высвободил руку.

– Мы можем только попытаться. Но нам случалось помогать людям и в более тяжелых случаях, чем ваш, если только это послужит вам утешением.

– Не могу себе представить, чтобы кто-то попадал к вам в худшем состоянии, чем я, – мрачно заметил Рем и погрузился в молчание. Примерно в квартале от Клиники он вдруг воскликнул:

– Эй, я ее вспомнил! Я так и знал, что где-то встречал ее раньше.

– Кого вы вспомнили? – без особого интереса осведомился Ноа.

– Ту самую женщину, у которой мы были в гостях. Ее имя Мэй Фремонт. Я не видел Мэй лет восемнадцать, а может быть, и все двадцать.