Страница 16 из 38
— Ну, мать! Принеси-ка чего-нибудь выпить, только пусть винцо будет покрепче да получше!.. — крикнул негодяй. — Тащи-ка запечатанные бутылки да доброй водки!.. Я все это вполне заработал… Подавай на стол ужин, Тыква; а Марсиаль погрызет оставшиеся от нас кости, с него и этого довольно… А теперь потолкуем о господине с набережной Бийи, потому как завтра или послезавтра надо будет быстро провернуть одно дельце, ежели только я хочу заполучить денежки, которые он мне пообещал… Я тебе все это сейчас расскажу, мать… Но дай же выпить, черт побери!!! Неси сюда выпивку, нынче я пирую!
И Николя стал вновь бренчать пятифранковыми монетами, лежавшими у него в кармане; потом, отбросив далеко в сторону свою меховую куртку и шапку из черной шерсти, он уселся за стол перед огромным блюдом с бараньим рагу; рядом стояли тарелка с куском холодной телятины и миска с салатом.
Когда Тыква принесла вино и водку, вдова, по-прежнему невозмутимая и мрачная, также присела к столу: справа от нее оказался Николя, слева — Тыква; против нее оставались незанятыми места для Марсиаля и обоих детей..
Разбойник вытащил из кармана длинный и широкий каталонский нож с прочной рукояткой из рога и острым лезвием. Оглядев это смертоносное оружие со свирепым и довольным видом, он сказал матери:
— Мой жулик всегда режет на славу!.. Передайте мне хлеб, мамаша!..
— Кстати о ноже, — сказала Тыква. — Франсуа увидел эту штуку в дровянике.
— Ты это про что? — спросил Николя, не поняв, о чем речь.
— Он обнаружил там ногу…
— Человечью? — вскинулся Николя.
— Да, — подтвердила мать, кладя кусок мяса в тарелку сына.
— Вот так штука!.. А ведь яма-то была глубокая, — отозвался злодей, — но прошло много времени, и земля, должно, осела…
— Надо будет нынче же ночью бросить останки в реку, — вмешалась вдова.
— Да, так будет надежнее, — откликнулся Николя.
— Привяжем покойнику булыжник на шею, а для этого возьмем обрывок заржавевшей цепи от лодки, — сказала Тыква.
— Не так глупо придумано!.. — проговорил Николя, наливая себе вина; затем, подняв бутылку, он обратился к вдове: — Чокнитесь с нами, мамаша, это вас малость развеселит.
Вдова отрицательно покачала головой, отодвинула свой стакан и спросила у сына:
— Ну, а что с этим господином с набережной Бийи?
— Вот оно как было дело… — ответил Николя, продолжая есть и пить. — Причалив к пристани, я привязал свой ялик и поднялся на набережную; часы на военной пекарне в Шайо пробили семь, темно было, хоть глаз выколи. Я прогуливался вдоль парапета с четверть часа и тут услышал, что кто-то тихонько идет сзади; я замедлил шаг; какой-то человек, с ног до головы закутанный в плащ, покашливая, подходит ко мне; я останавливаюсь, останавливается и он… Все, что я могу сказать о его физиономии, — это то, что носом он уткнулся в плащ, а шляпу надвинул на глаза.
(Мы напоминаем читателю, что этот таинственный незнакомец был нотариус Жак Ферран; решив отделаться от Лилии-Марии, он в то же утро спешно отправил г-жу Серафен к Марсиалям, которых надеялся сделать орудием своего нового преступления.)
— «Брадаманти», сказал мне этот господин, — продолжал свой рассказ Николя, — ведь таков был пароль, о котором мы уговорились со старухой, чтобы мне узнать нужного человека.
— «Черпальщик», — отвечаю я, опять же, как было условлено.
— Вас зовут Николя? — спрашивает он.
— Именно так, сударь.
— А лодка у вас есть?
— У нас их целых четыре, господин хороший, ведь такое у нас ремесло: мы из поколения в поколение лодочники и черпальщики. Чем могу вам служить?
— Вот что надо бы сделать… если вы не струсите…
— А чего нам трусить, сударь?
— Вам придется понаблюдать за тем, как кто-то будет тонуть из-за несчастного случая… но только придется этому несчастному случаю помочь… Вы меня поняли?
— Ах, вот оно что, сударь, стало быть, надо, чтобы кто-то нахлебался воды из Сены, словно бы по неосторожности? Ну что ж, мне это подходит… Но так как блюдо-то лакомое, к нему дорогая приправа потребуется.
— Сколько надо будет… за двоих?
— За двоих?.. Стало быть, двоим придется отведать бульона из реки?
— Да…
— Пятьсот франков с головы, сударь… так что совсем не дорого!
— Согласен на тысячу франков…
— Только денежки вперед, господин хороший.
— Две сотни вперед, а остальные — потом…
— Вы мне что, не доверяете, сударь?
— Не доверяю! Ведь вы можете прикарманить мои двести, франков, не выполнив своего обещания.
— Ну а вы, сударь, когда дело будет сделано и я попрошу у вас остальные восемьсот монет, можете мне сказать в ответ: «Спасибо, сейчас сбегаю за ними!»
— В таких делах без риска не обойтись; ну так как: подходит вам это или нет? Двести франков наличными, а послезавтра на этом же месте, в девять вечера, я вам заплачу остальные восемьсот франков.
— А как вы узнаете, заставил ли я этих двоих нахлебаться речной водицы?
— Не беспокойтесь, узнаю… это уж моя забота… Значит, по рукам?
— По рукам, сударь.
— Вот вам двести франков… А теперь слушайте внимательно: вы узнаете старую женщину, что приходила к вам домой сегодня утром?
— Узнаю, сударь.
— Завтра или послезавтра, самое позднее, она снова к вам пожалует, часа в четыре пополудни; она станет вас ждать на берегу напротив вашего острова, с ней вместе будет белокурая девушка; старуха подаст вам знак, помахав платком.
— Так, сударь.
— Сколько нужно времени, чтобы доплыть от берега до вашего острова?
— Добрых двадцать минут.
— У вас какие лодки, плоскодонки?
— Дно у них ровное, как ладонь, сударь.
— Вы заранее незаметно приладите на дне одной из лодок люк с крышкой, так, чтобы его можно было быстро открыть, вода хлынет в отверстие, и лодка мигом пойдет ко дну…. Вам все понятно?
— А то как же, сударь! Ну и хитры же вы! У меня как раз есть старая, полусгнившая лодка, я хотел пустить ее на дрова… вот она и подойдет для этой последней поездки.
— Итак, вы отплываете с вашего острова в этой лодке с задраенным люком; следом за вами плывет другая лодка, надежная, на веслах там сидит кто-либо из вашей семьи. Вы пристаете к берегу, сажаете к себе в лодку старуху и белокурую девушку и направляетесь обратно к острову; однако, на нужном расстоянии от берега, вы наклоняетесь и делаете вид, будто вам надо что-то там привести в порядок, открываете люк, а сами быстро прыгаете в другую лодку, что плывет рядом с вами; между тем как старуха и юная блондинка…
— Хлебают водицу из одной и той же чашки… так оно и получится, сударь!
— И вы уверены, что вам никто не помешает? А ну как появятся на реке завсегдатаи вашего кабачка?
— Не тревожьтесь, сударь. В этот предвечерний час, а особливо зимой, к нам никто не заходит… Это у нас, как говорится, мертвый сезон; ну а коли вдруг кто и появится, это делу не помешает, напротив… ведь все они — надежные друзья.
— Превосходно! Впрочем, вы ничем не рискуете: решат, что лодка потонула, потому что изветшала, а старуха, которая приведет к вам девушку, исчезнет вместе с нею. Наконец, для того, чтобы увериться в том, что обе утонули… вследствие несчастного случая, вы можете, если они появятся на поверхности реки или если они уцепятся за борт второй лодки, вы можете, говорю я, изо всех сил попытаться им помочь и…
— И помочь им… пойти ко дну. Заметано, сударь!
— Надо также, чтобы эта прогулка по реке произошла после захода солнца, чтобы, когда они окажутся в воде, вокруг уже было совсем темно.
— Нет, сударь, так дело не пойдет; если будет мало света, как мы узнаем, что обе женщины уже вдоволь нахлебались водицы или им надо ее еще добавить?
— Это верно… Что ж, тогда несчастный случай произойдет перед самым закатом.
— В добрый час, сударь. Скажите, а старуха не может чего-нибудь заподозрить?
— Нет. Сев в лодку, она шепнет вам на ухо: «Надобно утопить малышку; перед тем как лодка пойдет ко дну, вы мне подайте знак, чтобы я могла спастись вместе с вами». Вы ответите старухе таким тоном, чтобы усыпить все ее подозрения.