Страница 3 из 63
Лента событий снова оборвалась.
— А зачем ваш дедушка поехал в Лесную? К кому?
— Не знаю!
— Значит, поехал Андрей Иванович Гущак в Лесную один, а вы остались в городе?
Василий молчал.
— В котором часу отошла электричка?
— В восемнадцать двадцать.
— Где вы были после того, как ушли с перрона?
— Я уже говорил.
— Напомните.
— Гулял по городу.
— Встретили кого-нибудь из знакомых?
— Нет.
— Выходит, никто не может это удостоверить? — изображая ироническое сочувствие, спросил Суббота.
— Леся Скорик. Она была на комсомольском собрании в институте. Мы встретились.
— Когда?
— Около одиннадцати.
— Когда отошла электричка с вашим дедушкой?
— В восемнадцать двадцать.
— Вы это хорошо запомнили? Именно в восемнадцать двадцать?
— Дедушка торопился на эту электричку.
— И словом не обмолвился, зачем едет в Лесную, почему спешит?
Василий покачал головой. Всем своим видом он словно говорил: ну какого черта вы снова и снова спрашиваете одно в то же! Ловите меня на слове?
— У вас есть родственники в Лесной?
— Нет.
— А знакомые?
Василий только раздраженно пожал плечами.
— Математику знаете? Отнимите от двадцати трех восемнадцать двадцать. Сколько? Четыре часа сорок минут. Почти пять часов! И вы все это время бродили по городу?
Василий Гущак ниже наклонил голову, и Суббота почувствовал, что именно в этом расчете времени и кроется ключ ко всему делу. У следователя были улики против молодого Гущака, но косвенные. Если бы Василий признался в убийстве старика, то для обвинения хватило бы и этих улик.
Валентин Суббота вспомнил, как на практических занятиях учили будущих юристов накапливать для обвинения не только прямые улики, но и косвенные. «Умейте их замечать, анализировать, сопоставлять. Но не очень полагайтесь на них, — говорил профессор, — потому что из одних косвенных шубу не сошьешь». И напоминал изречение из Достоевского о том, что из сотни кроликов нельзя составить лошадь, как и из сотни подозрений нельзя составить доказательства.
Молодой следователь хорошо помнил, что цепь косвенных улик должна быть замкнутой, иначе она рассыплется. А для этого необходимо признание Гущака-младшего.
Ветерок принес через открытое окно пьянящий запах липы. Суббота прислушался к шуму города, который словно прокатывался по старому зданию управления внутренних дел. Запах липы вызывал какие-то неясные, но приятные ассоциации, однако следователь не стал углубляться в них. Не до этого. Ему впервые доверили серьезное уголовное дело, и он должен во что бы то ни стало добиться успеха. Какие дела были у него до сих пор? Нарушение техники безопасности на производстве, мелкие кражи, в которых повинны несовершеннолетние.
Он добился санкции на арест заподозренного в убийстве Василия Гущака, делая упор на то, что это человек скрытный и склонный к неожиданным вспышкам, способный вследствие внутренней психологической борьбы пойти на что угодно.
Валентин Суббота хорошо знал, что должен быть объективным, и не только потому, что на суде сразу обнаружат предвзятость следствия. И все-таки невольно поддавался гипнозу улик, которые просто-напросто очаровывали его, едва ему удавалось хоть как-то увязать их друг с другом. Весь ход его мыслей постепенно принял направление обвинительное, и любая попытка подозреваемого отойти от этого направления вызывала у Субботы раздражение. Он ведь заведомо считал Василия виновным.
Из памяти молодого следователя еще не выветрились положения о том, что надо быть осторожным при оценке улик, ни в коем случае не горячиться, избирая версию, и не идти слепо за первой попавшейся, не доверяться первому впечатлению и очень настороженно относиться к уликам, которые как бы сами идут в руки. Это были верные правила. Но если не из чего выбирать, если возможна лишь одна-единственная версия?!
Конечно, придумать их можно сколько угодно. По принципу аналогии. Непреднамеренное убийство во время ссоры? Ведь для того, чтобы столкнуть старика под колеса поезда, не требуется больших усилий. Самоубийство, похожее на убийство? Тоже возможно. Прижизненный удар по голове, засвидетельствованный медицинской экспертизой, мог ведь оказаться и следствием несчастного случая: ну, скажем, старик упал, ударился головою о рельс и уже после этого попал под колеса.
Можно было бы поинтересоваться и окружением старого репатрианта. Но если человек уехал за границу в молодости, а возвратился спустя десятки лет, на родине никого не знает и всего-навсего через две недели гибнет при подозрительных обстоятельствах, то здесь речь может идти, пожалуй, лишь о том, что преследовала его канадская мафия, от которой сбежал он в Советский Союз. Может быть, ее «черная рука» настигла его и уничтожила? Вряд ли. Но как бы то ни было — не ехать же, в конце концов, ему, Валентину Субботе, в Канаду, чтобы изучать там окружение эмигранта Гущака! Незачем притягивать за уши и другие версии, которые только отнимут время и запутают дело!
Валентин Суббота не боялся упреков в том, что он, дескать, поленился рассмотреть и проверить разные версии. Упрекают того, кто не раскрыл преступление. А в своем успехе следователь был уверен. Рано или поздно этот студент, припертый к стене по крохам собранными уликами, вынужден будет поднять руки вверх и признаться.
— Молчание — не лучший способ защиты, гражданин Гущак!
Молодой следователь приготовил студенту сюрприз. И весь разговор между ним и Гущаком был, с точки зрения Субботы, лишь подготовкой к решающему моменту.
Он уже заметил, что хитрить парень не умеет, он или отрицает свою вину, или попросту молчит, и когда дело дойдет, как любил говорить преподаватель уголовного права, до упрямых улик, ему некуда будет деваться. Это решающее доказательство ложности показаний молодого Гущака лежало в ящике стола Валентина Субботы, и он только и ждал подходящей минуты, чтобы нанести удар.
Эта минута приближалась, и Суббота почувствовал, что и сам начинает волноваться. Ему стало душно, и он немного ослабил узел галстука. В противоборстве двух сил за плечами следователя стоял закон. Следователь имел преимущество, потому что играл белыми и делал ход первым. Но и подозреваемый тоже имел кое-какие, пока не известные Субботе, ходы.
Да, необходимо свалить противника одним ударом. Оглушить. Затем, не дав опомниться, применить тонкий психологический прием, который полностью его разоружит и выдаст на милость победителя. Все должно произойти молниеносно. Следователь уже давно понял, что Василий Гущак — крепкий орешек. В какую-то минуту он даже показался Субботе похожим на него самого. Но тут же, спохватившись, Суббота подумал, куда же девать в таком случае Ламброзо?..
Снова запахло липой. Суббота включил настольный вентилятор, чтобы отогнать этот дурман. Вентилятор шлепнул резиновыми лепестками, а потом тихо зашелестел, еле слышно присвистывая. Но запах липы не исчез, а по-прежнему кружил голову.
Суббота думал и о липах, и о почти ровеснике своем, Василии Гущаке. Их поколение летает в космос, в Арктику, строит электростанции на сибирских реках. А этот коренастый парень убил своего старого деда, чтобы завладеть долларами и сундуками с импортными тряпками. Все это Субботе было так противно, что он не мог преодолеть в себе отвращение и смотреть на Василия Гущака беспристрастно. Неужели ради каких-то долларов можно пойти на преступление?! Тем более, со временем Василий все равно бы их унаследовал. Субботе не хотелось в это верить, но ведь иначе исчез бы мотив преступления…
Не имея возможности разобраться в этом противоречии, следователь снова мысленно переключился на липы и другие посторонние предметы. Чтобы выдержать затяжную паузу, которую пытался навязать ему подследственный, подумал, что липы под окном посажены давно, быть может, около ста лет назад, когда строился этот каменный дом с широкой железной лестницей, которая так и гудит под ногами, символизируя своим массивным видом незыблемость и силу закона.