Цыганское гадание

Игра света и тени выделяла ее темные волосы и усиливала ясность и чистоту ее зеленых глаз. Тамсин была стройна и грациозна, но явно не наряд подчеркивал ее красоту. Это стало совершенно ясно, когда Уильям заметил свидетельства ее не вполне успешной попытки самостоятельно одеться. Но именно эти черты ее характера – гордость и независимость – тысячекратно усиливали ее очарование в его глазах.

Тамсин, чуть прихрамывая, направилась к Уильяму. Идти без туфли, случайно слетевшей с ноги, было не очень удобно. Уильям нагнулся, поднял непрактичную расшитую вещицу и молча отдал ее девушке. Тамсин от смущения зарделась. Уильям обратил внимание на то, что ее черная шапочка-полумесяц, обшитая жемчугом, сидела на голове неровно, с одной стороны выбились темные кудри, а бархатная накидка перекосилась. Фальшивые нижние рукава были подвязаны неправильно, шелковый пояс Тамсин не затянула, а из-под подола платья выглядывала ступня в шелковом чулке. Янтарное ожерелье оттеняло ее кожу, делало светлее глаза. В ушах Тамсин оставила свои простые цыганские серьги в виде золотых колец.

– Прошу прощения, – прошептала она, поставила туфлю на пол и попыталась вдеть в нее ногу, но покачнулась, теряя равновесие.

– Присядь, Тамсин, – тихо сказал Уильям, указывая на пустой стул рядом с ним. – Не обращай внимания на эту нелепую штуку. От нее все равно нет никакого проку.

Тамсин с облегчением взглянула на мужчину, села, расправила юбки и скинула вторую туфельку.

– Тамсин… – проговорила Эмма. Она поднялась со своего места и направилась к девушке, на ходу протягивая ей руку. – Ты гораздо красивее, чем я могла себе представить. – Тамсин протянула в ответ свою правую руку, и леди Эмма пожала ее. – Я так рада, что Уильям привез тебя в свой дом как жену.

Девушка пробормотала слова благодарности, а потом добавила:

– Леди Эмма, я прошу у вас прощения за шок, который вы испытали, узнав о нашей женитьбе. И за мое ужасное поведение за обедом.

– Этот шок, как ты его называешь, помог мне вновь почувствовать радость и надежду. А за обедом ты внесла оживление в наш узкий, немного скучноватый семейный круг. Так что, никаких извинений, – с улыбкой проговорила Эмма. – Но ты пропустила ужин и, должно быть, страшно голодна.

Тамсин отрицательно покачала головой.

– Я только что поела. Хелен встретила меня в коридоре и проводила на кухню. Кое-что нашлось в шкафу, и еще хлеб, и сыр, и немного эля. Разбавленного, – поспешно добавила она.

– Хорошо, – кивнула Эмма. – А теперь… Я знаю, что вы оба устали и готовы отправиться в постель…

Уильям взглянул на Тамсин. Ее щеки пылали. Она опустила глаза.

– Но перед тем как вы уйдете, – продолжила Эмма, – я хочу вручить вам свадебный подарок. Я дожидалась, когда у меня появится шанс поговорить с вами обоими наедине.

Она подошла к шкафу и достала деревянную шкатулку. Держа ее обеими руками, Эмма села и поставила ящичек себе на колени.

Уильям застыл, не зная, чего ожидать. Он никогда раньше не видел эту резную деревянную шкатулку. Рядом с ним сидела Тамсин, нервно сжав руки, прикрытые пышными манжетами. Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась, покусывая губы. Он понимал, что она сейчас испытывает. Он и сам переживал сейчас то же самое – тревогу и ощущение вины. Эмма с воодушевлением отнеслась к их браку, одобрила его, а теперь еще собиралась преподнести им свадебный подарок.

Уильям проклинал себя за глупость. Сообщая своей семье о том, что женился, он и представить не мог, что его мать и сестра будут так скоро очарованы Тамсин, как и он сам. Ему следовало промолчать, раз уж он согласился, что их брак – не настоящий. От этой женитьбы по соглашению, возможно, не так-то просто будет отказаться. Слишком много сердец покорила его красавица-цыганка. Уильям нахмурился, осознавая, что его собственное сердце в этом списке было отнюдь не последнее.

Эмма открыла резную крышку шкатулки и долго смотрела на ее содержимое. Со своего места Уильям не мог видеть, что там находится.

Леди Эмма, казалось, не решалась заговорить. Между ее бровей залегла глубокая морщина. Наконец она вытащила из шкатулки бархатный мешочек, закрыла крышку и посмотрела на Уильяма.

– Сын мой, – сказала она торжественно. – Я хранила эту шкатулку на протяжении многих лет и думала, что когда-нибудь вручу её тебе. Я не знала точно, когда это произойдет. Сейчас, думаю, этот день настал. Ты доставил мне сегодня столько радости, больше, чем можешь себе представить, женившись на дочери Арчи Армстронга. Сейчас самое подходящее время для того, чтобы вручить тебе этот памятный свадебный подарок от меня и твоего отца, – закончила леди Эмма и передала шкатулку мужчине.

– Моего отца? – Уильям непонимающе смотрел на мать. Его пальцы лежали на крышке, однако открыть шкатулку он не решался.

– В этом ящичке вещи, принадлежавшие твоему отцу. Я уверена, ему было бы приятно узнать, что ты хранишь их. Я сама собрала их и сложила в шкатулку после того, как он погиб, а тебя увезли из родного дома. Я не заглядывала в нее до сегодняшнего дня.

Дрожащими пальцами Уильям приподнял крышку шкатулки, не до конца уверенный в том, что хочет видеть ее содержимое. Взглянув на вещи, он не смог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к каждой из них. В ящичке лежала пара кожаных рукавиц, темно-синяя шотландская мужская шапочка, простой кожаный кошель, несколько свернутых листов пергамента, маленький кинжал в кожаных ножнах и несколько монет. Уильям ощутил слабый запах кожи и чего-то еще, неуловимого и до боли знакомого. На него нахлынули воспоминания, и он быстро закрыл крышку, будто запечатал видения внутри вместе с вещами отца.

– Я благодарю тебя, мама, – сказал он, не снимая рук со шкатулки. Его горло сжалось. – Позже я разберу их. Мне очень дороги эти вещи, – добавил он.

Тамсин ничего не сказала, только дотронулась до его рукава. Ее пальцы были теплыми, робкое прикосновение несло в себе утешение.

– Некоторые вещи я достала из его карманов, а некоторые мне пришлось снять с тела, когда… когда они принесли его мне после того, как все было кончено, – сказала Эмма. – Я сохранила их для тебя. Теперь ты сам женат, и у тебя есть ребенок… Я хочу, чтобы ты хранил вещи отца и помнил о нем. Он был хорошим отцом и хорошим мужем.

– Я никогда не забывал его, – едва слышно произнес Уильям.

– Аллан хотел бы, чтобы это тоже досталось тебе. И я хочу того же. – Эмма протянула сыну бархатный мешочек.

Уильям раскрыл ладонь, и мать высыпала на нее несколько оловянных пуговиц и круглую серебряную брошь с гранатом – символ клана Скоттов. Уильям вспомнил, что всегда видел ее на тартане отца. Вслед за ней на ладони Уильяма оказались два золотых кольца: одно большое, с крупным изумрудом, второе – маленькое и изящное, тоже с изумрудом, окруженным крошечными жемчужинами.

– Я срезала пуговицы с жакета Аллана в день его похорон, когда готовила тело к погребению, – продолжила Эмма звенящим как сталь голосом. – Я взяла его брошь для тартана, которую носили многие поколения владельцев Рукхоупа, и его обручальное кольцо. Я сняла свое кольцо, положила к его вещам и убрала подальше. – Женщина остановилась, сделала глубокий вдох и закончила: – И сейчас я хочу, чтобы вы с Тамсин обменялись кольцами, которые когда-то носили мы с твоим отцом.

Уильям отвернулся. Его сердце готово было вот-вот остановиться. Он слышал, как вздохнула Тамсин. Казалось, ей не хватает воздуха. Уильям взял ее руку в свою, слегка сжал и тут же отпустил. Он знал, что она испытывала угрызения совести, которые мучили и его самого. И еще он знал, что ни он, ни Тамсин не произнесут сейчас ни слова правды из боязни причинить Эмме непоправимую боль.

– Я знаю, твой отец был бы очень рад, что ты выбрал в жены дочь его лучшего друга, – проговорила Эмма.

Она наклонилась и своими тонкими пальцами взяла кольца с ладони Уильяма. Мужчина видел слезы, блестевшие в глазах матери, видел, как дрожат ее губы. Леди Эмма стояла перед ними, а они сидели и молча смотрели на нее. На лице Тамсин застыло ошеломленное, растерянное выражение. Уильям был уверен, что в этот момент у них с Тамсин билась в мозгу одна-единственная мысль: что же они натворили?..