Страница 3 из 18
Я кивнул, это понятно, даже если истребить всех-всех мужчин в этих степных племенах, через десять-пятнадцать лет у них будет новая грозная армия. В каждой семье по семь-десять, а то и больше детей, а у кочевников каждый мужчина — воин. У троллей, тем более у огров, рождаемость, как догадываюсь, не в пример скромнее, в затяжных войнах они проиграют точно.
ГЛАВА 2
Крылья несут мощно и красиво, я непроизвольно забирался выше и выше, мир становится шире, а я кажусь себе просто всесильным. Под нами проплывают зеленые пятна, которые даже мне кажутся лугами, хотя это обширные леса из могучих деревьев.
Растенгерк всматривался с повышенным вниманием, опасно свешивался с боков, заставляя меня одним из крыльев работать чуточку больше.
— Можно чуть ниже? — попросил он.
— Можно, — буркнул я.
Показалась узкая полоска извилистой реки, за ней встопорщилась, как гребень рассерженной ящерицы, каменистая насыпь. Справа и слева вызывающе ярко желтеют барханы песка, а дальше два изумрудных пятна небольших оазисов.
— Вон там! — закричал он.
Я застопорил крылья в растопыренности и скользил дальше, как щепка по тихой реке, неподвижный и как можно более неприметный. Внизу проступили точки крохотных шатров, начали различаться муравьиные фигурки коней и людей.
Мои глаза настороженно отслеживали каждое движение, нас пока не замечают, отважные и гордые тоже смотрят чаще под ноги и под копыта, чем на небо.
— В вашем племени точно нет Ледяных Игл, Костяных Решеток или подобной гадости?
Он потряс головой.
— Никогда не было!
— Что так?
— Мы ценим честный бой!
— Это очень хорошо, — сказал я с удовлетворением. Хотя мое понятие честного боя гораздо шире, но всегда приятно иметь дело с людьми, у которых понятия более узкие и строгие. — Благородство везде ценится. По крайней мере, должно. Но так у вас было десять лет тому… Как сейчас?
Он произнес с достоинством:
— Есть ценности, что не меняются!
— Это хорошо, — согласился я. — Что ж, рискнем. Но все-таки плохо, что летать не можешь. А хотя бы спланировать?
— Это как?
— Как сорванный ветром лист, — сказал я и ощутил себя поэтом. — Он тоже не брякается, как камень, а плывет, покачиваясь и опускается медленно…
— Не хочу, — ответил он. — Голова закружится, если столько покачиваться. Мужчина не должен покачиваться!
— Тем более воин, — поддакнул я. — Гордый сын степей!
— Точно, господин дракон!
— Ну, — сказал я со вздохом, — мы драконы не гордые, опустимся и снизойдем сами.
Растенгерк промолчал, а я изменил снова угол положения крыльев и с осторожностью пошел вниз. Растенгерк не стал ждать, когда нас заметят и начнется паника, поднялся во весь рост, держась за высокую иглу гребня, размахивал свободной рукой и орал во весь голос.
Я поинтересовался:
— Тебя на окраину?
— А можно ближе к центру? — спросил он и добавил извиняющимся тоном: — Пусть увидят вашу мощь, господин дракон…
— Ты ж говоришь, твои сородичи воинственны весьма и чрезмерно?
— Очень, — подтвердил он с гордостью и так же поспешно уточнил: — Но они и разумны.
— И воюют? — усомнился я. — Ладно, все мы местами молоды. Только не хотелось бы, чтобы накинулись с мечами и топорами. Меня такое слегка обидит…
— Я покричу им еще!
— Хорошо, — пробурчал я, — кричи погромче. А я подыграю…
Нас заметили не сразу, огромная черная тень моих крыльев трижды прошла наискось через стойбище, пугая коней. Первыми подняли головы дети, прозвенел их крик. Из шатров начали выбегать мужчины, почти у всех в руках мгновенно появилось оружие, словно каждый и спит с ним.
Растенгерк едва не сорвал голос, пытаясь заставить этих неистовых романтиков рассмотреть не просто грозного дракона, но и человека на его спине. Наконец кто-то увидел, а потом и опознал до того, как я снизился на дистанцию выстрела из лука. Судя по бедным шатрам и одежде из грубо выделанных шкур, племя очень небогатое, если говорить дипломатично. Своих Ледяных Игл у таких точно не отыщется, а предположить, что некто уже успел как-то забежать вперед и держит меня на прицеле, — попахивает даже не откровенной трусостью, а паранойей.
Я сделал еще круг, чтобы рассмотрели Растенгерка получше и убедились, что действительно он, затем осторожно опустился на свободное место в центре стойбища, здесь наверняка общие собрания, сложил крылья, подняв тучу пыли и заставив пошатнуться шатры, и тут же застыл, как каменное изваяние.
Растенгерк, продолжая улыбаться и вздымая победно руки, поспешно спустился на землю. Воины, ощеряясь копьями и дротиками, смотрели больше в страхе на ужасного дракона, чем на неожиданно вернувшегося их давно исчезнувшего ярла.
Он встал перед моей мордой и закричал снова:
— Опустите оружие!.. Это я, Растенгерк, а это мой друг! Не сердите его, он одним вздохом может испепелить все на расстоянии мили… а то и двух!.. Нет-нет, он это не сделает, он наш друг!
Раздвинув воинов, вышел высокий мускулистый воин с суровым лицом, где шрамов и морщин поровну, волосы наполовину седые, но поджар и явно все еще силен.
— Рад тебя видеть, сын мой…
Голос его звучал ровно и сильно, обращался к Растен-герку, но смотрел на меня. Растенгерк ринулся навстречу, они обнялись и долго хлопали друг друга по спине и загорелым плечам, обильно проливая скупые мужские слезы.
Воины, убедившись, что Растернгерк — действительно Растенгерк, теперь вообще не отрывали взглядов от огромного и ужасного дракона, закованного в блестящую броню костяного панциря и лат. Из шатров выглядывали и тут же прятались испуганные женщины и очень любопытные дети.
Растенгерк наконец выговорил с чувством:
— Спасибо, дядя Чегерд.
Воин сказал с суровой теплотой:
— Твой отец умер, пусть Морской Конь примет его отважную душу, теперь я твой отец. А мои сыновья — твои братья.
Растенгерк преклонил перед дядей колено.
— Спасибо, доблестный Чегерд. У меня остался один брат, но и то не знаю, жив ли. Сразу пятеро твоих сыновей — это просто милость и благоволение богов! Я благодарю великого Морского Коня, что послал мне такую родню.
Чегерд взглянул через его плечо на меня. Лицо его оставалось напряженным, а в глазах вспыхивали и с трудом угасали огоньки опасения и страха.
— Уверен, что этот дракон не пожрет здесь все?
— Уверен, дядя.
Чегерд поднял Растенгерка с колен, сам все еще не отрывает от меня настороженного взгляда.
— Я слышал, — сказал он осторожно, — их почти невозможно приручить…
— Он не приручен, — ответил Растенгерк.
Воины попятились, широкий круг вокруг меня стал еще шире. Чегерд сказал напряженно:
— Но как же…
— Это великий дракон, — объяснил Растенгерк, — повелитель других драконов. Поприветствуй его!
Чегерд кивнул мне и сказал небрежно:
— Приветствую тебя, великий… Ты в самом деле огромен даже для дракона.
Я проревел:
— Как и ты — для человека.
Чегерд вздрогнул, глаза полезли на лоб.
— Оно… умеет разговаривать?
Растенгерк торжествующе улыбался, воины вытягивали головы, словно старались заглянуть мне на спину. Я буркнул:
— Разговаривать я умею, а вот умеешь ли ты летать?
Чегерд ошалело замолчал, Растенгерк увидел, что я зашевелился и разминаю лапы перед прыжком в небо, сказал торопливо:
— Великий Шумил, я еще раз клянусь в дружбе и надеюсь на развитие нашего союза… а пока желаю тебе успеха!
Пусть везде будет опора твоим крыльям!
Я наклонил голову и прорычал благосклонно:
— Благодарю, ярл. Нужна будет помощь — зови. Вот тебе чешуйка с моего брюха! Брось в огонь, я почую. Но помелочам не тревожь, понял?
Стойбище осталось далеко внизу и все еще уменьшается, уползая со всей долиной под брюхом из поля зрения. Я не зря сказал насчет мелочей, теперь эти айсоры вообще не позовут меня из гордости, в то же время осознание моей поддержки придаст им силы и уверенности.