Приди, весна

– Возможно, сейчас все так и выглядит, но она ложилась спать со слезами на глазах на протяжении, по крайней мере, двух недель после нашего приезда сюда.

– Уверен, она уже забыла об этом. – Он на секунду замолчал, явно подбирая слова. – Мне, однако, не хотелось бы, чтобы она жила с тобой и Текстоном.

– Все это уже в прошлом. К тому же неужели ты думаешь, что я захочу теперь выйти за него замуж?

– Он будет дураком, если от тебя откажется.

Она пересекла комнату и встала прямо перед ним.

– Скажи, что ты не любишь меня.

– Не делай этого, Анника. Оставь все, как есть.

На мгновение она почувствовала соблазн сказать ему о ребенке, которого – в этом у нее сейчас почти не было сомнений – носит. Это был верный способ удержать его возле себя. Однако она тут же отказалась от этой мысли, не желая, чтобы он попал в западню, как одно из тех животных, на которых он ставил капканы. Он должен прийти к ней сам, по доброй воле, отказавшись от всех этих слабых отговорок, будто он недостаточно хорош для нее и они слишком далеки друг от друга, чтобы их могла соединить даже любовь.

Отвернувшись, дабы он не увидел ее слез, она подошла к умывальному столику и положила полотенце рядом с тазиком для умывания.

– Думаю, тебе лучше уйти, пока я не совершила какой-нибудь глупости.

– Анника…

Она услышала его шаги, почувствовала его позади себя, он стоял неподвижно, очевидно ожидая, когда она повернется. Она стиснула вешалку для полотенец на умывальнике с такой силой, что, как ей показалось, едва не переломила ее.

– Я проведу ночь в домике для работников ранчо, – услышала она голос Бака.

Она выпрямилась, но не обернулась.

– Ты попрощаешься завтра с Бейби? – с трудом выдавила она из себя и подумала: «Ты попрощаешься завтра со мной?»

Стоя уже в дверях, он помедлил и бросил взгляд на спящего ребенка.

– Я не могу.

Она увидела в оконном стекле его отражение. Увидела, как он подошел к постели и, наклонившись, нежно поцеловал Бейби-Баттонз в щечку. Она закрыла глаза, чтобы отгородиться от этой картины, при виде которой ей словно ножом полоснуло по сердцу.

Анника встретилась с Кейсом в библиотеке после того, как накормила работников ранчо ужином, состоявшим из холодного цыпленка и жареной картошки. Ужин, естественно, не шел ни в какое сравнение с теми, какие готовила Роза, но он был съедобным, и никто не остался голодным. Бак не появился за ужином вместе с остальными, но, осторожно расспросив ковбоев, Анника выяснила, что он действительно устроился на ночь в домике для работников ранчо. В ужасе, что он может уехать до того, как она поговорит с ним наедине еще раз, Анника решила чуть позже отнести ему ужин. Когда она уже собиралась выйти, на кухню явился Кейс с требованием, чтобы она немедленно шла в библиотеку. Ужин Баку вызвался отнести Джим, и она, растерявшись, не смогла придумать никакого благовидного предлога, чтобы отказать ему в этом.

Медленно она последовала за братом через холл в темную прохладную библиотеку. Кейс зажег лампу, и она огляделась. Библиотека Кейса напоминала отцовскую, в которой все стены также были заняты книжными полками, а в центре стоял массивный стол и стулья с мягкими сиденьями. Не все полки были заставлены книгами – пока, – и на свободном месте стояли фотографии в рамках членов семьи Сторм и родственников Розы в Италии. Анника взяла с полки небольшую фотографию в серебряной рамке, на которой была запечатлена вместе с Кейсом, когда ей было шесть лет, за год до того, как он уехал учиться. Снимок ясно передавал свойства их натур: она сидела, склонив голову набок и весело улыбаясь в объектив, тогда как Кейс, гордый и неулыбающийся, стоял рядом с ней с покровительственным видом. И они держались за руки. Она поставила фотографию на полку, чувствуя, что вся ее тревога улеглась. Кейс всегда ее любил. Он поможет ей разрешить дилемму, перед которой она сейчас стояла. Обернувшись, она увидела, что он сидит, скрестив ноги, на краю стола, явно ожидая, когда она заговорит.

– Как новорожденный?

– Прекрасно. Роза его покормила в первый раз. Он молодец.

– Ты уже окончательно решил назвать его Джозефом? – Анника тянула время и знала это, как знал и Кейс.

Все же он ответил:

– Да. Джозеф Калеб Сторм, в честь нашего отца и отца Розы.

Это были именно те слова, в каких она нуждалась, чтобы начать нелегкий для себя разговор.

– Ты скажешь мне правду, если я задам тебе очень личный вопрос?

Кейс весь напрягся, она поняла это, увидев, как он заерзал на столе и расправил плечи.

– Почему бы нам не начать с того, что в первую очередь и привело нас с тобой сюда? Я хочу знать, что сказал тебе Ричард Текстон, вынудив тем самым Бака Скотта полезть в драку. Или, может, у Скотта просто такая привычка, сначала ударить, а уж потом задавать вопросы?

Проигнорировав последние слова брата, Анника сказала:

– Ричард заявил, что кровь когда-нибудь обязательно даст о себе знать. Что он был рад, что узнал о моей дикой натуре до того, как мы поженились.

Кейс встал на ноги, но остался стоять за столом, с каменным лицом, ожидая продолжения.

– Ричард утверждает, будто в Бостоне уже много лет сплетничают о маме. – Анника глубоко вздохнула и заставила себя повторить жестокие слова Текстона: – Люди задаются вопросом, сказал он, не распутничала ли она с индейцами и не этим ли объясняется то, что она вышла замуж за полукровку? По его словам, все вокруг гадают, откуда ты вообще взялся? Мне этого тоже никто никогда не говорил. И я хочу наконец узнать правду.

Лицо Кейса потемнело. Еще никогда ей не доводилось видеть на нем такого мрачного выражения. Стиснув кулаки, он посмотрел ей прямо в глаза.

– Сядь.

Не менее упрямая, чем он, Анника осталась стоять, хотя по его тону и поняла, что все сказанное ей Ричардом было правдой.

– Сначала ответь мне.

Кейс вздохнул.

– Нашу мать изнасиловали подонки из индейской резервации, когда ей не было еще и шестнадцати. Большинство ее родственников погибли при нападении индейцев. Ее младшую сестру и брата взяли в плен, и впоследствии те предпочли остаться жить с сиу. Узнав, что беременна, она не пожелала от меня избавиться, хотя это и привело к ее разрыву с голландскими родичами. Остальное тебе известно. Калеб повстречал ее, когда она жила в Айове. Вскоре после этого они поженились, и он меня усыновил. Мне было тогда пять лет. А через год родилась ты.

Анника попыталась представить мать шестнадцатилетней девушкой, потерявшей семью, изнасилованной, а потом обнаружившей, что беременна неизвестно от кого.

– Подумать только, что все эти годы ее жизнь в домике в прериях и встреча с Калебом казались мне всегда настоящей волшебной сказкой! О Господи! Бедная мама. – Анника подняла глаза на Кейса и, повинуясь внезапному порыву, взяла его за руку. – По крайней мере, ты действительно мой брат. Временами я думала, что они тебя просто усыновили.

Кейс привлек ее к себе и крепко обнял.

– Когда я все узнал, мне не захотелось посвящать тебя в это. Тебе тогда было всего четырнадцать лет, и мы решили, что ты слишком расстроишься. Мама, вполне понятно, не могла да и не хотела говорить о своем изнасиловании. Уверен, они и мне ничего бы не сказали, если бы я сам не вытянул этого из Калеба.

– Поэтому ты тогда и уехал из дома так внезапно? – Она стояла, все так же уткнувшись лицом ему в рубашку, и голос ее прозвучал глухо. Кейс кивнул.

– У меня вдруг появилось странное ощущение, что я себя совсем не знаю. Мне всегда стоило большого труда сдержать свой гнев. В Бостоне я постоянно сталкивался с проявлениями нетерпимости и, так как не умел молча сносить оскорбления, я научился отвечать на них с помощью кулаков. И когда я узнал про себя правду, меня неожиданно охватил страх, что я становлюсь похожим на того, кто меня породил.

Анника слегка отодвинулась и посмотрела ему в лицо.

– Нет, это просто невозможно. Не могу понять, как я могла так долго оставаться в блаженном неведении, не замечая того, что происходит вокруг!