Страница 3 из 51
– Мы будем рисовать пейзажи в манере художников древности, – произнес Ли на почти безупречном английском. – Пейзажи, которые пронзают сердце и поражают глаз. – Дав такое восхитительное обещание, он удалился.
– Наивный человечек! – со смехом воскликнула Серена. – Думаешь, мама позволит нам отправиться на холмы?
– Не знаю, – честно призналась Джанетта, – но мы по крайней мере попытаемся уговорить ее. Даже у монахинь, наверное, больше свободы передвижения, чем у нас. Мы ведь целых восемь месяцев не бывали нигде, кроме англиканской миссии.
– Но мама считает, что нам здесь некуда ходить, – спокойно ответила Серена. – Чунцин – самое отдаленное место, куда только может быть назначен консул. Здесь нет других дипломатических представительств, не живут семьи европейцев, поэтому нам просто не к кому ездить с визитами. Поверь мне, Джанетта, мама с папой ненавидят подобное затворничество почти так же сильно, как и ты, но мама говорит, что придется потерпеть до конца года. Потом папа получит новое назначение в гораздо более приятное место. Возможно, в Кабул или Дели.
– Но я вовсе не испытываю ненависти к Чунцину! – пылко воскликнула Джанетта. – Мне нравится этот город. Нравятся монастыри и пагоды, цветущие сливы, джонки на реке. Не нравится только то, что на все это я вынуждена смотреть издалека. А я хочу посещать храмы, гулять на холмах под сливовыми деревьями. Хочу наслаждаться Китаем, а не быть отгороженной от него!
Темные локоны ее волос выбились из высокой прически и рассыпались по щекам. Серена с нежностью разглядывала сестру. Ее мать часто говорила, когда Джанетты поблизости не было, что бедняжка Джанетта цветом кожи и волос не похожа на англичанку, не обладает таким ростом и естественно грацией, как Серена. И правда, когда они вместе посещали балы, то именно Серена всегда привлекала к себе восхищенные взгляды большинства джентльменов. Однако Серена из скромности считала, что причиной этому отсутствие у Джанетты наследства и каких-либо перспектив на него.
Фиалково-голубые, широко расставленные глаза Джанетты с черными ресницами встретились с глазами Серены. Пухлые губы растянулись в извиняющейся улыбке.
– Прости, Серена, но мне ужасно скучно. Поэтому меня все раздражает. И в Кабуле или Дели было бы то же самое. Мы и там не смогли бы выходить за пределы дома и сада. Иногда я очень жалею, что не родилась мужчиной.
Эти слова позабавили Серену.
– Ты говоришь, как одна из тех леди, которые восторгаются миссис Панкхерст![1]
– А я и есть одна из них, – с мрачным видом ответила Джанетта.
Такой ответ еще более позабавил Серену. Она представила себе, как после их возвращения в Англию Джанетта с коротко остриженными волосами будет горделиво шествовать на демонстрациях за избирательные права женщин.
– А когда ты намерена попросить у мамы разрешения выехать на природу, чтобы рисовать пейзажи? – поинтересовалась Серена, тактично меняя тему разговора.
– Прямо сейчас, – решительно заявила Джанетта.
Она направилась к двери, но в этот момент Серена заговорила, как бы размышляя:
– Интересно, в котором часу причалят джонки из Ичана? Я слышала, как мама приказала отправить на пристань все имеющиеся паланкины и носильщиков. Мистер Картрайт и лорд Рендлшем намерены отправиться в те районы Китая, куда раньше не ступала нога европейца. У них наверняка масса всяких вещей и оборудования.
Джанетта, задержавшись у двери, с любопытством посмотрела на Серену. Ей и в голову не приходило, что мистер Картрайт и лорд Рендлшем намерены путешествовать. Она думала, что они просто прокатятся по реке от Шанхая до Чунцина, немного отдохнут здесь, а потом тем же путем вернутся обратно.
– Не представляю, как лорд Рендлшем сможет отправиться куда-нибудь дальше консульства, – со всей прямотой заявила Джанетта. – Он ведь очень старый. Единственное, что требуется ему и мистеру Картрайту, так это грелки для ног и инвалидные коляски.
Серена рассмеялась, а Джанетта, оставив ее одну, отправилась на поиски тетушки. Однако поговорить с Гонорией не удалось: та сидела в кабинете, писала пространные письма знакомым в Пекин и друзьям в Англию, предварительно предупредив слуг, чтобы ее не беспокоили.
День тянулся медленно. Вскоре после трех часов Джанетта увидела, как носильщики стали спускаться к реке. Уровень воды в Янцзы значительно менялся в зависимости от времени года, сейчас он был низким, поэтому носильщикам надо было преодолевать большее количество каменных ступеней, спускавшихся с берега к воде. Если, как утверждала Серена, у мистера Картрайта и лорда Рендлшема действительно много вещей, то их разгрузка и перенос в консульство должны были занять немало времени.
Джанетта вышла в сад с блокнотом для эскизов и принялась рисовать изящный по форме терракотовый горшок, в котором росли пионы. Вскоре она услышала шум – это возвращались носильщики – и решила не отвлекаться: ее совершенно не интересовали ни лорд Рендлшем, ни его спутник. Ей вообще казалось, что каждый англичанин, посещавший Китай, делал это только для того, чтобы отыскивать недостатки в этой стране. Лорд Рендлшем и мистер Картрайт наверняка такие же. Поэтому Джанетту совершенно не прельщала перспектива знакомства с ними.
Посмотрев на свой рисунок, Джанетта осталась довольна: ей удалось передать чистые, четкие линии цветов и горшка. Теперь следовало предпринять еще одну попытку поговорить с тетей. Если удастся получить разрешение хотя бы ненадолго покинуть консульство, тогда ей будет легче перенести предстоящий скучный ужин с гостями дяди.
Выслушав, Гонория холодно посмотрела на нее.
– Нет, Джанетта. В этой прогулке нет никакой необходимости. Мистер Ли приглашен для того, чтобы обучать вас искусству рисования цветов. А в саду множество цветов, которые можно рисовать. О поездке за город не может быть и речи.
– Но это всего лишь прогулка, мистер Ли тоже считает… – продолжала отчаянно настаивать Джанетта.
Однако ледяной взгляд тетушки заставил ее замолчать.
– По-моему, ты ошибаешься. Я совершенно уверена, что мистер Ли не считает эту прогулку столь уж необходимой. И больше я не хочу об этом слышать. А теперь извини, мне надо поговорить с твоим дядей. – И, плотно сжав губы, Гонория вышла из комнаты не оглянувшись.
Пальцы Джанетты сжались в кулаки, она боролась с желанием схватить какую-нибудь безделушку и запустить ее тетушке в спину. Когда ей все же удалось взять себя в руки, она увидела, как Серена направляется через холл к кабинету, в который только что вошла ее мать. Джанетта поняла: там сейчас начнется семейный совет, и была уверена, что знает, о чем пойдет речь.
С предчувствием надвигающейся катастрофы Джанетта медленно спустилась по ступенькам. Через час начнется ужин. Тетушка ожидает от нее, что она будет вести себя как послушная племянница и станет с вежливым интересом слушать скучную болтовню гостей.
Китаянка, служанка Джанетты, уже натаскала в ванну воды большими кувшинами. Джанетта распахнула дверцы стенного шкафа и стала разглядывать платья, большая часть которых раньше принадлежала Серене, размышляя, какое надеть к ужину. В конце концов она выбрала желтое крепдешиновое платье с высоким воротником и длинными рукавами, узкими в запястьях, с оборками, спадающими на красивые кисти рук и привлекающими внимание к ним.
– Ваша ванна готова, мисси, – почтительно сообщила служанка.
Джанетта поблагодарила ее и подумала, что, возможно, спешит с выводами. Ведь Серена, собственно, не сказала, что Генри Плэкстол сделал ей предложение или что примет его, если оно сделано. Тетушка ни словом не обмолвилась о том, что семейный совет в кабинете посвящен предстоящему браку Серены. Но тем не менее…
Джанетта погрузилась в ароматную воду.
А чему еще может быть посвящен семейный совет? В один день от Генри пришло два письма, и они вызвали радостный блеск в глазах тетушки. В воздухе уже как будто слышался свадебный звон колоколов, но звучал он не для Джанетты. Всех молодых людей, с которыми она была знакома, гораздо больше привлекала холодная красота белокурой Серены, чем ее темные волосы и живость.
1
Эммелина Панкхерст (1858–1928) – основательница женского политического союза, боровшегося за предоставление женщинам избирательных прав. – Здесь и далее примеч. пер.