Цыганское гадание

– Ты не обязан помогать мне, – сказала она. – Я справлюсь.

– Знаю, – ответил Уильям, – но хочу помочь. Это не займет много времени.

– Иди, если должен. Это урок, которому научил меня ты, Уилл Скотт, – сказала Тамсин.

– И что же это за урок? – поинтересовался он, вытаскивая из сплетения косичек одну и освобождая ее по всей длине от бусинок, отводя в сторону другие пряди, скользящие по его руке, как тяжелый плотный шелк.

– Я поняла, страсть не умеет ждать, – ответила она. – А любовь терпелива, и ее огонь горит вечно.

– О, боже, – прошептал Уильям, закрывая глаза и наклоняя голову.

Его сердце замедлило свои удары, а в душе будто что-то проснулось. Уильям жарко поцеловал Тамсин в губы, а потом вернулся к прерванному занятию. Он терпеливо взялся за следующую прядь, складывая снятые бусы на стеганое покрывало. Они пощелкивали в темноте, ударяясь о своих предшественниц. Тамсин безмолвно сидела на кровати, наслаждаясь ощущениями, которые дарили ей его руки, распутывая, освобождая пышные блестящие локоны. Он не понимал, откуда у него взялось столько терпения, чтобы справиться с этим, когда его тело охвачено все сильнее разгорающимся желанием, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Каким-то образом то, что он делал с ее волосами, превращалось в прелюдию того, что он хотел сделать с ней, сделать для нее. С таким же терпением и заботой, с какими освобождал ее волосы из плена тугих кос, он хотел вытащить ее саму из жестких рамок, в которые она себя поместила давным-давно, освободить ее от убеждения, что она не может быть любимой и желанной. Он хотел дать ей почувствовать, что для него она самая красивая и обольстительная женщина в мире.

Уильям медленно прошелся поцелуями по ее шее и замер у основания. Он развязал длинную нить блестящих бусин, обмотавшуюся вокруг спутанного пучка ее волос.

– Женщины гораздо более умелые архитекторы, чем принято считать, – заметил Уильям. Он вытащил несколько отдельных бусин и распустил корону из косичек.

Тамсин рассмеялась низким, чувствительным смехом, заставившим его задрожать.

– Ты, моя красавица… – сказал Уильям, вытаскивая несколько последних заколок из слоновой кости и откидывая их в сторону. Теперь все волосы Тамсин свободным покрывалом окутывали ее плечи, – …просто великолепна, – закончил он.

– О да, цыганка-полукровка, которая не умеет причесать собственные волосы и правильно одеться, – подхватила девушка. Однако сейчас в ее голосе не было слышно горечи, как раньше.

Он пропустил ее локоны между пальцев и принялся массировать ей голову. Тамсин закрыла глаза и издала низкий стон удовольствия.

Уильям дрожал, заставлял себя ждать. Он мог бы ждать эту женщину вечно, говорил он себе.

– Тебе не нужно упаковывать себя в дамаск или бусы, в планшетки или шляпки. По крайней мере, для меня. Хотя ты и выглядишь такой хорошенькой в этих нарядах, – прошептал он, поглаживая ее виски до тех пор, пока она не задрожала и не застонала снова.

– М-м-м… – вздохнула она. – Но я хочу носить такие вещи… Они мне нравятся.

– Что ж, тогда носи, – согласился он, мягко опрокидывая ее на кровать, еле сдерживая дрожь нетерпения. – Только все эти наряды тут же будут сняты, когда мы закроемся в нашей спальне, моя любовь, – прошептал Уильям. Его руки скользнули по ее рубашке, обрисовав твердые полушария ее грудей, ее плоский живот и плавный изгиб ее бедра. – Я знаю, как снять все, что ты наденешь.

Тамсин улыбнулась, подняла руки, обхватила Уильяма за шею и медленно, с нежным поцелуем притянула его к себе, раскрываясь ему навстречу в то время, как он с наслаждением изучал контуры ее губ и влажный горячий рот. Страсть пьянила его, как молодое вино, заставляла сердце вторить каплям ливня, стучащим по крыше. Он накрыл ее собой, и они слились, утопая в пуховой перине и подушках. Она дрожащими пальцами пыталась справиться с завязками на вороте его рубашки.

– У меня в этом не такой богатый опыт, как у тебя, – произнесла Тамсин, дергая за шнурки. Наконец ей удалось развязать их, и она стянула с мужчины рубашку. Уильям, отбросив одежду в сторону, снова заключил девушку в объятия. Она по-новому ощутила тепло его обнаженной кожи. Ее пальцы перебрались на его талию и потянули за шнурки на бриджах. – Но я сумею раздеть тебя, когда мне этого очень захочется, – заключила Тамсин.

Ее рука скользнула по сарже и замерла, обхватив, к удивлению Уильяма, самую интимную его часть. Он наполнился и набух от ее легкого прикосновения. Мужчина застонал, обхватил руками ее запястья и нежно распял Тамсин на кровати, привстав на одном колене. Он хотел видеть ее глаза.

– Дерзкая девушка, – произнес он, целуя ее в ухо.

Тамсин пошевелилась, и Уильям подумал, что он взорвется, едва начав любить ее. Он поцеловал ее в губы и отстранился, потому что Тамсин выгнулась дугой ему навстречу. Ее глаза были закрыты, она застыла в ожидании. Уильям стащил с нее сорочку, и гибкое обнаженное тело девушки предстало перед ним во всей своей совершенной красе, мерцающее в отблесках огня из камина. «Слишком поздно, – подумал он, – соблюдать целомудрие». Они оба не в состоянии ждать, пока священник обвенчает их. Он сгорал сейчас от желания ощутить ее тело, почувствовать, как растворяется в ней. Он склонился, чтобы поцеловать ее губы, провел своими губами по ее шее и спустился ниже, к ее восхитительным полным грудям с набухшими сосками, ждущими его прикосновений.

Уильям вобрал в себя один сосок, лаская и дразня его языком, и Тамсин нежно вздохнула. Она провела левой рукой по его волосам, потом по щеке и подбородку, очертила ею контуры его широких плеч и крепкой груди. Он знал, что она умеет быть смелой, даже дерзкой, но сейчас ее прикосновения казались ему слишком застенчивыми, слишком нерешительными.

Уильям перехватил ее левую руку и, поднеся ее к своим губам, припал долгим поцелуем к маленькой ладошке. Тамсин, казалось, перестала дышать. Он снова поцеловал ее руку и приложил к своей щеке. Он смотрел на нее в полумраке комнаты. Красноватый отсвет из камина высветил блеснувшую на ее щеке слезу. Уильям осушил сверкающую каплю губами и откинул назад ее волосы.

– Ты прекрасна, – прошептал он. – Никогда не думай иначе. Я не вижу в тебе ни одного изъяна, ты – само совершенство.

Тамсин глубоко вздохнула и прижала Уильяма к себе, ее ноги обвились вокруг его ног, она плавно скользнула вдоль его туловища, и Уильям испугался, что может лишиться разума от желания обладать ею.

– Никаких изъянов? – спросила она, покрывая поцелуями его щеку и неуклонно приближаясь к его губам.

– Только вспыльчивость, – выдохнул он, проводя рукой вдоль ее тела.

Он нашел ее мягкое лоно и погрузил в него пальцы. Ее внутренние складки были горячими, влажными, ждущими. Тамсин с силой втянула в себя воздух и застонала. Он ласкал ее то нежно, то сильнее, пока она наконец не выгнула спину, призывая его взять ее полностью. Тамсин снова потянулась к его бриджам, ей хотелось ощутить его горячую плоть, но эта последняя деталь одежды мешала, разделяла их тела. Уильям поспешно освободился от бриджей и, перекинув через нее ногу, прижался губами к ее губам. Вдруг он остановился, хотя для этого ему пришлось призвать на помощь всю свою волю.

– Мы не женаты, – пробормотал он. – Ты это знаешь.

– Мы были женаты, однажды, – губы Тамсин шевелились у его губ, их дыхание сливалось в одно. – Мне жаль, что я прекратила наш брак. Мы поженимся еще раз.

Уильям издал глубокий стон.

– Как? – выдохнул он. – Когда?

– Сейчас, – прошептала Тамсин. – Здесь.

И она припала к нему, полностью раскрываясь перед ним, страстно желая ощутить его внутри себя, и Уильям медленно, осторожно, очень нежно проник в нее. В ту секунду, когда он пересекал границу, Тамсин изумленно раскрыла глаза, ее дыхание прервалось. Он скользнул внутрь теплой, такой зовущей плоти, и что-то неожиданно мучительное, что-то цельное и законченное, казалось, заключило его в свои объятия, даря мир и покой. Уильям благодарно закрыл глаза, растворяясь в Тамсин.