Страница 14 из 91
Шофер принялся доказывать, что если бы подоспел кран, то тут и дела-то всего ничего: машина почти не повреждена, немного, правда, помяло. Но до Самарска рукой подать, а там он уж сам управится, за свой счет починит и очень быстро. Поскольку конец месяца, наряд не успеешь закрыть, да еще и авария — прогрессивка тю-тю.
Автоинспектор угрюмо взглянул на шофера, велел ему отойти в сторону, а сам занялся протоколом. К вечеру фургон отбуксировали назад в город, на фабрику, и там неожиданно оказалось, что в Донецк отправили не забракованную пряжу, а первосортную японскую, к тому же очень дефицитную.
Завскладом сырья Поляков всю вину свалил на молоденькую кладовщицу, которая, мол, в спешке указала грузчикам не на те мешки.
«Это что же получается? — кричал он, вернувшись к себе от директора фабрики Гальченко. — Понабирали зеленых девиц, а я за них отвечай? Грамотные, извольте, десятилетки поокончали, а в голове — тряпки да… как их… шейки-твисты. Вот-вот, целый день тринды-ринды, а спецификацию… Где спецификация на черниговскую партию, я вас спрашиваю? — размахивал Поляков указательным пальцем перед носом кладовщицы. — Где?»
Чубук оставил работников фабрики разбираться в возникшей ситуации, однако счел необходимым упомянуть об этом факте в рапорте своему начальству. Поскольку же трикотажная фабрика расположена в Петровском районе, случай с пряжей стал известен начальнику отделения БХСС майору Гафурову.
Администрация фабрики объявила строгий выговор кладовщице и заведующему складом за недобросовестное выполнение служебных обязанностей, о чем Гафуров сразу узнал лично от директора фабрики Николая Артемьевича Гальченко. Вероятно, на этом майор и поставил бы точку, но ему пришла мысль поинтересоваться, не ускользнуло ли что-нибудь от внимания автоинспектора Чубука.
Через час на столе Гафурова лежала сводка дорожных происшествий на территории области за прошлые сутки. Об аварии на Красоновском мосту не упоминалось ни словом.
«Выходит, Валиев соврал. С какой стати?» — спросил сам себя майор и принялся пальцами тереть горбатый нос. Затем он вызвал сотрудника своего отделения старшего лейтенанта Павелко и велел уточнить, во-первых, не вкралась ли в сводку ошибка и, во-вторых, в самом ли деле у шофера Валиева есть в Самарске девушка.
Через несколько дней Павелко доложил, что сводке ГАИ целиком можно доверять. Что касается Валиева, то в Самарске, на Матросской, 22, живет женщина, которую он часто навещает. Проживает с мальчиком, очень похожим на Валиева, по крайней мере так говорят ее соседи. Но фамилия…
Гафуров дал понять старшему лейтенанту, что эти подробности мало его интересуют. Важен сам факт, что такая женщина существует, следовательно, шофер фургона мог сделать крюк ради нее, а затор на мосту придумал для оправдания.
История с японской пряжей всплыла в памяти вновь накануне Международного женского праздника. И вот в связи с какими обстоятельствами.
Кроме центрального Красного рынка, который старожилы иногда называют Маврикиевским, потому что когда-то тут стояли лабазы знаменитого купца Маврикиева, в Петровском районе областного города существовал еще и базарчик, называемый Клинчиком. Этот Клинчик был известен милиции как место тайных сделок маклеров и жуликов черного рынка. Гафурову он даже во сне снился. Внешне это был обычный базар, где торговали красивыми певчими птицами, фантастическими представителями аквариумного мира, а также разнообразным кормом для этой фауны. Но при желании тут можно было купить что угодно, например, партию дефицитной керамической плитки или, скажем, осциллограф, в зависимости от спроса. Нет, этот товар на Клинчике не продавали, тут только заключали «джентльменские» соглашения, обменивались адресами, в тайну которых иногда удавалось проникнуть и майору Гафурову. И тогда он проводил операции, в шутку названные Павелко «Здравствуйте, я ваш дядя!».
В начале марта на Клинчике была задержана вертлявая молодая женщина, которая из-под полы торговала так называемыми водолазками. Для Гафурова это была вообще-то мелочь, если бы он не обратил внимания на два обстоятельства. Водолазки были изготовлены из розовой японской шерсти, а таких изделий давно не водилось ни в магазинах, ни на торговых базах города. Этикеток на водолазках не было, женщина клялась, что не было их и тогда, когда она «брала товар у какого-то бродяги, чтоб ему галушка в глотку не полезла! Плакали ее денежки, да еще и стыда теперь не оберешься…»
Сама она рыдала в кабинете старшего лейтенанта милиции Павелко, а он тем временем перебирал бумаги на столе и удивлялся, что в человеческом организме таятся такие неисчерпаемые запасы жидкости. Пододвигая стакан с водой, иронически думал: «Может, она ее сразу перельет в слезы? Так сказать, по законам соединяющихся сосудов».
Павелко улыбнулся, не подозревая, что эта улыбка подействует на его собеседницу лучше всякой воды. Слезы у молодой женщины сразу высохли.
— Вам смешно! — воскликнула она с видом человека, оскорбленного в наилучших чувствах. — А как я мужу в глаза посмотрю? Да он у меня знаете какой? Сам директор с ним за ручку, портрет на Доске почета… — И перешла на жалобный шепот: — Выгонит, ей-богу, выгонит из дому. Вы не говорите ему, а?
«Вот этого не обещаю, — подумал старший лейтенант, — а даже совсем наоборот. Головомойка дома тебе, голубушка, не помешает, не повредит».
Павелко решительно пододвинул к себе стопку бумаги и взял ручку.
— А теперь, гражданка Костюк, давайте все по порядку. Следовательно, в четверг, 7 марта, на Клинчике к вам подошел незнакомый человек и сказал… Что он вам сказал? Постарайтесь вспомнить как можно точнее. Напоминаю, что это в ваших же интересах.
Майор милиции Гафуров позвонил Гальченко.
— Это ты, Рахим? — загудела трубка басом директора трикотажной фабрики. — Давненько мы с тобой не виделись. А может, оно и лучше? — Гальченко засмеялся.
С Николаем Артемьевичем Гафуров встретился на рыбалке. Их лодки нередко можно было видеть рядом против Заячьего острова. Почему этот кусочек земли среди Днепра назывался Заячьим, напрасно гадать — зайцев на нем не водилось, как не водилось лисиц, медведей и волков. Зато росла там ива, в стороне от диких зарослей, одна-единственная на весь островок, своего рода зеленый зонтик, под которым в нестерпимую жару, когда, наверное, и рыба изнемогает, так как перестает клевать, можно отдохнуть, оставив лодки на плаву. Вот тут они и познакомились — Гафуров и Гальченко, а поскольку были большими поклонниками рыбалки, то очень скоро нашли общий язык, и случайное знакомство переросло в дружбу.
Николай Артемьевич встретил майора в дверях своего просторного кабинета приветливой улыбкой, за которой все же скрывалась тревога, и велел секретарше никого не впускать.
— Доброго здоровьица, Рахим! — сказал он, гостеприимным жестом хозяина приглашая Гафурова в мягкое кресло у зашторенного окна. — Если б ты знал, какую леску я достал! Высший класс!
Рядом они составляли классическую пару — маленький, сухощавый Гафуров и румянощекий здоровяк Гальченко, под которым, казалось, прогибался пол. Майор взглянул на него снизу вверх, подмигнул и, блаженно закрыв глаза, потонул в кресле.
— Богато живешь, Артемьевич, — сказал он то ли с осуждением, то ли с завистью. — Не кабинет — хоромы.
— Это еще до меня. — Гальченко достал из холодильника бутылку минеральной воды и, на ходу откупоривая ее, поискал глазами стаканы. — Матяков оборудовал. Любил показуху, ох как любил… Кое-что пришлось убрать, все остальное осталось в наследство.
— Боржомчик попиваешь?
Николай Артемьевич ткнул пальцем в пуговицу на животе.
— Жжет… У Матякова был свой стиль. Скажем, на прием к нему записывались за три дня вперед. Никто не мог понять, зачем введен такой порядок. Если, конечно, вообще можно назвать это порядком. Но и не роптали, и знаешь, почему? Это уже потом секретарша призналась. Заходит, например, Иванова, Матяков встречает ее около дверей: «Мария Петровна? Здравствуйте, здравствуйте! Как здоровье вашего сына?» Мария Петровна, ясное дело, растрогана — еще бы, сам директор знает, что у нее болен сын. Такой занятой человек, а вишь… И никогда ей не догадаться, что секретарша заранее собирает сведения о всех, кто записался на прием. Забыла уже Мария Петровна, с чем и пришла, удовлетворил Матяков ее просьбу или отказал. Следует сказать, что он никогда не отказывал. На приемах говорил: «Разберемся», на производственных совещаниях: «К этому вопросу мы еще вернемся». Так и крутился.