Страница 21 из 66
Эльдар видел перед собою джигита лет двадцати двух, сильного и ловкого. От верховой езды на морозе раскраснелись щеки на смуглом скуластом лице, молодые усы были подстрижены. Чуть косые глаза смотрели из-под дорогой кубанки остро и пытливо, когда оглядывали незнакомого человека, но их выражение сразу же менялось, как только Инал переводил взгляд на Степана Ильича. Тогда они выражали почтительность и преданность. Степан Ильич иногда и сам поглядывал такими же глазами на своего спутника…
— Садись, Эльдар, на коня! — сказал Инал по-кабардински. — Хабиж! Вот тебе товарищ, принимай его.
Четыре всадника на двух конях переправились вброд через мелководный Урух. Река уже была подернута ледком.
Эльдар размышлял: что же означает эта встреча?
Довольно долго всадники поднимались по ровному пологому склону, и когда наконец въехали в аул, совсем стемнело.
Собаки лениво поглядывали на незнакомых всадников. По дворам слышалось мычание коров, кое-где еще звенели ведра, вспыхивал огонек и на землю ложился свет от открывшейся двери.
Степану Ильичу все казалось незнакомым, как будто он никогда прежде и не ходил по этой улице.
— Вот новый дом старого Кургоко, — хмуро сказал Инал, когда всадники поравнялись с длинным белым забором, из-за которого виднелись заиндевелые ветви сада.
— Ну, как старик? Думаю, он доволен своим сыном Казгиреем.
— Доволен.
— А Нашхо?
— Нашхо не менее ученый человек. Он учился на юриста в императорском университете. В городе Одессе.
— Ишь ты!
Степан Ильич помолчал…
— Вот этот подъем я узнаю. Мы, кажется; уже у цели. Кто же теперь живет здесь? — Степан Ильич кивнул в сторону дома, где шесть лет назад жил он сам.
Инал ответил, что там живет теперь муфтий[17] Имамов. Человек весьма богатый и весьма зловредный.
— Это плохо, — заметил Степан Ильич. — Чем меньше этот сосед увидит, тем лучше для нас…
Таинственность происходящего волновала Эльдара.
По возможности бесшумно подъехали всадники к дому. Их встретили младшие братья Инала. Спешились. Во дворе под седлами стояло еще несколько коней. Урара, добрая старая Урара, встречала сына на пороге. В доме, как на тхало, пахло горячими лепешками, бараниной, чесноком, махсымой. Урара, предупрежденная Иналом о том, что в этот вечер соберутся его друзья, позаботилась о достойной встрече.
— Узнаешь ли ты меня, Урара? — спросил хозяйку Степан Ильич.
По ее почтительному ответу трудно было понять, узнала ли Урара своего бывшего соседа. Инал и Степан Ильич вошли в кунацкую.
Все как на тхало, но и все не так, как на тхало. В комнате было темно, света не зажигали. Не было заметно, что люди собрались на привольное пиршество.
Слышались сдержанные возгласы:
— Степан Ильич!.. Инал!.. Салям алейкум! Инал усадил Степана Ильича на почетное место, занимаемое обычно тамадой.
Урара с женщинами внесли блюдо с бараниной, а братья Инала расставляли тарелки и стаканы.
Эльдар с любопытством наблюдал необыкновенное собрание, не похожее ни на что из того, что случалось ему видеть. Многие из гостей были русскими. Говорили главным образом по-русски, и все — русские и кабардинцы — обращались к Степану Ильичу, а не к Иналу, который усердно разливал в стаканы махсыму и раскладывал баранину по тарелкам. Пиршество и разговор шли в темноте. Время от времени кто-нибудь входил со двора, и тогда все затихали. «Все ли спокойно?» — спрашивал Инал и ему отвечали: «Вокруг все спокойно». Его братья несли дозор.
Когда заговорил Степан Ильич, все затихли. Он говорил долго, и все слушали его. А потом многие из гостей сразу же стали собираться в дорогу…
Сильные впечатления не помешали, однако, Эльдару хорошо покушать и крепко заснуть.
Еще не рассветало, когда Степан Ильич с Эльдаром и Инал со своим охранителем — остроглазым балкарцем — выехали со двора.
Таким образом, Эльдар, собственно, и не видел ни аула Прямая Падь, ни его мечети, ни его красивых девушек. А видел только звезды над этим аулом, такие же, как над Шхальмивоко.
Многое еще оставалось тайной для Эльдара, но он уже чувствовал себя приобщенным к какому-то большому важному делу. Эльдар был очень доволен и горд.
Коломейцев считал, что собрание прошло с большой пользой для дела. Он говорил:
— Мы еще слабы, и тайна нас защищает. Инал возражал:
— Зачем тайна? Мы должны говорить прямо. Люди должны понять нас. Не любит кабардинец действовать исподтишка. Он говорит прямо и действует открыто.
— Люди не сразу поймут нас. Ты высказывайся прямо, но и сам берегись и береги своих товарищей. Нас пока мало, мы все на виду, нас легко переловит тот же Шарданов. Думаешь, он не хочет этого? Так пускай Шарданов не знает всех нас, не знает степени нашей сплоченности. — Степан Ильич старался растолковать, как необходима теперь осторожность.
Он видел, что Инал не вполне согласен с ним, а принимает его указание, подчиняясь старшему. Что же говорить о других, еще менее подготовленных, еще более горячих?
За Нальчиком, у развилки дорог, из которых одна уходила на Шхальмивоко, Степан Ильич остановил коня и обернулся к Эльдару:
— Здесь мы с тобой расстанемся, Эльдар, — сказал он. — Мы поедем дальше. Астемиру передай — скоро опять буду у вас. За конем заедет Хабиж… Инал, что скажешь ты?
— Передай Астемиру наш общий салям, — пробасил Инал, дружески оглядывая Эльдара. — Рад знать, что ты наш человек, Эльдар.
— О, Эльдар еще будет у нас красным командиром! — проговорил Степан Ильич, придерживая коня. — А ну, скачи. Посмотрю я, какой из тебя выйдет красный командир.
Нужно ли было Эльдару большего? Он в восторге гикнул, стегнул коня — и только его и видели…
МАЛЕНЬКИЕ БУКВЫ И БОЛЬШИЕ ДЕЛА
Большие дела приближались к тихому аулу.
Если простые чувячники, без преувеличения можно сказать, повалили в дом к Астемиру, то Муса, Гумар и прочая знать аула постарались отойти подальше, настороженные и испуганные тем, что услышали на небывалом сходе в доме объездчика, давно известного возмутителя спокойствия. При этом они стремились посеять сомнения среди тех, кому нравились речи Астемира и Степана Ильича, старались внести раздор.
Муса не видел лучей, он видел тень тучи.
А мулла Саид, прослышав обо всем этом, сделал немаловажное заключение.
— Что делает Баташев? — спрашивал он, словно на уроке в медресе, и отвечал: — Баташев отвергает адыге-хабзе[18]. Правоверные, да хранит вас аллах! Да хранит он вас от посещения дома Астемира: там не хасса, нет, там совет нечестивых.
И мнение муллы, разумеется, имело вес.
— Слышали, что сказал мулла? — спрашивали мусульмане друг у друга. — Он говорит, что в доме Астемира совет нечестивых.
Другие события постепенно заглушили интерес к возвращению Астемира и сборищам в его доме, тем более что новизна первых впечатлений проходила.
Сразу в несколько домов пришла радость: вернулись сыновья — солдаты Кабардинского полка.
До позднего вечера толпились теперь люди у этих домов, прислушивались к мужественным голосам солдат-фронтовиков. Здесь тоже не было недостатка в удивительных сообщениях. Особенно интересным, просто-таки невероятным казался рассказ о том, как Дикая дивизия, шедшая под командованием генерала Корнилова на Петроград, главный город России, для того чтобы выгнать оттуда бунтовщиков, была остановлена этими самыми бунтовщиками-революционерами… Бунтовщики вышли навстречу. С ними, по словам солдат-рассказчиков, были почтенные старики из Кабарды, Осетии и Дагестана. Они обратились к войску со словами приветствия и разъяснили, почему бунтуют, чего они хотят для себя и для своего народа, почему генералы ведут против них войска. Бывалые солдаты подтверждали, что подобные речи называются не хох, а митинг.
На вопросы, кто такие кадеты и что за штука Учредительное собрание, рассказчики отвечали недостаточно ясно, не мог этого объяснить и Астемир, догадываясь, что это не совсем то же самое, что революция.
17
Муфтий — духовный советник.
18
Адыге-хабзе — неписанные законы, обычаи.