Без единого свидетеля

— Могу я поговорить с вами, сэр?

Хильер с показным беспокойством посмотрел на наручные часы. Увы, ему немедленно нужно отчитаться перед заместителем комиссара о только что завершившейся пресс-конференции, деловитым тоном сообщил он.

— Я отниму у вас не более пяти минут, сэр, — ответил Линли — и это крайне важно. Сэр, — добавил он, выдержав многозначительную паузу, значения которой Хильер не мог не понять.

— Очень хорошо, — решил уступить Хильер. — Хеймиш, прошу нас извинить. Сержант Нката покажет вам, где находится оперативный центр группы расследования.

— Уинстон понадобится мне при разговоре с вами, — сказал Линли.

Строго говоря, это было неправдой, просто он уже некоторое время ощущал растущую необходимость показать Хильеру, что дело об убийствах подростков ведет не помощник комиссара полиции.

Наступило напряженное молчание, во время которого Хильер словно оценивал, насколько серьезно Линли нарушает субординацию.

— Хеймиш, пожалуйста, подождите нас здесь, — произнес он наконец.

И повел Линли и Нкату — не в свободную комнату, не к лестничному пролету, не к лифту, который отвез бы в его личный кабинет, а в мужской туалет, где велел констеблю в форме, занятому опорожнением мочевого пузыря, немедленно освободить помещение и занять пост снаружи, не позволяя никому войти.

Прежде чем Линли успел сказать хоть слово, Хильер произнес с вежливой улыбкой:

— Пожалуйста, больше никогда так не делайте. А иначе вы снова окажетесь одетым в форму констебля, причем так быстро, что даже не заметите, кто застегнул молнию на ваших штанах.

Любезный тон Хильера не сбил Линли с толку, он-то знал, сколь высок будет накал разговора, поэтому попросил Нкату:

— Уинстон, будь добр, оставь нас, пожалуйста. Нам с сэром Дэвидом нужно поговорить, и тебе этого лучше не слышать. Возвращайся в оперативный центр и узнай, что сумела выяснить Хейверс по списку пропавших без вести. Особенно важно — удалось ли узнать что-то по поводу возможности опознания одного тела.

Нката кивнул. Он не спросил, следует ли взять с собой Хеймиша Робсона, как ранее распорядился Хильер. Напротив, он был рад, что полученная команда давала ему возможность показать, кто является для него авторитетом.

Когда он ушел, первым заговорил опять Хильер:

— Ваше поведение недопустимо!

— При всем моем уважении к вам должен сказать, что недопустимо ваше поведение, а не мое, — парировал Линли.

— Как вы смеете…

— Сэр, я буду ежедневно сообщать вам обо всех деталях расследования, — перебил его Линли, стараясь, однако, не повышать голоса. — Я буду стоять перед телекамерами, если вам этого хочется, и сидеть рядом с вами на пресс-конференциях. И буду приводить с собой сержанта Нкату. Но ни при каких условиях я не передам вам свои полномочия по руководству расследованием. Вы не должны вмешиваться. Только так мы сможем добиться успеха.

— Вы хотите, чтобы пересмотрели ваше соответствие занимаемой должности? Поверьте мне, такое устроить будет совсем нетрудно.

— Если вы считаете, что это необходимо, то так и должны поступить, — ответил Линли. — Но, сэр, вы должны понимать, что у любого дела может быть только один руководитель. Если таким руководителем хотите быть вы, то перестаньте создавать видимость, будто расследование веду я. Но если вы не хотите его возглавлять, то прекратите вмешиваться. Вы уже дважды принимали решения, не ставя меня в известность заранее, и третьего сюрприза мне совсем не хочется.

Лицо Хильера окрасилось в цвет закатного неба. Тем не менее он ничего не сказал, видимо оценив спокойствие Линли в такой сложной ситуации. Несколько секунд он молчал, взвешивая услышанное.

— Я хочу получать ежедневные отчеты, — процедил он наконец.

— Вы получаете их. И будете получать в дальнейшем.

— И психолог останется в команде.

— Сэр, на данном этапе нам меньше всего хочется выслушивать психологическую заумь.

— Нам пригодится любая помощь, какую только возможно получить! — Хильер возвысил голос — Газетчики всего в двадцати четырех часах от начала воя и хая. Вы знаете это не хуже меня.

— Знаю. Но еще мы оба знаем, что теперь, когда стало известно о других убийствах, шум поднимется в любом случае, раньше или позже.

— Уж не обвиняете ли вы меня…

— Нет! Вы сказали журналистам то, что следовало сказать. Но как только они начнут копать, то сразу набросятся на нас, и в том, что они предъявят столичной полиции, будет много правды.

— На чьей вы стороне, Линли? — гневно вопросил Хильер. — Эти мерзавцы сейчас вернутся в редакции и начнут выискивать все про предыдущие убийства, а потом обвинят нас — не себя! — в том, что ни одно из убийств не попало на первые полосы их же газет. После чего начнут размахивать флагом расизма, и тут уж взорвется вся общественность. Нравится вам или нет, мы должны опережать их хотя бы на шаг. Психолог — один из способов этого добиться. Только и всего.

Линли задумчиво молчал. Мысль о том, что им придется принять в свои ряды психолога, была ему ненавистна, но он не мог не признать пользу, которую принесет присутствие такого специалиста: полиция предстанет в более выгодном свете перед наблюдающими за расследованием журналистами. И хотя сам Линли не считал нужным придавать слишком большое значение телевидению и прессе — так как процесс сбора и распространения информации с каждым годом становится все более позорной деятельностью, — он мог понять желание помощника комиссара сосредоточить внимание журналистов на успехах расследования. Если они начнут возмущаться тем, что полиция Большого Лондона не сумела установить связь между тремя предыдущими убийствами, то полицейские окажутся вынужденными тратить свое время и силы, пытаясь найти оправдание такому упущению. И от этого не выиграет никто и ничто, за исключением, может быть, владельцев газет, которые увеличат продажи, раздувая пламя общественного негодования. Что сделать совсем нетрудно, ведь общественность распаляется быстрее, чем потревоженный дракон.

— Хорошо, — сказал Линли. — Психолог останется. Но только я буду определять, что он видит, а чего не видит.

— Идет, — ответил Хильер.

Они вернулись в коридор, где в полном одиночестве их дожидался Хеймиш Робсон. Чтобы занять себя чем-нибудь, психолог углубился в изучение доски объявлений, которая висела на некотором расстоянии от туалетной комнаты. Так что Линли невольно почувствовал уважение к Робсону.

— Доктор Робсон, — окликнул он психолога.

— Прошу вас, зовите меня Хеймиш, — ответил Робсон.

— Теперь вами займется суперинтендант, Хеймиш, — сказал Хильер. — Желаю удачи. Мы рассчитываем на вас.

Робсон перевел взгляд с Хильера на Линли. Глаза за позолоченной оправой очков были настороженными. В целом же выражение лица маскировалось седеющей бородкой. Когда психолог кивнул, на лоб упала прядь жидких волос. Он отбросил ее. Искрой вспыхнуло на руке золотое кольцо-печатка.

— Я буду рад делать все, что в моих силах, — ответил он. — Мне понадобятся полицейские отчеты, фотографии с места преступления…

— Суперинтендант предоставит вам все необходимое, — сказал Хильер и обратился к Линли: — Держите меня в курсе событий.

С этими словами он кивнул Робсону и зашагал к лифту.

Пока Робсон наблюдал за тем, как удаляется Хильер, Линли, в свою очередь, получил возможность внимательнее рассмотреть незваного члена команды. И в результате решил, что психолог достаточно безвреден. Было что-то успокаивающее в его темно-зеленом кардигане и бледно-желтой рубашке. Галстук к этому наряду Робсон подобрал консервативный — однотонный, коричневого цвета, и такого же цвета были его весьма поношенные брюки. Невысокий и пухлый, он был похож на добряка дядюшку, обожаемого всей семьей.

— Вы работаете с психически ненормальными преступниками? — спросил Линли, чтобы хоть как-то начать непринужденную беседу, и повел Робсона к лестнице.

— Я работаю с умами, чье единственное избавление от страданий — в совершении преступлений.