Страница 6 из 83
Глава 2
Назвать Малые Горыни городищем можно было с большой натяжкой. Под защитой деревянного частокола пряталось не больше десятка теремов княжьих бояр и зажиточных купцов. Городище стояло на отвесном берегу реки Горынь. Рядом с укрепленными стенами вольготно раскинулась деревенька, где обитали смерды, снабжавшие городище всем необходимым. Дремучие леса и непроходимые болота вокруг городища, стоявшего на отшибе от основных путей, населяла злобная нечисть. Некогда большой тракт, прорубленный в лесах еще во времена князя Маджака, который сумел объединить разрозненные волынянские племена в одну сильную державу, ныне совсем зарос. С тех давних пор никто и не пытался его расчистить: Волынянская держава, просуществовавшая совсем недолго, была сметена воинствующим племенем обров — завоевателей. После падения Аварского каганата восстановить прежнюю державу не удалось, правда, некое подобие порядка появилось после присоединения дулебов к стремительно разрастающейся державе князя Олега — Киевской Руси. Но старый тракт почистить так и не удосужились — он как был заросшим сто лет назад, так заросшим и остался. Добраться в Малые Горыни теперь можно было только по замерзшему руслу реки. Поэтому жизнь в Горынях текла мерно и неторопливо.
Князь Малых Горынь — Томислав, был стар. Когда-то в молодости он славно сражался, но те времена давно минули. Теперь лишь болезненные боевые раны напоминали о тех счастливых днях. Смерть старого волхва, который снабжал старого князя обезболивающими отварами, сильно ударила по шаткому здоровью Томислава. Страдая от боли, князь недолго размышлял над предложением Силивёрста. Обязав нового волхва поскорее изготовить лекарство и постоянно снабжать его этим зельем, князь милостиво разрешил калике поселится в старом жилище лекаря. О найдёныше даже не речи не вели — пусть живет! Вышло так, как и предвидела Марена.
— Дедуля! — звонкий мальчишеский голос оторвал старика от воспоминаний. Найдёныша с лёгкой руки Титомира прозвали Морозкой. Всю долгую зиму историю Морозки перетирали в своих разговорах жители городища и окрестных селений. Ближе к лету интерес к этой истории начал пропадать, а через пару лет совсем сошел на нет. Теперь если и заходил о нем разговор, то каждый считал своим долгом посмеяться над Титомиром: вот, дескать, чего со страху привидеться могёт — у страха-то и вправду глаза велики! И напрасно Тит клялся всеми богами, что так оно и было, никто ему не верил. Однако Матрунька так и не объявилась. Ну, мало ли что могло случиться, говаривали люди — время нынче неспокойное. Силивёрст за эти годы привязался к малышу, полюбил его всей душой. Поначалу он проклинал младенца, насильно навязанного ему старухой Зимой. Но, ухаживая за ребенком, наблюдая, как он делает первый шаг, начинает говорить, чувствовал старик, как просыпаются в нем дотоле неизвестные чувства. Силивёрст сам был сиротой, а когда подрос, стал воем: некогда было женихаться, да детей заводить. Потом жизнь переосмысливал — в волхвы подался. Отшельничал, скитался по разным землям и странам. Только вот семьей так и не обзавёлся. И сейчас всей своей нерастраченной любовью потянулся старик к нежданно приобретённому внучку. Хоть и не кровным было то родство, но нечто большее вложил в мальца старый волхв. Морозко рос крепкий телом, но, глядя на бледный цвет кожи, доставшийся в наследство от снежных родичей и ярко-красный нездоровый румянец на щеках, можно было подумать, что ребёнок серьёзно болен. Однако за всю свою недолгую жизнь Морозко ни разу не болел — не клеилась к нему никакая болячка. Так что вместе с бледной кожей унаследовал Морозко от родителя недюжинное здоровье. Только изредка, в самые жаркие летние дни, нападала на ребенка хандра. Не бегал он вместе с другими ребятами, не играл, не веселился, а скучал где-нибудь в прохладном месте. Нравилось Морозке сидеть на краю студеного колодца, на дне которого не тает лёд даже в самые жаркие дни. А больше всего на свете любил Морозко зиму. Всё удавалось ему зимой лучше. И сани у него с горы быстрее едут, и ветер всегда в спину, и лунку для рыбной ловли с двух ударов пробьет. Ну а Зимний Солнцеворот — всем праздникам праздник. После него Зима поворачивает на мороз. А чем холоднее бывает на дворе, тем отчего-то радостнее становится Морозке. Но не только веселье дарили Морозке праздники. Масленица, самый весёлый в Горынях праздник, причинял мальчишке одни страдания. Как только начиналось сожжение чучела Марены, мальчишку пронзала самая настоящая боль, словно это он горел на обрядовом костре. В этот день Морозко старался забиться в самый укромный уголок. Но всегда, где бы он ни схоронился, мальчишка чувствовал тот момент, когда чучело поджигали. Сам того не зная, страдал Морозко вместе со своими родичами. Силивёрст тоже переживал вместе с ним, не смея сказать правду. Наконец масленица заканчивалась, и Морозко снова становился весёлым и беззаботным, как и все дети.
Хижина старого волхва, где князь Томислав милостиво разрешил поселиться Силивёрсту, была маленькой, убогой, вросшей в землю по самую крышу, отчего в избе постоянно царил полумрак. Стояла она на краю села возле самой кромки леса. Стены избушки были увешаны пучками душистых трав и кореньев. Сведущий в волховстве человек узнал бы в этих вязанках и сон-траву, и траву-прикрыш, и траву-колюку, да еще множество других лечебных и чародейных трав. Силивёрст регулярно пополнял их запас. Мальчишка уже лет с пяти помогал старику собирать травы, знал какую травку когда рвать надобно, чтобы свои свойства она не утратила. Да и Силивёрст постоянно наставлял мальца:
— Целебна трава, если собирать её знаючи! Плакун-траву собирай на зорьке под Иванов день, безо всяких железных орудий выкапывай корень. Симтарин в ночь на Купалу, а Девясил — накануне Иванова дня, до восхода солнца. А вот Нечуй-ветер надо собирать зимой под Новый год в полночь. Растёт Нечуй по берегам рек и озёр, даётся в руки эта трава одним слепцам, только они одни могут её почуять. Когда они наступают на эту траву, их незрячие глаза словно кто иголками колет. И если сумеют они схватить траву не руками, а ртом, тогда только трава силы не потеряет. А тот, кто получил сию траву и силу ея знает — многое сможет.
— Что сможет? — у мальца от таких рассказов захватывало дух.
— Остановить ветер на воде, избавить себя и судно от утопления и рыбу ловить сможет без невода.
Долгими зимними вечерами очень любил Морозко слушать стариковы байки, незаметно для себя впитывая новые знания. Про дела ратные, про богов и героев древних, про страны заморские — много чего мог порассказать старый волхв.
Однажды Морозко спросил у Силиверста:
— Деда, а почему всегда кто-нибудь у кого-нибудь что-то отбирает? Разве нельзя сделать так, чтобы у всех всё было? Что если вещь такую сделать, волшебную. Чтобы оттуда всё, что нужно сыпалось. Неужели боги, или чародеи могучие не могут такого чуда сотворить?
— Было уже и это Морозко, было. Всегда найдётся такой, кто захочет эту вещь только для себя.
— Расскажи, дедунь!
— Ну, да ладно, слушай. Однажды, давным-давно, когда многих из богов еще не было, а другие только-только набирали силу, жил на бескрайних просторах Финляндии великий колдун Вяйнямейнен — Непоколебимый. Был Вяйнямейнен силой подобен богам, а некоторых даже превосходил своим могуществом. В те давние времена землю окутывали невидимые чародейные силы. Только немногие могли управлять ими. Древние мудрецы, к которым принадлежал и Вяйнямейнен, обладали великим знанием, корни которого в самой сути бытия. Умел Вяйнямейнен оживлять волшебными песнями предметы, да и ещё много такого, что не под силу многим теперешним богам. Такие чародеи одновременно и люди и боги: Вяйнямейнен зачат с помощью ветра и волн, и провёл тридцать лет в утробе матери, прежде чем появился на свет. Да, то была эпоха великих чудес и великого волшебства. Вяйнямейнен защищал свой народ от нападок злой Лоухи.
— Я знаю, — сказал Морозко, — это та, с которой наша Зима-Марена сражалась, ты рассказывал.