Страница 49 из 66
Все это оживало в рассказах Казгирея Эльдару при их частных совместных поездках.
Рассказывая о недавнем прошлом Эльдару, Казгирей не обошел подробностей встречи с Шардановым. Если бы он знал, какую бурю поднимет этот рассказ в душе Эльдара, он, несомненно, был бы более осторожен. Эльдар, однако, сумел подавить в себе гнев и дослушал, сообразив, что ему небесполезно все это знать.
— Будь благоразумен, — взывал Казгирей к Шарданову. — Посмотри, как мало нас, кабардинцев, на нашей земле. Мы клок черных волос на белом коне. В любой день постромка может сорвать этот клок. Вот-вот мы исчезнем, как исчезли наши единокровные убыхи с берегов Черного моря. Оглянись! Смеет ли кабардинец направлять клинок на кабардинца? Мусульман объединяет вера, споры должны решаться по шариату.
Что отвечал на это Шарданов?
— Слушай, Казгирей. Когда стараются опалить друг другу усы, тогда шутки долой. Знаешь ли ты эту пословицу? Какой мужчина позволит опалить себе усы? Ты говоришь о шариате. Да, сейчас идет спор: быть порядкам, заведенным нашими предками, или не быть? Нас выгнали из наших домов… Кто? Чувячники. Здесь Коран ни при чем. Не Коран надо поднимать над головами преступников, а карающий меч империи. И сейчас мне помощник не ты, а Аральпов.
— Послушай, Берд, помнишь ли ты притчу Руми о винограде? О том, как взаимное непонимание может привести к- несчастью, «способно дружбу подменить враждой»?
— Нет, — сказал князь, усмехнувшись, — рифма — это прекрасно, но нам нужна не звучная, острая рифма, нужен клинок. Пожалуй, сейчас более уместен замысел Аральпова. Он хочет снимать с большевиков кожу, натягивать на барабаны, барабанным боем сзывать людей на битву. Это, конечно, жестоко. Но и мне, признаюсь, сейчас больше рифмы нравится свист нагайки. Я заметил, что чувячники лучше всего танцуют под этот свист… Так-то, друг Казгирей! Обнаглевшие чувячники хотят сидеть с нами рядом, на одной бурке…
Что еще услышал Эльдар от Матханова?
Из типографии Казгирея вышло новое обращение к мусульманам. «Когда два зверя дерутся, охотнику остается клок шерсти, — говорилось в обращении. — Когда дерутся два брата — это уже не два лезвия одного кинжала. Пусть мусульманин подаст руку мусульманину, а кинжал оставит на поясе». Это воззвание Казгирей разослал по всем аулам, его читали в мечетях, сам Матханов по пятницам приезжал к верующим.
В дальнем ауле за Тереком красноармейцы, покупавшие лошадей и сбрую, узнали, что в мечети приезжий человек осуждает большевиков, которые покупают у кабардинцев коней для того, чтобы воевать против кабардинцев. Красноармейцы — они были из части, входящей в отряд Инала Маремканова, — схватили Казгирея. Командир потребовал схваченного к себе. Инал знал, кто арестован. Но он встречался с Казгиреем наедине впервые после двенадцати лет. Не просто это было им обоим. Инал вышел для встречи на порог дома, и уже одним этим он многое объяснил и предупредил. Сына Кургоко и брата Нашхо он встретил почтительно, спокойная решимость светилась в его глазах.
— Ну рассказывай, Казгирей, что случилось, — сказал он, стараясь и на этот раз не терять хладнокровия. — Помни, что хоть я сейчас и не в своем доме, но тут уже не один раз бывал твой брат Нашхо. Это дом наших общих друзей. Я много знаю о тебе и от Нашхо, и от других людей. Я охотно открою тебе свое сердце, уверен, что и ты не станешь со мною лукавить. Справившись с волнением, Казгирей заговорил:
— Рад, что ты встречаешь меня миром, Инал. Я тоже предпочитаю говорить о мире, и в этом первая непосредственная причина того, что я схвачен твоими людьми.
— Ты препятствовал действиям моих бойцов.
— Да, и я объясню тебе, почему я это делал. Я не хочу видеть оружия, занесенного над кабардинцем, а тем более когда оружие это в руках кабардинцев же!.. Ты, Инал, стал известным народу человеком. Не кажется ли тебе, что сейчас происходит то же самое, что, согласно легенде, произошло в Бзуканском ауле, когда два жемата перебили друг друга из-за сита? Мы губим народ, а справедливость только в одном: в религии, в шариате. Наше оружие — Коран…
— Нет, я не думаю, что происходящее напоминает легендарный случай в Бзуканском ауле. Тут драка не из-за сита. Это надо понимать. Надеть в степи на коней путы, это значит отдать коней волкам на растерзание. Ты, Казгирей, хочешь опутать революцию цепями религии, хочешь остановить нас, удержать нашу руку… А мы лишь устраняем с дороги тех, кто хочет задержать нас. Как же так? Опустить руки? Чтобы нас опять топили в пучине? Помнишь притчу твоего любимого поэта Руми:
Прочитавши стих, Инал улыбнулся веселой, доброй улыбкой.
— Ты удачно вспомнил Руми, — отвечал Иналу Казгирей, сохраняя спокойствие.
— Валлаги, — закончил беседу Инал. — Я еще мальчиком мечтал потягаться с тобой в словесном споре… — Инал замялся, — и в чтении стихов… Но знаю, тут мне не превзойти тебя… Больше не буду… Наши пути, Казгирей, еще не раз сойдутся. Мы знаем твои добрые стремления, и нам хотелось бы, чтобы ты ушел отсюда не врагом, а другом… Подумай и о том, чем была бы Кабарда без русских. Куда ей идти без тех русских людей, которых вы, шариатисты, заодно с темными старухами считаете ивлисами? Вдумайся, Казгирей!
С этими словами Маремканов отпустил Казгирея на все четыре стороны, отрядив несколько всадников проводить его до безопасных мест. Молодые воины, недавние сохсты, считали за честь сопровождать Матханова.
Казгирей решил ехать к своим старикам.
Еще не доехав до родного аула, он услышал страшную весть: конники Шарданова, считая, что Казгирей, как и его брат Нашхо, ушел к большевикам, схватили старого Кургоко в качестве заложника, а потом расстреляли его, а мать пустили по миру. Дом сожгли, увели скот, коней, увели и прекрасного жеребца, внука давнего Кабира.
Потрясенный известием Казгирей думал: куда скакать дальше? К Шарданову? Нет, с Шардановым он должен встретиться иначе. Вернуться к большевикам? Нет, он должен встретиться иначе и с Иналом. И у него созрел план: кликнуть клич, собрать войско, объединить под знаменем ислама всех, кто хочет сражаться за справедливость, свободу, равенство среди мусульман. Пусть мулла, пусть карахалк, князь или уорк — все равно! Если он кабардинец, если он за шариат, пусть идет в войско Матханова.
Он заговорил об этом со своими спутниками, и молодые сохсты тут же вынули кинжалы. Они стали первыми воинами священной шариатской колонны. Своими клинками Они коснулись клинка Казгирея, поклявшись человеку, достойному, по их мнению, почестей имама…
…Не сразу все это поведал Казгирей, но прямота, с какою он рассказывал, может быть, и не совсем простодушная, сделала свое — Эльдар простил ему и Шарданова…
— Не пора ли сделать привал, Эльдар? По сидим, помолчим немного… Что-то грустно, — прервал Казгирей рассказ.
Выбрали место под кустами посуше, разостлали бурки, откупорили фляги. Оглядывая местность — теперь он хорошо знал холмы и пади, ведущие к родному аулу Казгирея, — весь под впечатлением услышанного, Эльдар проговорил:
— Отсюда близко к твоему аулу.
— Это, кажется, единственный аул, который я стараюсь объехать стороной, — не сразу отвечал Казгирей. — Сам аллах не знает, когда найду я в себе силы заглянуть туда.