Следы на воде

Я стаскиваю с катера того, который бил Сашка, и мы с ним в воде продолжаем бороться. Я весь в крови, хотя вода и смывает ее… Подъехали товарищи. Бандиты им кричат: «Мы сейчас и вас обработаем!» Но, видно, все же испугались и дали деру. Мы не стали их догонять, знали — никуда они не денутся.

Сашка вытащили из воды без сознания и повезли в Херсон. Катер вел уже я. Приехали на водную станцию. Милиция вызвала по телефону «скорую помощь» и следователя из прокуратуры. Следователь сразу стал требовать от всех нас: «А ну дыхните!» Я был абсолютно трезвый, и все мои друзья тоже — ведь мы еще не обедали. А вот с Сашком вышла чепуха. Когда мы его везли, он был без сознания, в крови. Жена вытащила из багажника флакончик со спиртом и обтерла ему голову. На этом основании, как мы ни переубеждали, следователь сделал вывод: «Легкое опьянение, установленное по запаху…»

Бандитов этих поймали. Милиция охотилась за ними четверо суток. Какой-то Семеняка, второй — по фамилии Крутых. Пока, правда, не судили, все никак дело не закончат…

— И Чайкун скрывался?

— Тоже в плавнях прятался… Меня больше всего удивило, где он с теми рецидивистами связался и чего их из Сибири принесло сюда, на Херсонщину, мало им других мест на земле!

— Ваш край богатый! — улыбнулся Коваль. — Тут и рыба, и зверь, и деньги у людей есть…

— Это верно, у нас — Клондайк. Днепр — золотая жила, — подтвердил Комышан, показывая, что и он, как говорится, не из глины леплен и кое-что читал в своей жизни.

— А кто же все-таки был четвертый? — поинтересовался Коваль. — Вы говорите, женщина…

— Вот с четвертым просто диво какое-то, — развел руками Комышан. — Все в один голос твердят, что их было только трое.

— Вы видели кого-нибудь из них после драки? Встречались?

— С Чайкуном встречался… Э-э!.. — вдруг спохватился Комышан. — А ведь пиво наше греется!..

Он залпом выпил стакан и снова наполнил его.

— Потом они приезжали ко мне в больницу — я там пролежал три недели, — предлагали деньги, чтобы дело прикрыть.

— И Чайкун?

— Нет, только эти двое.

Комышан подумал, что не стоит рассказывать, как Петро пытался передать через Настю кожанку в подарок, но она не взяла.

Коваль заметил, что инспектор запнулся на миг.

— Я им сказал, — продолжал далее Андрей Степанович: — «Хлопцы, мне ваших денег не нужно и ничего от вас не хочу. Встретимся когда-нибудь, тогда и разберемся, кто кому что должен».

— Они могли это понять как угрозу.

— Я не хотел с ними никаких дел иметь. А Сашко пролежал в больнице два с половиной месяца, после чего поехал в санаторий. Оказывается, они дали ему тысячу рублей, чтобы он долечился…

Коваль внимательно вглядывался в худощавое лицо Комышана, который сминал проволочку и в конце концов скрутил ее так, что она стала маленьким шариком. Дмитрий Иванович старался понять: способен ли человек, сидящий перед ним, на убийство? Он соединял в одну цепь имевшиеся у него факты, анализировал характерные черты Комышана: упорство, вспыльчивость, даже жестокость, но не видел у него явной злобной мести. Комышан быстро вспыхивал и так же быстро успокаивался. А потом глаза — суровые во время рассказа о браконьерах, они одновременно таили в себе и едва заметные иронические искорки; инспектор словно бы и не злился на этих губителей природы, не проявлял к ним ненависти и, привыкнув воевать с ними, в глубине души признавал как неизбежность сам факт их существования. Бороться с браконьерами — это была его работа, и он должен был выполнять ее хорошо, как любую работу.

— Это не я с ними встречался, а они со мной, — продолжал Комышан, отложив в сторону скатанную в шарик проволочку. — Когда в больницу приехали. А на воде с ними снова столкнулся уже в конце года. Если вам интересно… — Комышан заметил проницательный взгляд Коваля и почувствовал неловкость. — Я вам как на духу, как на следствии, — неожиданно сказал он, не догадываясь, как близок был к истине. — Давайте лучше допьем пиво… Сегодня в Доме культуры кино… Я, наверно, полгода там не был. Дома — телевизор. Цветной. Настя обрадовалась, что не пошел на дежурство, — может, хоть в клуб с ней загляну. Мы-то смотрим телевизор на Красной хате, в свободное от работы время. Чтобы не отрываться от культуры и не одичать, — улыбнулся он.

Коваль поддерживал атмосферу взаимного расположения, установившуюся в разговоре. Хорошо понимал, что благосклонность к нему Комышана вызвана не только тем, что он ходил с ним на дежурство. Немного загадочная личность дачника, о котором печется сам начальник областной инспекции, разрешив ему жить на Красной хате и даже поездить с инспекторами, заинтересовала их всех. И если Коваль, пригласив к себе Комышана, имел свою цель, то и Андрей пришел в гостиницу, тоже надеясь, что дружба с приятелем начальника инспекции может пригодиться и ему.

— Ну что же. В кино так в кино. В вашем Доме культуры я еще не бывал… А все же интересно, как вы снова встретились с ними?

— Где-то в начале декабря в инспекцию пришла жалоба, что объявились какие-то браконьеры. Из письма получалось, что орудуют все те же Семеняка и Крутых. А они парни лихие — за два-три часа ночью берут триста — четыреста килограммов рыбы, всякой: и сазана, и сома, и осетра, а попорют, поранят — и того больше. Зимой, скажем, в низовье Днепра рыба на ямах стоит. Семеняка и Крутых хоть и не здешние, но с ними всегда кто-то из наших, которые хорошо знают места, где собирается рыба. Опускают фару на четыре-пять метров и, когда большая рыба вокруг света соберется, колют ее баграми.

Получили мы задание из Херсона от начальника и вместе с Козаком-Сирым выехали на лиман. Место, где самые свирепые браконьеры бьют рыбу, мы знали, у нас его называют «корыто»… Значит, приехали к маяку, в залив, побыли там часа два. Вдруг смотрим — из-под Станислава идут три лодки. В каждой по человеку. Все лодки на быстром ходу, рвутся вперед в направлении села Геройского, как раз туда, где есть зимовальные ямы. Мы с Сирым сразу поняли, что это за люди…

Уже начало смеркаться. Лиман стал свинцовый, и лодки сливались с водой и небом. Сначала думали пойти следом за браконьерами и подкрасться к ним, зайти с двух сторон. Однако, поразмыслив, отказались от этого плана, — подкрадываться нужно было на тихом ходу со скоростью три-четыре километра в час, почти как на веслах, иначе спугнешь и не задержишь. Лодки-то у них особые… Обычно моторы работают на семьдесят втором или семьдесят шестом бензине. Но эти варвары что-то в них переделывают и гоняют на девяносто третьем. На таком горючем ходит лодка быстрей, не догонишь. Правда, моторы свои они сжигают за два-три месяца, и потом продают за бесценок, покупают новые. Но не жалеют, затраты легко покрывают рыбой.

Поразмыслив, мы решили вернуться, взять еще две лодки с инспекторами или дружинниками. Так и сделали. Приехали на Красную хату, поужинали, посмотрели кинофильм, а около двенадцати двинулись назад, на «корыто». Понимали, что, пока ужинаем и развлекаемся, они там бьют рыбу, сердце у нас болело, но что поделаешь — должны были поймать на месте преступления, чтобы конфисковать, согласно закону, лодки, оштрафовать и отбить охоту лезть в зимовальные ямы. Да и весной, когда рыба пойдет на нерест, чтобы не совались на воду. Если не поймаешь на горячем, не будет достаточных доказательств, никакой суд тебя не поддержит, и выскользнут они из рук правосудия как угри.

Когда подъехали ближе к ямам, на воду уже лег туман. Я заглушил мотор, за мной — и остальные инспектора. В тумане ничего не видно было, только слышим, как разрывается лиман от грохота. Это они уже понабивали мешки рыбой и убегают. Браконьеры опытные и домой с рыбой, где их может ожидать засада, не поедут. Знал, что свезут добычу куда-нибудь в глухой уголок плавней, откуда и заберут позже.

Туман, конечно, помешал. Мы двинулись на шум моторов, проехали немного, остановились, а их лодки ревут уже где-то сзади. Снова гонимся. Словно по кругу ходим, не поймешь, где чей грохот, но все же выскакиваем прямо на них. Однако они дали газу и опять скрылись в тумане. Вполне могли удрать, но туман и их сбивал с толку. Наконец мне посчастливилось догнать одного. Чуть было не ушел. Крутит лодкой то туда, то сюда. Бросился наперерез ему. Ударил носом в мотор. Моя лодка на дыбы встала, его — воды черпанула. Чуть не перевернулись посередине лимана. Моторы заглохли. Гляжу: да это же Чайкун, который летом меня едва не убил. Кричу в сердцах: «Вот теперь я с тобой расквитаюсь!»