Тайный воин

Все вокруг было точно таким, как помнил Тобин, но когда они достигали конца лестницы, дверь внезапно распахивалась, и они оказывались стоящими на краю высокого обрыва над морем. Сначала Тобину казалось, что это утес возле Сирны, но когда он оглядывался вокруг, то видел вдали зеленые склоны холмов, а за ними — острые каменные вершины. Какой-то старик смотрел на него с одного из холмов. Он был слишком далеко, чтобы рассмотреть его черты, но на нем был плащ волшебника, и он махал Тобину рукой, как знакомому.

Брат стоял рядом и подталкивал Тобина так близко к обрыву, что пальцы ног Тобина уже свисали над пропастью. Далеко внизу сверкал, как зеркало, широкий залив, лежащий между двумя длинными полосами земли. И, как это может быть только во сне, Тобин видел отражение их лиц в воде — женское лицо и лицо Брата, которое вдруг превращалось в лицо Ки. И каждый раз Тобин во сне удивлялся этому.

Неуверенно стоя над пропастью, женщина, в которую он превращался, поворачивалась и целовала Ки. Она слышала, как незнакомец с холма что-то кричал ей, но ветер уносил его слова прочь. Едва ее губы касались губ Ки, порыв ветра сбрасывал ее с обрыва, и она падала…

Сон каждый раз кончался на этом, и Тобин, резко просыпаясь, обнаруживал, что сидит в постели, сердце его бешено колотится, а в низу живота горячо пульсирует кровь. Тобин больше не пытался обмануть себя на этот счет. И если ночью Ки поворачивался во сне и тянулся к нему, Тобин выскакивал из постели и остаток ночи проводил, шатаясь по дворцовым коридорам. И, страстно желая того, на что не смел надеяться, он прижимал к губам пальцы, пытаясь вспомнить тот поцелуй.

Сон всегда портил ему настроение, и на следующий день он бывал слегка рассеян. Не раз и не два Тобин ловил себя на том, что пристально смотрит на Ки и представляет себе в реальности тот поцелуй во сне. Но он быстро прогонял подобные мысли, а Ки ничего не замечал, занятый более ощутимыми забавами с несколькими вполне сговорчивыми служанками.

Ки теперь удирал с ними чаще прежнего и иногда не возвращался до самого рассвета. По негласному соглашению Тобин не выражал недовольства этими вылазками, а Ки не хвастался победами, во всяком случае перед Тобином.

В одну из ветреных ночей месяца клесина Тобин снова остался один, работая над рисунком к комплекту драгоценных брошей для траурного плаща Корина. Ночь была ненастной, и ветер печально завывал в трубах. Никидес и Лута заходили к Тобину, но он не был расположен к общению. Ки отправился на свидание с некоей Ранар, девушкой из бельевой.

Работа на время отвлекла Тобина от преследовавших его мыслей. Он достиг большого мастерства в своем деле, даже прославился. То, что он делал для своих друзей все эти годы жизни при дворе, очаровывало и приковывало взгляды. И многие в знак благодарности присылали ему подарки — вместе с драгоценными металлами и камнями и с просьбой сделать еще что-нибудь на память. Никидес заметил как-то, что это не просто обмен дарами, а нечто вроде возможности в последующем поддержать отношения. Кто бы отказался, чтобы любимый племянник короля вспомнил о нем добрым словом? Тобин был достаточно хорошо знаком с историей, чтобы оценить мудрость такого замечания, и принимал большинство заказов.

Однако его самого интересовала прежде всего работа. Собственными руками воплотить в реальную вещь некий образ, возникший в его уме, — это доставляло ему удовольствие, как ничто другое.

Он уже почти закончил вырезать первую модель на воске, когда Балдус доложил о госте.

— Я занят. Кто там? — проворчал Тобин.

— Это я, Тобин, — сказал Фарин, глядя поверх головы пажа. Его плащ был забрызган каплями дождя, а светлые волосы растрепаны ветром. — Подумал, вдруг тебе захочется сыграть партию в бакши.

— Входи! — воскликнул Тобин, и его мрачное настроение тут же улетучилось. Прошло уже несколько недель с того дня, как им с Фарином удалось побыть наедине. — Балдус, прими плащ сэра Фарина и принеси нам вина. И пошли кого-нибудь за едой… черный хлеб, холодное мясо и сыр. И горчицу не забудь! Стой, не надо вина. Принеси лучше эля.

Фарин усмехнулся, когда паж убежал.

— Это пища казарм, мой принц.

— А мне она по-прежнему нравится, и нравится компания, которая обычно бывает за таким столом.

Фарин сел рядом с ним у рабочего стола и всмотрелся в незаконченные рисунки украшений.

— Твоя мать могла бы гордиться тобой. Я помню, как она в первый раз дала тебе кусочки воска.

Тобин удивленно посмотрел на капитана; Фарин очень редко упоминал о герцогине.

— Твой отец тоже кое-что умел, — добавил Фарин. — Но истинным художником из них двоих была она. И все же… если бы ты видел, как он трудился над твоим игрушечным городом! Подумай, он ведь выстроил весь Эро, какая филигранная работа!

— Вот если бы он увидел это… — Тобин показал на три миниатюрных сооружения из дерева и глины, стоявшие на полке над скамьей. — Помнишь Старый дворец, что он построил?

Фарин улыбнулся.

— О да! Насколько я помню, основой послужил ящик из-под соленой рыбы.

— А я и не заметил! Ну, мои постройки не лучше в этом смысле. Когда чума наконец утихнет, я хочу поговорить с настоящими строителями и попрошу научить меня кое-чему. Я вижу в уме здания и, храмы с белыми колоннами, даже купола, огромные, каких нет в Эро.

— Ты их обязательно построишь. У тебя душа творца, но и воина тоже.

Тобин бросил на капитана удивленный взгляд.

— Знаешь, мне это уже говорили.

— И кто же?

— Один ауренфэйе, золотых дел мастер по имени Тирал. Он сказал, что в мои руки вложили умения и Иллиор, и Дална и что мне доставляет больше удовольствия создавать вещи, чем сражаться.

Фарин медленно кивнул, потом спросил:

— А что ты сам думаешь, ты ведь уже испытал и то и другое?

— Я ведь хороший воин, правда? — в свою очередь задал вопрос Тобин, зная, что Фарин едва ли не единственный в мире человек, который даст ему честный ответ.

— Конечно хороший! Но я спросил не об этом.

Тобин взял тонкий трехгранный напильник и принялся вертеть его в пальцах.

— Мне кажется, ауренфэйе был прав. Я горжусь тем, что умею сражаться, и я не боюсь битвы. Но я чувствую себя гораздо счастливее, когда занимаюсь этим.

— Тут нечего стыдиться.

— А мой отец сказал бы то же самое?

Вернулся Балдус с двумя слугами; они принесли бутылки и подносы и захлопотали, накрывая стол возле очага. Потом Тобин отослал их и наполнил чаши элем, пока Фарин нарезал ломтями мясо и сыр и, уложив все на толстые ломти хлеба, ставил поближе к огню, чтобы согреть.

— Почти как дома, так хорошо… — вздохнул Тобин, наблюдая за Фарином. — Как давно мы с тобой не сидели вдвоем у огня! А почему это ты надумал зайти именно сегодня?

— О, я давно собирался. Но как раз сегодня меня навестила очень странная особа. Некая женщина по имени Лхел, и она утверждала, что хорошо знакома с тобой. Ну да, по твоему лицу сразу видно, ты знаешь это имя.

— Лхел? Но как она здесь очутилась?!

Сердце Тобина перевернулось в груди, когда в его памяти вспыхнуло предостережение Айи. Что делать, если Лхел выдала Фарину его тайну?

Фарин почесал в затылке.

— Ну, это и есть самое странное. Она, похоже, на самом деле и не приходила… Понимаешь, я сидел в своей комнате, читал и вдруг услышал, как меня кто-то окликает по имени. Когда я обернулся, то увидел, что это маленькая женщина горного народа и она висела посреди комнаты в круге света. Я даже видел за ее спиной замок, так же отчетливо, как вижу сейчас тебя. Если честно, я даже думал, что это мне просто приснилось; но теперь понимаю, что нет.

— Но зачем она явилась к тебе?

— Представь себе, мы с ней неплохо поболтали… — Взгляд Фарина наполнился грустью. — Я не такой умный, как твой отец или Аркониэль, но все-таки я не дурак. И она не сказала мне ничего такого, о чем я уже не догадывался бы.

Тобину давным-давно хотелось рассказать Фарину всю правду, но теперь он был вынужден просто сидеть и ошеломленно ждать, когда Фарин скажет наконец, что именно поведала ему Лхел.