Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 66



Стрелявшего не нашли.

— Да и как найти, — рассуждали люди, — если выстрел был с неба. Не столько выстрел, сколько голос самого аллаха. И то ли еще будет!

Коляска с Сарымой и сопровождающими ее Казгиреем, Эльдаром, Астемиром неслась по пыльной дороге. Сарыма лежала на подушках, прикрытая буркой. Астемир сидел рядом, придерживая раненую. На одной ступеньке стоял Эльдар, на другой — Казгирей. Несколько всадников скакали впереди, сгоняя с дороги мажары, подводы, табуны.

Прискакали как раз вовремя. Доктор Василий Петрович собирался в дальний аул: какой-то джигит распорол живот своему кровнику.

Больница на двенадцать коек помещалась рядом с бывшим реальным училищем, где расположилась теперь первая в Кабарде школа-коммуна. Степан Ильич Коломейцев, не оставляя партийной работы, стал ее первым заведующим.

Не успели раненую внести в помещение, как прибежал, узнав о несчастье, Степан Ильич и молча сел в стороне. За последнее время Коломейцев отпустил бородку, что очень шло ему. Бородка, подстриженные усы, неизменный галстук с гарусными шариками, которые так нравились Лю, сразу сделали его похожим на учителя.

С волнением все ожидали заключения врача. В больнице не было даже операционной. Сарыму положили на школьный стол, недавно с разрешения Степана Ильича перенесенный сюда из училища.

Уже смеркалось. Из-за дверей слышались тихие распоряжения доктора, плеск воды.

Рана была опасная. Пуля вошла в левую лопатку.

Эльдар никогда прежде не бывал в больнице. Незнакомый и неприятный запах, мелькание халатов, приглушенные голоса, тихий, таинственный звон инструментов — все это подавляло его.

Одна из сестер, Наташа, пронесла зажженную керосиновую лампу.

— Спросите, не нужна ли еще лампа? — остановил ее Коломейцев.

Сестра вернулась со словами:

— Доктор говорит, что нужна бы.

Степан Ильич встал, Матханов остановил его:

— Позвольте, я сам пойду. У Нашхо есть хорошая лампа. — Казгирей поправил пенсне, вскинул голову и шагнул к дверям. — Будем верить, что все кончится благополучно. Не унывай, Эльдар.

— Спасибо тебе, Казгирей, за твою доброту, — сказал Эльдар. — В тяжелую минуту аллах ниспослал мне столь высокого человека с сердцем друга и брата. Знай, никогда не забуду я этого.

— Не надо сейчас об этом говорить, — отвечал Матханов, останавливая Эльдара. — Я исполняю обычай наших отцов — и только. Я мусульманин… Лампу пришлю.

Эльдар не успокаивался:

— Прошу тебя, сейчас же расскажи обо всем Нашхо… Нашхо должен знать об этом бандитском деле… А я… Я клянусь своею кровью, что отыщу злодея, пролившего кровь Сарымы… Хоть под землей, хоть в огне, хоть в ледяных щелях Эльбруса! Я знаю, чья тут рука.

— Ты знаешь, кто стрелял? — спросил Казгирей.

— Я знаю, кто направлял руку стрелявшего, кто повинен.

— Кто же?

— Нет, пока не надо называть это имя.

— Почему же? — удивился Степан Ильич.

— Не надо. Так будет лучше.

— Валлаги! — проговорил Казгирей. — Мне нравится твоя осторожность… Не делай ничего лишнего, а придет время, ты сам будешь искать виновных, твоих кровников…

Эльдар, занятый своими мыслями, не понял намека Казгирея, но Степан Ильич пытливо взглянул на Матханова: как это Казгирей, которого всегда особенно возмущал закон кровной мести, защищает верность дикому обычаю?

— Будешь искать кровника? — спросил Степан Ильич, когда Матханов вышел.

— Найти его нелегко как раз потому, что я знаю, кто он, — с прежней загадочностью отвечал Эльдар.

— То есть как это?

— Да вот так, Истепан Ильич, — грубовато отвечал Эльдар.



— Кто же это?

— Истепан, сейчас не надо об этом говорить.

— Ну, как хочешь… Только не дело большевика — расправа по обычаю мести… И странно слышать такой призыв от Матханова…

— Я ему выпущу кровь с затылка…

— Да, не шутки! — Степан Ильич вздрогнул, хотя и прежде приходилось ему слышать эту страшную клятву. Она означает неукротимость мстителя, безжалостность к врагу.

Разговор был прерван появлением Наташи. Ее глаза возбужденно светились. Из-под беленькой косынки выбивалась прядка золотисто-огненных волос. На ладони у девушки лежала пуля. Наташа потрогала ее узким пальцем с розовым ноготком.

— Степан Ильич! Смотрите… Вот! — сдерживая волнение, Наташа показывала пулю то одному, то другому.

— Давай сюда! — И не успела девушка отдернуть руку, как Эльдар сгреб пулю в кулак.

Наташа испуганно отшатнулась: — Что ты? Зачем ты так? Эльдар поднял руку с зажатой пулей и заговорил торжественно по-кабардински:

— Будешь жива — клянусь, никогда ни один волос не упадет с твоей головы, а каждого, кто повредит тебе, заставлю зубами грызть землю, выкапывать из земли камни…

«Как сильно любит он Сарыму, — думала Наташа, следя за Эльдаром… — В чем он клянется? Быть добрым или злым?»

— Успокойся, — ласково проговорила На таша. — Слышишь? Сарыма будет жить… Ну, успокойся же, не плачь!

Степан Ильич оглянулся и увидел, что Эльдар и в самом деле уткнулся лицом в стену и его широкие плечи вздрагивают.

Очень кстати с улицы открылась дверь и внесли лампу.

— Казгирей и Нашхо прислали, — доложил посыльный в папахе и показал на великолеп- ную лампу на длинной бронзовой ножке, под матовым абажуром.

Из операционной послышался стон Сарымы. Эльдар бросился к двери, Степан Ильич удержал его.

В дверях показался доктор. На его халате были пятна крови.

— Сейчас же уведите его отсюда, Степан Ильич, — потребовал доктор. — Да и сами уходите. Возвращайтесь завтра утром. Думаю, все будет благополучно. Забирайте, забирайте его. А за лампу спасибо.

Дверь захлопнулась.

Казгирей, сын Баляцо, да Келяр ждали Эльдара и Степана Ильича на улице.

Так и шли они вчетвером, притихшие, по обезлюдевшему, темному Нальчику к окраинным домам с конюшнями, в которых разместился отряд Эльдара.

Лишь привычка к темным улицам без единого огонька на весь квартал помогала путникам верно ступать по дырявым мосткам тротуара…

За широким тополем блеснул месяц.

Пролилась кровь, но кому мстить — аллаху? Великое смирение, молитва и душевный трепет — вот что должно стать ответом на знамение небес. То ли еще будет с ивлисами, отвернувшимися от закона Магомета!

Женщины шептались о том, что стрелял обманутый законный жених девушки, богатый лавочник. Обиженный будто бы собирался перестрелять гостей и даже всех обитателей Шхальмивоко, однако джигиты не растерялись, выхватили клинки, зарубили лавочника.

На вопросы, что же сталось с невестой, отвечали: «Невеста истекла кровью и умерла». И еще добавляли, что это заслуженное наказание для девушки, не погнушавшейся идти замуж за большевика, командира отряда «всадников в чувяках». То ли еще будет!

О том, что убитая невеста похоронена на русском кладбище, под музыку медных труб, рассказывали друг дружке девушки, и в их тоне неизменно слышалось сочувствие жертве. Со слов очевидцев передавали, что на том месте, где пролилась ее невинная кровь, за одну ночь вырос куст и расцвели пунцовые розы. Да и как могло быть иначе? Верно — выстрел был предупреждением аллаха, но девушка, избранная аллахом для этого грозного предупреждения, все-таки ни в чем не повинна, ее выдавали замуж насильно. Естественно, аллах сам принял ее чистую душу, а пролитая кровь вернулась к солнцу цветами. Мать убитой, однако, выкрала тело и унесла с русского кладбища, и певец Бекмурза из Докшокой сочинил песню, не взяв за это ни коровы, ни даже барана…

Истина так укрылась за выдумкой, что добраться до нее было труднее, чем матери распеленать и не потревожить младенца.

Матханов, конечно, знал о пересудах, какие вызвало происшествие на свадьбе Эльдара, и относился к ним по-особому. Ему был на руку их религиозно-символический смысл: знамение неба… розовый куст… божья кара… возмездие…

Он не препятствовал распространению домыслов и не торопился с поисками преступника, стрелявшего в Сарыму.

Нашхо сначала удивился, потом понял брата.