Страница 8 из 18
О-ха выскочила наверх. Как раз в эту минуту собаки, пытаясь уловить запах жертвы, суетились у того места, где лисица спустилась в канаву. Лисица воспользовалась небольшой передышкой, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Ей вновь мучительно хотелось пить, и она знала: если ей не удастся утолить жажду, силы ее стремительно пойдут на убыль. Если бы там, у пруда, она проявила побольше терпения и попыталась расколоть кромку льда у берега! Потом она услышала, как собаки бросились вдоль живой изгороди, и поняла, что они взяли след. Хитрость с канавой не удалась. Приходилось вновь пуститься наутек.
Но вместо того, чтобы пересечь поле, расстилавшееся за канавой, лисица решила подняться на шоссе и немного пробежать по асфальту. Инстинкт подсказал ей: чтобы привести преследователей в замешательство, надо сделать что-то неожиданное.
— Сюда! Сюда! Лови рыжую чертовку! — раздавались сзади выкрики собак.
Вдали цокали копыта, однако всадники не слишком понукали лошадей — помчись они во весь опор, жесткая каменистая земля повредила бы подковы. Это немного сдерживало охотников.
Из-за поворота показалась машина. Водитель, заметив лисицу, нажал на тормоз. О-ха на секунду замешкалась. С машинами она встречалась нечасто, но знала, что от этих штуковин лучше держаться подальше, — лисы, ежи, кролики и даже птицы нередко гибли под их колесами. К тому же они распространяли вокруг себя омерзительную вонь. Но все-таки, сталкиваясь с тракторами, О-ха убедилась, что они могут быть полезны: едкий дымок, который они извергают, способен заглушить запах любого животного.
Водитель оказался самкой, которая ошарашенно уставилась на лисицу. О-ха тем временем приняла решение — она вспрыгнула на капот машины, потом на крышу и соскочила на дорогу по другую сторону. На белом лице самки мелькнул испуг, но никаких других запахов, кроме запаха машины, лисица не ощутила. Теперь собакам будет нелегко взять след.
О-ха, не сбавляя темпа, продолжала бежать посредине дороги. Вскоре она поняла, что ее смелость и находчивость не пропали зря. Ушей ее достигли растерянные собачьи крики и перебранка — гончие метались вокруг машины, не зная, куда теперь бежать. Автомобиль тщетно пытался пробиться сквозь собачью свору. Две гончие, превосходившие своих собратьев чутьем, старались вскарабкаться на капот и скребли когтями по железным бокам машины. Тут с другой стороны показался еще один автомобиль. Собаки, заполонившие всю дорогу, и ему преградили путь. Напрасно водители жали на клаксоны. Наконец подоспели всадники. Машины, лошади, люди, собаки — все смешалось в кучу, и лисица опять получила несколько драгоценных минут передышки. Люди скулили и тявкали, скорее всего кляня по-своему машины и их водителей, собаки ругались, осыпая бранью лошадей, которые, переступая с ноги на ногу, едва не затаптывали их. Лошади, чьи копыта скользили по гладкому асфальту, тоже в долгу не остались — они крыли всех и вся на своем языке, богатом крепкими выражениями. О-ха не слишком хорошо знала лошадиный язык, однако при встречах лошади частенько выкрикивали ей вслед ругательства, и она понимала, что сейчас они то и дело вворачивают слово, означающее «навоз», но куда более грубое.
Но вот раздался охотничий горн, и собаки, возбужденно повизгивая, устремились вперед. Погоня продолжилась.
Невдалеке от дороги лисица увидела дом. Она вскочила на изгородь и, с достойной восхищения ловкостью балансируя на краю, пробежала по ней до ворот, потом спрыгнула вниз и оказалась в саду. Посреди небольшой лужайки стояла каменная поилка для птиц, в форме церковной купели. Почувствовав запах воды, О-ха подпрыгнула и, с трудом удерживаясь на краю чаши, принялась жадно пить. Поилка накренилась под ее тяжестью. Воробьи, сидевшие на карнизе дома, осыпали лисицу оскорблениями и насмешками. В дальнем углу сада копошился человек, но он не заметил О-ха. Вдруг, откуда ни возьмись, выскочила маленькая собачонка и немедленно завопила:
— Ха! Лиса! Ну дела! Лиса! Хватай!
Тут поилка с грохотом повалилась на землю, а человек от неожиданности выронил свою лопату. Он повернулся и, увидев О-ха, испуганно затявкал. Глаза его округлились, и он бросился к дому.
О-ха оскалилась на шавку, потом с легкостью вспрыгнула на изгородь и, к великой досаде собачонки, была такова. — Мерзкая тварь, — пробормотала она себе под нос.
Вода освежила лисицу, но теперь преследователи буквально наступали ей на хвост. Конечно, добежав до сада, собаки вновь примутся в замешательстве вертеться на месте, а может, хозяин дома обрушится с ругательствами на всадников, ворвавшихся в его владения. Но в лучшем случае это задержит их на несколько минут.
Внезапно она услышала шум за спиной и поняла — один из охотников заметил ее. Собачья свора грозно скрежетала зубами, обезумев в предвкушении близкой расправы.
«Догонят! Не уйти!» — мелькнуло в голове у лисицы.
Она задыхалась, и сердце бешено колотилось у нее в груди.
«Все, конец мне. Прощай, А-хо. Бедные мои детеныши, не видать вам белого света! Вам тоже конец. Неужели нет спасения?» — Все это пронеслось мгновенно у нее в голове.
Но О-ха не сдавалась. Она пересекла дорогу и, сделав круг, опять устремилась в поля. Она бежала и бежала, хотя сердце ее разрывалось и перед глазами стояла темная пелена. Вдруг ее озарила мысль: а что, если как-нибудь направить собак к той самой рощице, где она рассталась с А-магиром? Старого лиса наверняка давно и след простыл, но, может, остатки кролика по-прежнему там. Это отвлечет собак, а она тем временем успеет скрыться в норе.
Лисица добежала до луга, где паслись коровы, и принялась петлять между равнодушно жующими животными, надеясь запутать следы. Но от ведущей гончей О-ха отделяло теперь не более дюжины ярдов. Пес, хотя тоже запыхался, без умолку выкрикивал:
— Я близко, близко, близко! Ты умрешь, умрешь, умрешь! Я Хваткий, самый быстрый из гончих! Догоню тебя в два счета, рыжая бестия! Прокушу горло, и брызнет лисья кровь! Кровь, кровь, кровь! Я Хваткий, Хваткий, Хваткий!
— Хваткий, Хваткий, Хваткий, — подхватили его крик другие собаки. — За ним, за ним, за ним! Вон она, вон она, вон она! Будет потеха! Кровь, кровь, кровь!
«Напрасно разоряетесь», — подумала лисица. Но ужас и отчаяние с каждой минутой все сильнее овладевали ею. И все же, преодолевая боль и слабость, она заставляла себя бежать. Нельзя сдаваться, нельзя терять надежду. Скольким лисам удавалось спастись в самый последний момент благодаря случаю!
Коровы, забеспокоившись, принялись медленно бродить туда-сюда по полю. Это немного задержало всадников, но не собак. О-ха казалось, что она уже ощущает их горячее дыхание. Добежав до рощицы, она бросилась в самую гущу зарослей, не обращая внимания на колючие шипы терновника, которые вцепились в ее мех. С трудом продравшись сквозь заросли, она оказалась на другом участке поля. На дальнем его краю раскинулся лагерь бродячих цыган. Лисица кинулась в самый центр, проскочив перед носом у шотландской овчарки, спящей возле костра. Собака мгновенно проснулась и хотела броситься в погоню, но тут на нее вихрем налетел неистовый Хваткий, и шотландская овчарка повалилась на землю вверх тормашками. Предводитель стаи гончих и ухом не повел — он не собирался церемониться ни с цыганами, ни с их зверьем.
Что до цыган, то они, высунувшись из своих обшарпанных фургонов, приветствовали лисицу одобрительными возгласами и даже пытались задержать собак. Но тут подоспели всадники. Они злобно залаяли, наскакивая на своих бродячих человечьих собратьев и размахивая хлыстами. Вспыхнуло несколько драк, однако Хваткого человечья свара не отвлекла — он по-прежнему был на хвосте у лисицы, и большинство собак следовало за своим вожаком.
О-ха добежала до опушки леса. Когда она оказалась под деревьями, до нее донесся знакомый голос:
— Живо сюда, на эту ветку. Я их отвлеку.
Это был А-хо. Ее муж.
Лисицу не понадобилось долго упрашивать. Она подскочила и, вцепившись в толстую ветку, прижалась к стволу дерева.