Поцелуй возлюбленного

Веки у нее стали тяжелыми, словно на них положили какой-то груз, и Оливия закрыла глаза. Она сделала глубокий вдох и решила отдаться сну.

– Спокойной ночи, мистер Гаррет.

Мгновенно возникло ощущение мешковины на лице и рук, сжимающих ей горло. Воспоминание было настолько ярким и реальным, что Оливия вздрогнула и тут же открыла глаза. Она повернула лицо к очагу, хотя ей так хотелось увидеть другое. Увидеть, как руки мистера Гаррета обнимают ее.

Она не разрыдалась вслух, но не смогла унять слез, которые беззвучно катились по ее щекам, а также тяжелых вздохов, которые были похожи на беззвучные рыдания.

– Скажите, – раздался голос из темноты, и она почувствовала, что Майкл поворачивается, чтобы видеть ее. – Скажите, почему вы плачете?

Оливия повернулась на спину.

– Как только я закрываю глаза, приходят воспоминания.

– Скажите, что вы вспоминаете.

Она вытерла глаза. «Пожалуйста, дотронься до меня, это так ужасно – чувствовать себя такой одинокой». То ли он понял сам, то ли прочитал ее мысли, но так или иначе он погладил ее по голове и заключил ее ладонь в свою. Это было всего лишь прикосновение, но оно было успокаивающим, ласковым и чувственным, словно поцелуй.

– Они набросили мешок мне на голову и швырнули на пол экипажа. Мешок был страшно грубым, он вонял плесенью и гнилью. Отдельные нитки лезли мне в нос, и мне было трудно дышать.

Оливия судорожно втянула в себя воздух и некоторое время молчала, стараясь не разрыдаться. Он гладил ее по ладони и терпеливо ждал продолжения.

– У меня начался зуд во всем теле. Темнота была полная. Я ничего не видела. Оставалось лишь потерять сознание. – Она повернула голову и посмотрела Майклу в глаза. – Вот такое я чувствительное и хилое существо. Если бы я не потеряла сознание, может, мне удалось бы выпрыгнуть из экипажа.

Мистер Гаррет приподнялся на локте настолько неожиданно, что это напугало ее.

– Вы вовсе не хилое существо, Лолли. Вы сильная и находчивая девушка. Вы выжили. Вы сбежали. Вы живы.

Он сказал именно те слова, которые она хотела услышать, в которых она нуждалась. Она была жива. Разве это не достаточное утешение?

– Рядом с вами на полу пистолет. Троя даст нам знать, если кто-то приблизится. Я нахожусь между вами и тем, кто может вломиться в дверь. Я убью их раньше, чем они к вам подойдут.

Оливия глубоко вздохнула. Желание рыдать прошло.

Она была измученной, но не усталой. Она повернулась к нему так, что их тела разделяли какие-то шесть дюймов. Она ощущала его тепло.

– Вы можете меня обнять?

Глава 10

– Нет. – Он закрыл глаза. – Это слишком большая просьба, дорогая девочка.

– Мы находимся в жалкой лачуге. Моя репутация окончательно испорчена. Неужели я не могу пожелать, чтобы меня обняли, чтобы я почувствовала себя в безопасности? – Ощутить щекой его тепло. Или прижаться всем своим телом к его телу.

– Просто это неразумно.

Оливия отвернулась, уязвленная его благоразумной рассудительностью, и расплакалась. Она сотрясалась от рыданий, которые были порождены не только болью, но и гневом.

Его руки легли ей на спину, и Оливия повернулась в его сторону.

– Нет, останьтесь в прежнем положении. И без того слишком большое искушение.

Искушение или нет, но было почти приятно лежать вот так, как сейчас. Она подняла его руку и поцеловала ее, затем улыбнулась, когда он поцеловал ее в голову.

– Мы можем делать все, что захотим, – сказала она полусонно. – Теперь ничто не имеет значения. Все будут считать, что я окончательно пала.

Он потер ей плечо, что должно было расслабить ее, но даже через шерсть шинели она ощущала силу его пальцев. Ей хотелось придвинуться к нему ближе, но она боялась, что он остановит ее либо отодвинется.

– Правда всегда имеет значение, Лолли.

– Что толку, если никто в нее не верит?

Он перестал растирать ее плечо.

– Мы будем знать правду. Я обещаю, что доставлю вас домой в целости и сохранности. – Он поцеловал ее в шею. – Я держу свое слово.

Гаррет отпустил ее и откинулся на спину.

– Вы понятия не имеете, что говорят люди. Не надо думать самое худшее, и во имя всего святого мы не станем делать то, что может ухудшить правду.

Она тоже легла на спину.

– Хорошо.

– Если вы не можете уснуть, вспомните какой-нибудь приятный случай из детства и расскажите мне его.

– Вы так делали в армии?

– Нет, то, что я хотел забыть, я складывал в ящик, рыл глубокую яму и закапывал. Вы, конечно, понимаете, что все это я проделывал мысленно.

– Это походило на закапывание мертвых? – спросила она, повернувшись, чтобы увидеть хотя бы отчасти его лицо.

– В точности. – Он не повернулся к ней, продолжая говорить: – Я чувствовал боль и потому старался освободиться от нее.

У Лолли настолько сжалось сердце, что стало трудно дышать. Потолок – это самое удобное место, куда можно устремить взгляд, когда тяжко на душе. Интересно, он смотрел на ту же часть потолка, что и она? Туда, где на балке виднелась большая трещина?

– Расскажите мне приятную историю, Лолли. Чтобы мы оба могли заснуть.

– Хорошо. Я помню, как вся наша семья отправилась на пикник, прихватив еду, которую я приготовила. Мне было десять лет. Мы так хорошо провели время. Папа никогда не смеялся, но в тот день он казался таким же неразумным, как и мои братья. Мы устроили соревнование по бегу, а еще играли в прятки.

Оливия улыбнулась, вспомнив, как Гейбриел пытался спрятаться, забравшись на дерево.

– Папа поцеловал маму прямо на наших глазах – всего лишь в щечку. Но она была удивлена, как и все мы. Он сказал, что при моем волшебном прикосновении к еде они все подпадают под какие-то колдовские чары. Я была счастлива в тот день как никогда в жизни.

Он молчал, но Оливия чувствовала, что он не спит.

– Я могу вас представить улыбающейся, Лолли. Я пока что не видел улыбки на вашем лице. Но стоит мне закрыть глаза, как я вижу улыбку десятилетней девочки. Вот что делают чары.

– Откуда вам это знать, если вы никогда не видели моей улыбки?

– У меня отличное воображение.

Он произнес это так, словно представил в своем воображении что-то еще. Оливия закусила губу и улыбнулась.

– А какое у вас самое счастливое воспоминание о детстве, мистер Гаррет?

– Мое детство проходило гораздо раньше вашего, Лолли.

Она бросила на него взгляд. Всего лишь взгляд. Он смотрел в потолок, сложив руки на животе.

– Я могу подождать, мистер Гаррет. У нас целая ночь впереди.

– Гм, – пробормотал он. – Полагаю, что самым счастливым моим воспоминанием является выигрыш спора с отцом. – Он тихонько засмеялся. – Скорее это был не спор, а нечто вроде философской беседы.

– Вы мне расскажете? – Даже побуждая его продолжить рассказ, Оливия подумала: неужели мужчины рассматривают жизнь как сплошное состязание друг с другом?

– Я вернулся из школы домой, полный высокомерия двенадцатилетнего мальчишки, который научился одной или двум вещам в школе. – Это случилось после обеда, когда мы еще сидели за столом. Мой старший брат был в Оксфорде и поэтому отсутствовал. Мать и сестра отправились в музыкальную комнату. До отца и меня долетали от туда ужасные звуки, и мы не спешили к ним присоединиться, поэтому отец попросил меня выбрать отрывок из Библии и защитить грешника, о котором идет речь.

– Ваш отец был религиозным человеком?

– Очень.

Последовала пауза. Оливия надеялась, что он продолжит рассказ. У него есть брат и сестры. Он не самый старший. Это главный вывод из семейной истории.

– Я выбрал притчу о блудном сыне и, естественно, должен был защитить сына, который забрал деньги, потратил их и вернулся домой, когда понял, что отец простит его.

– Мне знакома эта притча. Викарий каждый год читает нам на эту тему пылкие проповеди.

– Моя точка зрения заключалась в том, что настоящим грешником этой притчи был сын, который остался с отцом, этот добронравный и послушный сын, который пожаловался, когда отец приветствовал возвращение сына.