Благородное сердце

Глава 23

Последующие два дня Криста работала вместе с женщинами. В это время года они косили тростник, росший вокруг прудиков в низине. Тростник связывали в пучки, грузили на повозки и отвозили наверх, где его нарезали на более короткие куски и вымачивали в жире. Тростник, помещенный в полые куски дерева, использовался как свеча, ее жгли, чтобы осветить большой дом изнутри.

Криста обнаружила, что не так уж плохо находиться на свежем воздухе и солнце, хотя монотонная работа скоро ей наскучила. А еще женщины совершенно не обращали на нее внимания, даже Руна. Они смеялись над тем, как неловко она обращается с косой, и говорили в ее присутствии шепотом.

Это не имело значения. Кристе было нечего им сказать, и она с трудом понимала то, что говорили о ней. По крайней мере работа отвлекала ее, хотя даже скашивая тростник вокруг неглубокого пруда, она часто возвращалась мыслями к Лейфу. Она думала об Инге, о той жизни, которую Лейф наметил для них, и ее охватывало отчаяние.

Она не видела ни Ингу, ни Лейфа с того праздничного вечера и подумала, что они могут быть сейчас вместе. Эта мысль вызвала физическую боль.

Чтобы отвлечься, Криста много работала. К концу второго дня руки ее были красными от трения о ручку косы, на ладонях вздулись мозоли. Когда Руна увидела утром раны, она отвела Кристу в ткацкую комнату и усадила чесать шерсть.

Работа продвигалась медленно и была монотонной, так что к концу дня Криста была измучена. Она еще не видела Лейфа, а на вопрос о нем Руна ответила лишь, что он уехал в горы. Криста понадеялась, что он не взял с собой Ингу.

Она сидела у себя в комнате, уставшая до последней степени, руки ее горели от потертости, когда в дверях появился Лейф. Криста встала, вглядываясь в его лицо, такое красивое и милое, что глаза наполнились слезами.

– Криста!

В мгновение ока он оказался рядом, подхватил ее на руки и прижался щекой к щеке. Она почувствовала покалывание щетины и прикинула, не решил ли он отпустить бороду, чтобы полностью превратиться в викинга, каким был до этого.

– Прости, что покинул тебя, – прошептал он по-английски. – Мне нужно было подумать. Лучше всего мне думается в горах. Надо было сказать тебе, объяснить, почему мне понадобилось уехать. Прости, медовая.

Она отвернулась от него, хотя и не желала того, пульс трепетал, сердце ныло. Бессмыслица. Лейф – викинг. Он живет так, как живут они, и этого не изменишь.

Он подошел к ней сзади, мягко положил руки на плечи и очень нежно погладил.

– Скажи, что произошло.

Она задрожала и выговорила одно-единственное слово:

– Инга.

Оно вылетело вместе с всхлипом, и Криста возненавидела себя за то, что дала Лейфу понять глубину своей обиды.

– Инга? – Он повернул ее к себе и напрягся. – Что она сделала?

Криста помотала головой:

– Я слышала ваш разговор в вечер праздника. Я слышала, как она предложила себя тебе. Я знаю… Я поняла, что ты собираешься сделать ее одной из твоих… твоих женщин.

Его глаза потемнели.

– Если ты слышала разговор, ты знаешь, что я не принял ее предложение и не собираюсь его принимать. Что бы ни было между мной и Ингой, это давно прошло. Теперь она меня не интересует. Есть только одна женщина, с которой я хочу быть, и эта женщина – ты. – Он нежно поцеловал ее. – Скажи, что выйдешь за меня замуж.

Ее окружали его тепло, запах его кожи, сила могучего тела. На глаза навернулись слезы и покатились по щекам.

– Я не могу. – Она вытерла слезы. – В глубине души ты знаешь, что мне здесь не место, Лейф. Ты знаешь это так же точно, как и я.

Он отвернулся и пошел к двери, невольно сжимая кулаки. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, он стоял с прямой спиной и расставленными ногами.

Когда он повернулся, лицо его снова превратилось в непроницаемую маску.

– Руна сказала, что ты косила тростник вместе с другими женщинами. Ты не обязана это делать. Я должен был тебе это объяснить. – Он шагнул к ней. – Она сказала, что ты работала старательнее любой другой женщины, и одобрила мой выбор.

Криста не выказала удивления.

– Как мило с ее стороны.

Он смотрел на нее несколько мгновений, в глазах горело синее пламя, а потом заметил ее ладони.

– О боги!

Лейф потянулся и схватил обе ее руки в свои и принялся рассматривать. Еще раз выругавшись (на этот раз – по-английски), он отвел Кристу к себе в комнату, к столу, на котором находились его вещи, и открыл баночку из мыльного камня, полную мази. Он намазал мазью ее загрубевшие от работы, покрытые волдырями руки.

– Завтра ты останешься дома, и так будет до тех пор, пока твои руки не заживут. Моя сестра ответит за это.

– Руна в этом не виновата. Я не привыкла к такой работе, вот и все. Когда твоя сестра увидела мозоли, она перевела меня в ткацкую комнату. Да и мозоли не особенно страшные.

Лейф усмехнулся, поднял больную руку и поцеловал кончики пальцев.

– Завтра ты останешься в постели. – Он нежно улыбнулся ей. – Мне только хотелось бы, чтобы ты пригласила и меня к себе.

Криста знала, что не может этого сделать, но не потому, что не хотела этого.

Настало утро, а вместе с ним поднялся холодный ветер, колебавший траву в долине.

Выйдя из зала собраний – небольшого каменного строения, находившегося в дальнем конце поселения, – Лейф направился к стойлам, собираясь оседлать одну из мохнатых каурых лошадей, чтобы съездить в горы и привести мысли в порядок.

– Лейф! Подожди, пожалуйста!

Это был его дядя – старший член совета. Лейф подождал в тени стойла, пока к нему подойдет Зигурд.

– Племянник, я знаю, что ты разочарован. Надеюсь, ты попытаешься понять.

– Они не хотят торговать. Они никогда этого не хотели. Надо было знать, что пытаться изменить их мнение бесполезно.

– Лейф, тебе надо вспомнить нашу историю. Сотни лет назад наша культура понемногу ассимилировалась с другими культурами, пока не исчезла. Даже до того, как мы прибыли сюда, мы были последними настоящими викингами, да и то лишь потому, что Гренландия была изолирована. Было тяжело, почти невозможно выжить в таком враждебном мире, поэтому мы начали искать другое, лучшее место для жизни, место, где мы могли бы остаться самими собой, как нам того и хотелось.

– Дядя, я знаю нашу историю. Я знаю, боги благословили нас, показав Харальду дорогу на этот остров.

Зигурд кивнул:

– Мы последовали за ним, веря, что будем в безопасности, что наша культура, наш образ жизни будут защищены.

– Так это и было.

– Да, но только потому, что мы приложили столько усилий ради того, чтобы не пускать чужих людей, чтобы защитить обычаи, которыми мы так дорожим.

– Я понимаю, дядя. В глубине сердца я верю в то, что ты и другие можете быть правы. Всю свою жизнь я хотел узнать мир, который находится за пределами острова. Когда же я сделал это, мне трудно было не рассказать о том, что видел, не привезти эти необыкновенные вещи моим людям.

– Нам это не нужно.

– Я понял это только сейчас, а надо было понять раньше.

Он направился было прочь, но дядя остановил его:

– Остается один нерешенный вопрос.

– Какой?

– Ты уверен, что предназначение твое здесь, а не в том месте, которое ты называешь Англией? – Зигурд мягко улыбнулся. – Когда ты был мальчиком, я видел в твоих глазах такую жажду знаний, какой ни у кого раньше не видел. Я вижу ее и сейчас, даже когда ты говоришь, что вернулся, чтобы руководить кланом.

– Это – мой долг. Я не оскорблю отца пренебрежением к нему.

– Иногда существуют обязанности и повыше. Может быть, твои находятся где-то в ином месте, Лейф.

– Я дал клятву и не нарушу ее. Я нужен здесь.

– И все же в глубине души ты сомневаешься в том, что сейчас твое место здесь. Ты отрицаешь это?

Лейф не ответил.

– Подумай о моих словах, племянник.

Зигурд ушел, расправив плечи, к своему дому на краю поселения. Лейф вздохнул и продолжил путь к стойлам.