Страница 36 из 37
— Я потерялся! — Старик наконец поднял голову. — Я спустился, не могу понять, откуда и зачем... Я вышел и теперь не знаю, как вернуться...
Вряд ли эти слова вызвали у него сочувствие. Но просто так захлопнуть перед ним дверь он не мог. Кроме того, казалось, он где-то его видел. Нет сомнений, что старик из их подъезда. Теперь он определенно вспомнил и эту впалую грудь, и торчащие ключицы, и опущенные плечи, и довольно длинные, совершенно белые спутанные волосы, и взгляд слегка водянистых глаз... Наутро его конечно же будут упрекать, что не помог соседу, да к тому же еще и такому пожилому.
Он решился. Переступил порог квартиры. Осторожно, чтобы не разбудить домашних, закрыл дверь. Из сотен углов радостно навалилась темнота, обглодав до призрачных теней и без того тощие силуэты всего видимого. Он нашарил на стене лестничный выключатель, но тот лишь зловеще щелкнул — жильцы годами не могли договориться друг с другом о замене перегоревшего автомата. Единственной надеждой был сквозной, проходящий по всей высоте здания эркер, если так еще можно было назвать пространство, в которое жильцы десятилетиями сваливали всякую дрянь; по виду он был более старым, чем здание, которое казалось к нему пристроенным.
— Не волнуйтесь, — проговорил он медленно, словно стараясь подавить досаду на то, что все-таки пришлось покинуть квартиру. — На каком этаже вы живете?
— Я же говорю... Не помню... — ответил старик.
— А как вас зовут?
— Нет, я и этого не знаю, голубчик... Как будто у меня никогда и не было собственного имени... — почти простонал потерявшийся. — Простите вы меня...
Откуда-то тянуло сквозняком. Он нес с собой подвальную сырость, запах плохо вымытых бочек из-под кислой капусты, застарелого табачного дыма и вечно готовящихся обедов. Якову захотелось вернуться домой за курткой. Но это только затянуло бы неприятную ситуацию. Он попытался вспомнить, кто живет на нижних этажах, кто над их квартирой. По именам он не знал никого. И вообще, большой вопрос, знакомился ли он когда-нибудь с кем-нибудь из этих людей? Должно быть да, но это было, конечно, очень давно. Лица. Да, некоторые лица он припоминал. Он с ними раскланивался, когда сталкивался в холле на первом этаже. Одно из таких лиц, несомненно, принадлежало этому бедняге. Он взял его под руку и решил попытать счастья...
Поднимались они медленно. Комнатные тапки шлепали. Незавязанные ботинки старика цеплялись о края ступеней. Темнота наполнялась глухими звуками.
— Ключа у вас нет, значит, дверь осталась открытой... — проговорил он только затем, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Он и сам не знал, почему они не остановились на следующем этаже. Старик дышал тяжело. Вздыхал. Яков подумал: интересно, он такой сгорбленный от возраста или рождение навалило на его спину это печальное бремя? Сейчас он вполне определенно чувствовал, что ему жаль старика. Но все-таки, почему бы тому было не постучать в другую дверь? В их подъезде более сотни квартир. Сколько этажей, он не знал. Сам жил на девятом. Те, кто выше, его не интересовали. Правда, он предполагал, что здание было очень высоким, даже слишком высоким. К тому же его несколько раз надстраивали. Современная Вавилонская башня. Сначала для приличия даже уговаривали жильцов дать согласие на проведение работ, позже никто уже ни о чем не спрашивал. Появлялись новые почтовые ящики, этому предшествовали перекрещивающиеся леса из металлических труб, очкарики с теодолитами и чертежами на прозрачно-голубоватой бумаге, лебедки и подъемники, ругань прорабов, штабеля досок для опалубки, перекрикивания столяров и сантехников, куски штукатурки, трубы разных диаметров, железяки в форме подков и клиньев, брус, какие-то рейки, пачки электродов для сварочного аппарата, сбитые гнезда ласточек, разлетевшиеся перья, мертвые птицы, котлы с вспузырившимся гудроном; то и дело подъезжали новые и новые грузовики, осевшие от арматуры, блоков и свежих, только что с завода, гипсокартонных плит...
Спутник молчал. Только очень слышно дышал. Казалось, он весь состоял из чего-то шуршащего...
В одной из рам эркера не хватало стекла. Яков на мгновение оставил старика. Нерешительно просунул голову и посмотрел. Жуть. Как внутри пустого ствола дуба. А вместо белой сердцевины редкие отблески. На дне груда всякой всячины.
Время утекает. Безвозвратно перетекает из одного стеклянного пузыря в другой. Лучше было бы отдыхать. А не карабкаться в темноте по лестнице с убогим стариком, бессмысленно взбираясь по ступенькам, спотыкаясь о грязные коврики, пустые винные бутылки, коробки, пластмассовые ящики, сломанные плиты, просиженные кресла и другое старье, вытащенное на вечную стоянку. Да, в конце концов, куда они идут? Неужели у этого несчастного нет никаких близких?
— Ха-джи-та-на-си-е-вич, — читал он по складам надпись на бронзовой дощечке.
Старик пожал плечами.
— Данило Ал. Видакович, дипломированный и зарегистрированный судебный переводчик? — с трудом разобрал он на следующей двери.
Старик отрицательно покачал головой.
— Маржик?
— Абрамович? Зорка и Светозар?
— Клашня? Служащий?
— Сидор Исидорович?
— Мрсач?
— Шойка?
— С болью и скорбью сообщаем родным и друзьям, что в день... ?
— Траян — Трайче Трайкоски?
— Зечина?
— Йован Форсан? Пенсионер?
— Милин? Дипломированный специалист, инженер-гидростроитель?
— Любисавич, один длинный звонок? Динич, два коротких?
— Острачанин?
— Голубан Чук?
— 187?
— 188?
— Ваван?
— Петрович?
— Хране Томова Ракочевич?
— Вивот Юстина, вдова?
— Опечатано на основании Решения № 73829/1997 следственных органов МВД?
— Бумбарашевич?
— Перушина?
— Грациела Савич-Савич, прима драмы Национального театра?
— Райче?
— 204?
— Т. Кастелац? Пилот?
— «Квадратура», агентство недвижимости, купля, продажа, обмен, посредничество, полная юридическая гарантия?
— Речевич?
— Илич-Узеирбегович-Хорват?
Имена. Фамилии. Род занятий.
Имена. Фамилии.
Имена.
Ничего.
Они присели на пачки старых газет отдохнуть. Насколько это было возможно, он пытался разглядеть его лицо, черту за чертой. Хотя из бровей старика не торчало ни одного «дикого волоска», зрачки его были мутными, словно столетиями неусыпно бдели над бескрайним морем бед и страданий. Да и морщины вокруг влажных глаз, поперек лба, вдоль щек и по краям губ казались прорезанными не старостью, а постоянным выражением боли на его лице. А когда старик поднял правую руку и длинными пальцами медленно провел по волосам, кожа на его кистях оказалась совсем молодой, без пятен, гладкой. Неужели он, Яков, который так долго осторожничал и колебался, теперь с легкостью поверит печальному незнакомцу? И почему у него такие — слишком длинные — рукава? Разве не похожа его рубашка на смирительную? Что это за странный человек? И что ему на самом деле надо?
— Кто ты такой? — почти выкрикнул Яков.
Старик сжался, еще больше сгорбился.
— Ты меня слышишь? Кто ты? Кто? Отвечай! — Яков схватил его за плечи.
— Ближний... Я просто ближний... — то ли повторял потерявшийся, то ли из ночи доносился чей-то плач, чье-то жалобное причитание.
Они двинулись дальше. Табличек с номерами этажей больше не было. Судя по ослабевшему запаху из подвала, они забрались довольно высоко. А может быть, это притупившиеся органы чувств обманывают их, выдают кружение за продвижение вперед.
Ничего не менялось. Пористые двери квартир выглядели одинаковыми. Звуки тоже.