Страница 6 из 83
Постояв несколько мгновений, он повернулся и пошел прочь. Пологая тропинка вела к лесу, зеленым морем окружавшему холм, на котором стоял монастырь. Сделав по ней несколько шагов, Линдсей остановился: ему вдруг захотелось вернуться под церковные своды и вновь ощутить покой, которого так жаждала его измученная душа. Но он переборол себя и двинулся дальше. Мир и покой не для него, он обречен на жизнь, полную страданий и опасности.
Он ускорил шаг, потом побежал и, достигнув опушки, нырнул в лес.
2
В лучах заката сложенные из песчаника стены замка Аберлейди приобрели нежно-розовый оттенок. Исабель Сетон с гордо поднятой головой решительно поднималась по крутым каменным ступеням.
На ходу сдернув с головы белое шелковое покрывало, она засунула его в рукав и распустила толстую черную косу. На бледном лице девушки не было ни тени страха, но колени под пышными складками серого платья сотрясала дрожь, преодолеть которую девушке стоило огромного труда.
«Виноваты голод и усталость», – убеждала она себя, не желая даже в мыслях признать, что боится. Ее должны видеть только такой – твердой и решительной, поэтому все десять недель осады она изо дня в день на закате поднималась на стену, чтобы предстать перед англичанами живой и по-прежнему не сломленной.
Наверху дул ветерок, который тотчас спутал рассыпавшиеся по плечам волосы. Под прикрытием зубцов Исабель прошла по дорожке к передним воротам и посмотрела через амбразуру вниз.
Заходящее солнце ярко высветило единственный подход к замку – каменистый склон, усеянный окопами. Вырывшие их англичане, числом около сотни, готовили на разложенных поодаль, у палаток, кострах ужин или сидели за грубыми, наспех сколоченными заграждениями. Не добившись успеха в течение дня, они больше не предпринимали решительных действий, но Исабель понимала, что видимое спокойствие обманчиво и англичане в любой момент могут вновь взяться за оружие.
Солдаты ее отца, то есть теперь ее солдаты, как в очередной раз напомнила себе Исабель (до нее дошли слухи, что несколько месяцев назад сэра Джона Сетона схватили англичане), мрачно наблюдали за противником из своих укрытий. Увы, из шестидесяти шотландцев, начавших оборону Аберлейди десять недель назад, уцелели только одиннадцать.
Исабель оглянулась – двор замка с мощной башней в центре был пуст. Пустовали и сложенные из дикого камня, крытые соломой хозяйственные постройки – ни людей, ни животных, ни птиц, ни съестных припасов: в единственный день перемирия, на который согласились англичане, осажденные вывели из замка всех лошадей, поручив их заботам пастора Хью, и выпустили на волю нескольких охотничьих соколов. Остальную живность постигла печальная участь: ее съели; что касается людей…
Взгляд Исабель скользнул в дальний угол двора, ставший кладбищем, где обрели покой ее солдаты и слуги, умершие от ран, болезней и голода.
Возможно, скоро это печальное место станет последним приютом и всем остальным обитателям Аберлейди…
Она двинулась дальше. Солдаты, державшие наготове луки, приветствовали госпожу наклонами головы. Их изможденные лица были мрачны, но спокойны: как и она, они знали, что англичане не станут стрелять в знаменитую Черную Исабель, прорицательницу из Аберлейди.
Причиной тому была не столько ее известность, сколько желание короля Эдуарда видеть Исабель у себя живой и здоровой, о чем ей много раз кричал снизу командир английского отряда, осадившего замок.
По его словам, предсказав поражение шотландских горцев у Фолькирка, недавний захват англичанами замка Стерлинг, пленение и казнь вождя повстанцев Уильяма Уоллеса, она привела короля в такой восторг, что ему самому захотелось слышать из уст шотландской ясновидящей предсказания новых успехов.
Известие о гибели Уоллеса, которую она пыталась предотвратить, послав ему записку с предупреждением о готовящемся аресте, подкосило Исабель. Но она взяла себя в руки и дослушала англичанина до конца, ничем больше не выдав своих чувств. Он крикнул, что король Эдуард щедро вознаградит ее за заслуги перед Англией, и предложил прекратить сопротивление.
Ее записку с вежливым отказом от этого великодушного предложения привязали к древку стрелы, которую шотландский лучник метко всадил в ногу английского офицера, ожидавшего ответа у подножия стены.
После этого англичане ужесточили осаду. Они втащили на склон холма стенобитные орудия и принялись усердно обстреливать замок, а их лучники забрасывали во двор горящие стрелы.
Исабель встала так, чтобы ее хорошо было видно снизу. Копна ее густых блестящих волос развевалась, словно черное знамя – именно ради этого она поднималась каждый день на стену. Она стояла гордо и неподвижно, как статуя, хотя сердце у нее сжималось от страха.
Ее появление не осталось не замеченным в английском лагере: многие солдаты, которые в это время тренировались в стрельбе из лука, укрепляли стенки окопов камнями и ветками, чинили каркас одного из стенобитных орудий, бросили работу и уставились на нее.
Порыв ветра принес из лагеря запах жареного мяса, и у девушки от голода заурчало в желудке, но она не шелохнулась. В лагере начали ужинать и готовиться к ночлегу. Кольчуги и мечи англичан ярко блестели на солнце.
«Утром снова бой, – отрешенно подумала девушка, – и он, наверное, окажется для нас последним». Силы последних защитников уже были на исходе.
Исабель перевела взгляд на могучую внешнюю стену. Возведенный на вершине громадного темного утеса, одиноко возвышавшегося посреди равнины, замок Аберлейди считался неприступным, потому что с трех сторон его окружали обрывы и подобраться к нему можно было только с южной стороны, где склон был относительно пологим. Именно здесь и разбили лагерь англичане.
Тяжело вздохнув, девушка провела пальцами по шершавой поверхности стены. Аберлейди, и впрямь неприступный для противника из плоти и крови, оказался беззащитен перед другим врагом – голодом. «Здесь я появилась на свет, здесь же мне суждено с ним расстаться, – со стесненным сердцем подумала Исабель. – Но не так скоро, господи, не так скоро!»
– Исабель, сейчас же спустись вниз! – раздался требовательный голос. Девушка обернулась: поблескивая кольчугой, к ней подходил Юстас Гибсон, управляющий замка и начальник гарнизона.
– Не приближайся ко мне, Юстас, – поспешно предупредила она, – не то станешь мишенью.
На его изможденном лице появилась презрительная усмешка.
– Англичане швыряют в меня камешки и осыпают колючками уже не один месяц, и что же? – проговорил он. – Я жив, как видишь. Пойдем, тебе надлежит находиться в укрытии, в башне. – Он взял ее под руку и повел к лестнице. В ту же секунду послышался негромкий свист, и в стену, рядом с тем местом, где только что стоял Юстас, ударила английская стрела.
– Святые угодники, это уже слишком, – пробормотал Гибсон. – Негодяи даже не стали ждать, пока ты отойдешь на безопасное расстояние.
Исабель упрямо сжала губы и, не обращая внимания на возражения Юстаса, вернулась обратно. Вынув из рукава свое белое покрывало, она выглянула в амбразуру, демонстративно протерла им свежую царапину от стрелы, стряхнула с него пыль и выпрямилась во весь рост на виду у англичан. Ветер снова подхватил ее длинные черные локоны.
Из лагеря англичан донеслись громкие крики – одобрительные и насмешливые. Девушка царственно склонила голову и медленно, с достоинством пошла к лестнице, где ее ждал Юстас.
– Ты очень изменилась за эти несколько недель, милая, – покачал он головой. – Кто бы мог подумать, что у такой хрупкой, робкой девушки окажется такая сила духа! Знай сэр Джон, как разумно и мужественно ты обороняешь его замок, он бы тобой гордился.
– Отец, будь он здесь, никогда бы не сдался, не сдамся и я, – ответила она, стараясь унять предательскую дрожь в руках. Разумно ли она обороняет замок? Может быть, но вот о мужестве и речи быть не может, она только притворяется смелой, а в душе ее царит страх.