Алтарь эго

Пульсирующая пустота затмевала боль после травмы. Эмоции сдавливали горло. Что я сотворила со своей жизнью? Воспользовавшись бензопилой или приняв ванну из кислоты, вряд ли можно было обезобразить себя еще больше. Я всегда считала себя жесткой, едкой, стойкой, здравомыслящей. Но только до того, как все потеряла. Даже не потеряла, а растеряла, выкинула. Здравый смысл? Не такой уж он и здравый. Я чувствовала отвращение к самой себе. Жирная черная ненависть к самой себе булькала где-то в глотке.

Нужно было выбираться из своей жизни! Во всем этом вакууме где же мое место? У меня появилось желание пуститься наутек, сбежать так же, как я сбежала с собственной свадьбы, от Джулиана, от карьеры, от материнства – от самой себя. Потому что это и была правда жизни. А я, как и моя мать, все время вертелась исключительно вокруг собственной оси… И планета моя была маленькой-маленькой.

Вода остывала. Я была парализована раскаянием. Угрызения совести охватили меня, словно давний любовник, в горле застряли всхлипы. Но катарсиса не было, я не ощущала ни легкости, ни освобождения, разве что болезненное отчаяние и ненависть к самой себе. Никогда раньше я не ощущала эти ядовитые, токсичные испарения стыда и позора.

Слезы мои наконец перешли в тональность поминального плача, я продолжала лежать в пустой ванне. Вот я и ипохондрик, и моя неизлечимая болезнь называется Жизнь. Пришло время вступать в клуб анонимных социальных прокаженных.

Я смочила салфетку в холодной воде и приложила к горячим векам, потом покинула ванную комнату и, прихрамывая, направилась к палате. Последние лучи солнца осветили мои рыжие волосы, и они вспыхнули погребальным костром, и костер этот был разожжен моими друзьями, моей семьей, моим будущим.

Чудовищная тьма сгущалась вокруг меня.

Я беспомощно упала на самую негостеприимную постель в мире – ту, что постелила себе сама.

40

Продается муж

Была всего одна аккуратная владелица

Думаю, вполне справедливо сказать, что удача перестала стучаться в мою дверь. Мне негде было жить, кроме как в квартире моих родителей, мой любовник утешал себя общением с фанатками группы, я потеряла ребенка, которого слишком поздно стала ценить и желать, Анушка, потрясенная всем случившимся, просто исчезла: делала лоботомию или вступила в общество саентологов (ее служанка забыла, что нужно сказать на этот раз), меня ложно обвинили в хранении наркотиков класса А, а моя лучшая подруга сбежала с моим мужем. К этому моменту мы уже не жили вместе год (срок, необходимый для подачи заявления), поэтому прошение о разводе на основе нарушения супружеской верности (с подписью Джулиана, твердо выведенной чернилами цвета запекшейся крови), бесшумно опустилось на порог квартиры моих родителей. В коротком постскриптуме сообщалось, что желательно совершить эту процедуру как можно быстрее, так как в скором времени он намерен жениться повторно.

Постановление о разводе вступает в силу по истечении шести недель… но сердечная боль остается навеки. В тот день, когда я стала половинкой одной из тридцати пар, разведенных в тот день в Сомерсет-Хаусе, я сидела в квартире родителей в Ислингтоне в свадебном платье и отвечала только на звонки, адресованные мисс Хэвишем.[31] Разослала не-свадебные приглашения. Испекла несвадебный торт и распилила пластмассовую декорацию жениха и невесты на две части. Слушала Пэтси Кляйн, пока у меня не отвалились уши.

Я старалась убедить себя в том, что ошибки – это долги, которые мне следует выплачивать за бурно прожитую жизнь. В том, что быть незамужней девушкой не так уж плохо. Меня осенило, что за свою взрослую жизнь я никогда не жила без мужчины. Жить в одиночестве означало, что теперь не нужно сломя голову нестись домой, чтобы разморозить ужин и тут же, за две минуты, приготовить его. Что меня никогда не поймают за тем, как я размораживаю хлеб феном для волос, держа между ног только что вынутую из холодильника лазанью. Никакого храпа, никаких утомительных бесед, никаких раздраженных вопросов «Да что с тобой такое? Менструация скоро, что ли?». Жизнь в одиночестве означала мир, спокойствие и тишину… Но зачем мне эта тишина?.. Чтобы слышать, как я рыдаю – вот зачем. Поверьте, мне уже требовались болотные сапоги.

Да и кого я хотела обхитрить? Я понимала, что иду по дороге своей матери. Теперь у меня был такой эмоциональный багаж, что явно требовался носильщик. Я становилась такой, каких сама раньше избегала на вечеринках. Сентиментальность нападала на меня в самые неожиданные моменты: когда в супермаркете я проезжала с тележкой сквозь стаи самодовольных счастливых парочек или когда уплетала смесь из орешков и случайно замечала кешью, свернувшийся эмбрионом у меня на ладони…

Погода соответствовала моему настроению. Небо напоминало серую пробирку, из которой выливался грязноватый дождь. Дождь шел так часто и так сильно, что животные делились на пары и скулили в ожидании Ноя.

В один из таких печальных дней в спортцентре я подняла глаза и сквозь пар общей душевой разглядела веснушчатое лицо Кейт, изучающей меня через очки в красной оправе.

– О! – Я почувствовала, что начинаю задыхаться. Вода стучала по моей спине, я только через минуту вспомнила, что нужно поздороваться. – Привет.

– Добрый день!.. Хм… Я не помешала?..

– Нет-нет. Я всего лишь рассеянно взбиваю свои целлюлитные жирности.

Кейт сняла очки, повесила полотенце на крючок и ступила под душ на зеленый коврик.

– Ну… и как ты?

Я пожала намыленными плечами.

– Нехорошо. Я беру в прокате мелодрамы и реву вечерами напролет.

– Ну, тогда ты точно больна.

– В общем, я столько раз старалась совершить самоубийство, что чуть действительно себя не убила.

– Наверное, постоянное посещение спортивного зала тоже один из способов загнать себя до смерти. – Кейт отвернула кран и встала под ржавый душ. – По крайней мере, теперь ты можешь совершить самоубийство голой.

Кейт выдавила на руку травяной шампунь, и пластиковая бутылка пукнула. Я наблюдала, как она намыливает волосы, пока они не стали напоминать безе, и выпалила:

– То, что ты тогда сказала в больнице… Так это все правда. Моя проблема в том, что всю свою жизнь я была страшно легкомысленной – ходячее ток-шоу, где я выступаю в роли и ведущего, и гостей.

Кейт близоруко смотрела на меня.

– Может, хватит себя поносить, дуреха ты шерстяная? Что нам-то тогда останется делать?

– У тебя есть все основания меня ненавидеть, – продолжала я. – Я пользовалась твоим расположением на работе. Лгала. Подкинула тебе на стол крем для удаления лобковых волос. А иметь двух возлюбленных одновременно… Боже мой! Я вела себя как мужчина. И не самый порядочный мужчина к тому же. А неандерталец. Я…

Кейт резко подняла руку.

– Ты думаешь, у тебя авторские права на ненависть к самой себе? Да, я носила искусственные ресницы. Причем на людях, черт возьми…

– Ну, ты… немного изменилась, – сказала я тактично.

– Но теперь я изменилась в обратную сторону… по правде говоря, – признала она, подняв руку и показав мне обнадеживающе волосатую подмышку. – Я немного подустала от всего этого чертова оптимизма. Жизнерадостные люди недооценивают сложность возникающих проблем. Ты знаешь, Эйнштейн говорил, что в тот день, когда ему пришла в голову теория относительности, он был в плохом настроении.

– Хорошо, что ты вернулась, Кейт. Голые и мыльные, мы осторожно обнялись.

– Вообще-то это всегда была твоя жизнь. Просто я держала ее тепленькой для тебя…

– Так как поживает Джулиан?

Мы оторвались друг от друга после восстанавливающих дружбу объятий.

– Я только что собиралась спросить у тебя!

– У меня? – воскликнула я. – Я в режиме ожидания… в смысле мужчин… Но вы-то снова вместе, верно?

– Нет, слава богу. Теперь я уж точно поклялась ничего общего не иметь с мужчинами. Я все еще ищу мужчину, который мог бы доставить мне столько же удовольствия, сколько поедание крем-брюле.

31

Мисс Хэвишем – персонаж романа Ч. Диккенса «Большие надежды»; оставленная женихом в день свадьбы, она всю жизнь не снимала подвенечного платья и не покидала комнаты, где был накрыт свадебный стол.